Три года счастья (СИ) - "Kath1864". Страница 174

Знал ведь, что вернется к ней, как только уснет.

Вернется, потому что там она только его.

Только за этой черной дверью он может слышать ее сердцебиение и дышать в унисон.

Здесь все можно.

Здесь ей холодно. Так холодно, что дыхание вырывается сизым облачком, и кажется, пальцы теряют чувствительность.

Холодно без него.

Кофе горький, обжигает глотку, что Пирс просто отставила чашку на кофейный столик.

Он ведь не может не прийти. Не станет терзать ее так, ведь правда?

Ведь ему не наплевать на нее.

Правда?

Он не забудет ее и откроет эту дверь.

Кетрин ведь верит в это.

Дверь тихонько и коротко скрипит, сразу же закрываясь.

Дверь закрылась за его спиной и это точно он.

Она заметила его тень.

Теперь она может расправить свои плечи, улыбнуться, броситься к нему на встречу, в его объятья, обвить шею своими руками.

Она касается его, ослабляет узел галстука, потому что видит, как сложно ему дышать.

Она обнимает его в этой реальности, а не в своих мечтах.

Он рядом и Кетрин обнимает его, руки скользят по спине, как будто Кетрин разглаживает тяжелую ткань его черного пиджака.

Обнимает и касается, не только взглядом.

Пусть это длиться бесконечно и больше Кетрини Пирс ничего не нужно.

Все, что они испытывают и во что верят можно прочитать по взглядам.

Пирс не поворачивается, когда они стоят рядом с кофейным столиком.

Дышит через раз, но слышит, как он останавливается точно позади. Осторожно, будто боясь, кладет руки на плечо. Руки с этими длинными пальцами, теплые, что Пирс желает не отпускать, кусать и царапать по венам, накрывает его ладони своими и улыбается.

— Элайджа… Я скучала…

— Я тоже скучал, Катерина…

— Кофе?

Рука с плеча не исчезает, поглаживает, чуть сжимает, пытается успокоить.

Его взгляд вновь и вновь скользил по фигуре. Лишь одного взгляда глаза в глаза ему хватило, чтобы ощутить, то, что что-то произошло. И сердце сжалось в тот же момент, потому что взгляд у Элайджи другой, сократить разделяющее их расстояние, что было попросту невыносимо ощущать.

Прочитала по взгляду и сердце бешено стучит в груди.

Прочитала и поняла, что случилось что-то ужасное, ведь Элайджа встревожен, желает что-то сказать, но почему молчит.

Ей нужно развеять все тени сомнений.

— Говори, Элайджа…. Что случилось? — Кетрин садится на постель, скрещивает руки на груди.

— Хейли вернулась, и я позволил ей забрать Хоуп, оформил квартиру на противоположной стороне от особняка нашей семьи. Она будет жить там вместе с дочерью и Джексоном. Я сказал ей, что она не была забыта, — тихо говорит Майклсон, садясь рядом с Пирс.

— И уколол себе новую порцию боли, — ухмыляется та. — Ты еще веришь во что-то Элайджа? Веришь в то, что будешь с ней, будешь любим ею?

— Хейли женщина, которая бескорыстно полюбила меня, а у меня есть чувства к ней, — громче говорит Майлсон.

— О Боже, Элайджа Майклсон, неужели это будет длиться вечно… Любовницы… Интрижки… Боль и истерзанное сердце? Верь в свое счастье, которого не достоин, в прочем, как я. Еще не забыл, что стало с бедной скрипачкой Джиа, что стало со мной, как опалились крылья синей бабочки по имени Татия? Не забыл? — брюнетка даже пытается засмеяться. — Помнишь тот день, когда я впервые увидела тебя, когда ты коснулся моей руки и поцеловал ее, а я склонилась в реверансе.

— Коне что же помню, это было торжество по случаю Дня Рождения Никлауса, - кивает Майкслон.

— А я должна была стать главным подарком, - лицо искажается в ухмылке и он видит это. — так вот, пусть будет проклят тот день, Элайджа Майкслон. Я проклинаю тот день… Будь проклят тот день!

— Как это понимать, Катерина? — Элайджа пристально смотрит в ее глаза, брови нахмурены.

— Но чем эта волчица отличается от любой другой твой любовницы? Жалкая тень, той, которую ты не можешь забыть. Все они тени. Все они брюнетки, возможно с карими глазами. Никого не напоминает. Кто она? Первая женщина, что полюбила тебя? А как же остальные? Татья, Селест, я и тысяча тех, о которых я не знаю, и которые были в твоей жизни. Все те случайные и несчастные, что не знают, как опасно быть любимой тобой. Я знала, Элайджа, и я люблю тебя. Видимо, ты совсем не знаешь меня… Видимо ты не замечал всего этого… Я умерла… Они для тебя одинаковые, а потому все они одинаково ничто. Ничто… Твоя единственная любовь всей жизни — это Клаус, а теперь и Хоуп, семья и в этом твоя жизнь и вещи, имеющие для тебя значение, заканчиваются. Максимум можно добавить Ребекку, и то не конкурент сестренка Клаусу. На этом твоя жизнь заканчивается Элайджа. Я знала это. Знала, что ты не выберешь меня, но я все равно люблю тебя. Я знала, в какую игру играла. Хейли для тебя не отличается от других, а судьбы других и так ясны. Так, просто задумайся, даже Хейли станет ни чем для своего мужчины, для тебя, как стало со мной. Ведь ничего не изменится, она так и будет для тебя: «Еще одной», это ей придется принять, что она ничто, как приняла я. И она любит тебя « бескорыстно» Ты сейчас о ней говоришь? Она не любит тебя, а любит только твой образ. Любит костюм и образ рыцаря. Я любила любого тебя и принимала твою темную сторону. Что же станет, когда бедная Хейли столкнется с твой темной стороной и отвернется от тебя. Вот она правда… Правда в том, что она выбрала счастье с другим, а тебя отвергла, словно твое сердце, как ты там говорил: « Субпродукт, который можно выбросить. » Ты лицемер, веришь в идеальность… Если ты выбрал ее и ту боль, что причиняет тебе та женщина, так иди к ней и забудь меня. Убей меня в себе. Сделай это! — и Кетрин не сдерживается, смеется, пытается отвернуться, но Майклсон удерживает ее за запястье, валит на постель и нависает сверху, но похоже этим ее не испугать.

— Я лицемер, потому что все еще желаю быть с тобой, хотя бы здесь, где спокойно и вечный рассвет, — пытается произнести тот, заглянуть в глаза и держать за запястья, не дать освободиться.

— И на что это было бы похоже, если бы ты не оставил меня, забрал с собой, в Новый Орлеан? На что это было бы похоже, если бы мы с Клаусом не поубивали половину города или не сожгли Новый Орлеан, думаю, нам бы хватило и пяти минут. Искал бы меня в барах, если бы я и вправду что-то значила для тебя, Элайджа. Жила бы напротив особняка вашей семье, ведь вряд ли Клаус согласился жить со мной под одной крышей и не подпустил бы к Хоуп, в квартире, в которую вхож был бы только то. Жила в клетке, чтобы наблюдать, как ты решаешь проблемы своей семьи, Клауса и мило улыбался этой волчицы, становишься для нее героем, побеждаешь врагом своей семьи и ведешь ту, пустую жизнь, к которой привык, а возвращался ко мне с наступлением ночи, чтобы я зашторивала шторы, слушала и утешала, а ты бы растворялся в моих объятьях в этом огне страсти, чтобы утром уходить и продолжал вести ту жизнь, которую привык вести. Я ведь знала, на кого трачу время… Нет… Не желаю вновь верить твоим лживым словам, любить тебя всей душою, играть роль личной шлюхи рядом с тобой…

— Я разбил твое сердце… Я не достоин тебя… Я ведь не верил и не признавался в любви.

— Разбил… Был достоин счастья и покоя… Поверь… Песочный замок рухнул… Видимо мы придумали себе любовь…

Коснуться взглядом.

Сердцебиение замедляется.

И это походило на болезненную одержимость, которая завладевала разумом, отравляя сердце своим сладостным ядом, вкус ее губ, ее взгляд. Её имя Элайджа тогда шептал вновь и вновь в мыслях, ощущая нервную дрожь в пальцах, когда она так искренне улыбнулась в ответ, освещая собой его темный мир, пока сама не обратилась в черную, темную. К сожалению или к счастью, но их личные демоны могут уживаться в одном Аду. Может их тьма, должна быть единым целым.

Его истерзанная душа не обретет покоя вдали от нее.

Читать по взгляду, отпустить запястья и провести рукой по ее лицу.

Она читает и понимает, что Элайджа говорит правду.

— Я вновь прошу твоего прощения, Катерина… Я разбил твое сердце… Прости, но желаешь узнать правду, тогда послушай меня… Я не обрету покоя с другими и эта любовь была искренней. Не думай обо мне дурно….