Мне нравится твоя ложь (ЛП) - Уоррен Скай. Страница 26

Из всего, что он мог мне дать. Он мог бы взять меня посмотреть фильм. Мог бы принести мне цветок. Вместо этого он взял меня сюда, зная, что это будет значить больше всего.

Не только почему. Как?

Он не двигается. Не прикасается ко мне. Не взымает плату моим телом, пока нет.

— Я подумал, ты сможешь танцевать здесь, — он кивает на пол. — Как тогда на крыше.

О, но это не похоже на крышу. Здесь нет неровностей, нет ржавых металлических прутьев, торчащих из бетона. Пол не покрыт мелкой галькой, куски которой крошатся под воздействием стихий. Вместо этого под ногами гладкий мрамор — почти неразрушенный пол. Ветер смел все листья. Дождь смыл грязь. Он почти блестит. Не то, что крыша.

Четко увидеть Кипа не получается. Все еще слишком темно, но я могу почти поклясться, что он покраснел. Я удивлена, что он еще знает, как это делается. Это даже не цвет, скорее чувство. Может, его щедрость — это единственное, что я когда-либо почувствую. Его тихое признание того, кем я являюсь и что я такое.

В груди становится слишком тесно, а глаза увлажняются. Я подумываю опуститься на колени и поблагодарить его. Я могла бы сделать ему хорошо.

Вместо этого поднимаюсь на цыпочки и целую его в щеку. Щетина царапает мне губы, но кожа под ней теплая.

— Спасибо.

Затем я оставляю его у двери наблюдать за мной и ждать, пока я танцую, словно здесь больше никого нет. Я начинаю медленно: плие, гранд плие. И на этот раз, когда я растягиваю свое тело в гранд арабеске, я не отдираю от себя нежеланные руки — я тянусь. К нему. К небу за окрашенным потолком, которое смотрит на нас через выбитые окна. Я тянусь ко времени и месту, где мне больше не придется прятаться.

К тому моменту, когда я заканчиваю, кожа становится скользкой от пота. Даже тогда я не хочу прекращать танцевать, но небо за вершинами деревьев окрашивается в розовый от предрассветного зарева. Мне нужно возвращаться.

Но я не хочу.

Кип встречает меня в центре зала.

— У меня есть время для еще одного танца, — говорю я ему, наводя на размышления.

— Я не умею танцевать.

Это заставляет меня рассмеяться.

— Я не это имела в виду.

Он не улыбается. Его лицо более серьезное, чем когда-либо, что означает отказ.

— Я знаю, что ты имела в виду.

Я хмурюсь, сбитая с толку.

— Кип?

Его лицо похоже на каменную стену. Я жду, когда ветки поднимутся, охраняя их крепость. Я жду, когда шипы уколят. Кип хочет ненавидеть меня. Он не хочет приближаться.

Но сорняки не появляются.

На этот раз Кип наклоняет голову. У меня слишком большой шок, чтобы я склонила свою, и я слишком удивлена, чтобы ответить на его поцелуй. Я стою там, ничего не делая, позволяя его губам давить на мои, чувствуя, как его язык скользит по моей нижней губе. У меня достаточно разума, чтобы приоткрыть их, и он тихонько стонет, принимая приглашение и требуя большего.

Его руки обвивают мои бедра, прижимаясь ладонями к заднице. Я потная, но он, похоже, не возражает. Нет, он прижимает меня к себе, вбирая каждый из моих рваных вдохов ртом, пробуя соль на моей коже.

Прижимаюсь телом к нему, чувствуя его толстую каменную эрекцию под джинсами. Я раскачиваю бедрами, обещая облегчение.

Кип тут же отпускает меня и отворачивается. Я смотрю на высокую линию его широких плеч, которые двигаются вверх и вниз от его тяжелого, возбужденного дыхания.

Какого черта? Почему он остановился?

Я беспомощно кладу руку на его предплечье, но он отдергивает его.

Страх наполняет меня.

— Что я сделала не так?

— Ничего, — говорит он, но я слышу ложь.

— Кип? — Я ненавижу робость в своем голосе, ненавижу страх. Я никогда не позволяла моему отцу или Байрону видеть меня такой. С ними я всегда показывала свою сильнейшую сторону. Они могут причинить мне боль и унизить меня, но они никогда не увидят, как я плачу. Но с Кипом это кажется неизбежным. Он срывает мою храбрость, оставляя только надежду.

— Я не тот, кем ты меня считаешь.

* * *

Нет. Я хочу отмотать назад последние пять секунд и притвориться, что он этого не говорил.

— Я не просто клиент, — говорит он, и мне очень хочется, чтобы это была ложь. Возможно, случайный парень в стриптиз-клубе — плохой вариант для отношений с любой другой. Но для меня это все, чего я могла хотеть. Я не думала о том, как мы сможем быть вместе после этой ночи или следующей. Но я надеялась.

И теперь он говорит мне что-то серьезное, что-то темное, своим настолько суровым голосом, что я знаю, что это должно быть плохо.

— Тогда кто ты? — произношу я только потому, что он ожидает моего вопроса. Я не хочу знать.

Кип качает головой, и именно по этому жесту я знаю, что он собирается рассказать мне правду. Кажется, хуже быть не может, потому что я не могу ответить.

Он поворачивается ко мне и поддевает пальцем прядь моих волос.

— Хани.

Я сглатываю, чувствуя стыд.

— Это не мое настоящее имя. Это ложь.

— Это то, кто ты для меня, — бормочет он, и в этом одном предложении я слышу все, кем я являюсь для него — кем-то, кого можно трахнуть, кем-то, кого можно защитить. Кем-то, о ком нужно позаботиться. Выражение на его лице не принадлежит человеку, который хочет убедить меня в чем-то. Его челюсти напряжены, глаза прищурены от сожаления. Он предпочел бы рассказать мне что угодно, лишь бы не правду.

Я помню, что Кенди сказала мне. Опасен. Да, он опасен. Нужно только взглянуть на него, чтобы понять это. Он — смертоносная энергия в кожаных сапогах. Он — сила природы на проклятом мотоцикле. Вопрос не в том, опасен ли он. Вопрос — опасен ли он для меня?

— Ты собираешься причинить мне боль?

— Нет, — говорит он абсолютно уверенно. Настолько уверенно, что это ударяет по мне. Конечно, я знаю, что он решил сделать именно это. — Я собираюсь помочь тебе выбраться из этого.

Подозрение скатывается по моему горлу кислотой.

— Помочь выбраться мне из чего?

Его лицо темнеет.

— Я знаю, от кого ты убегаешь.

— Что, прости? — Мой смех лишен уверенности. Я не хочу ему верить. — Все равно, я убегаю не от одного человека. Их целая армия.

— Тем более — говорит он. — Я солдат.

Дом в двух километрах к югу, сказал он, когда мы приехали сюда. Так бы сказал военный. Я представляю его с подстриженными волосами, чисто выбритой челюстью. Представляю его без кожаной куртки или мотоцикла, и вместо этого вижу его в форме. Он бы хорошо смотрелся.

Предполагаю, что он и выглядел так хорошо, и мне становится плохо.

— Ты был военным?

— Служил в армии, — подтверждает он.

Вспоминаю чувство, в ту первую ночь, когда мне казалось, что в зале сидит полицейский. Человек с военной подготовкой. Именно такие люди, которых мой отец и Байрон нанимали в качестве силы.

Опасный вид.

Я делаю шаг назад.

— Ты полицейский?

— Нет, — мрачно говорит он. — У меня есть другие вещи, связанные с Байроном, но не это.

Имя мужчины, слетевшее с его уст, ударяет по мне как пощечина. Теперь оно становится реальностью.

Я пялюсь на него. Человек с военной подготовкой, который появляется в клубе. Первое, что он делает, это просит меня. Частный танец. Он не просто смотрит или трахает. Он хочет поговорить. Хочет узнать меня. Я думала, что это мило, но все оказалось ложью. Как и мое имя.

Как и вся моя долбаная жизнь.

Я делаю еще один шаг назад. Снова убегаю, но в замедленном движении. Часть меня не хочет уходить. Я помню, что Блу сказал о нем — игра на выживание.

— Ты... кто? Охотник за головами? Наемник?

— Что-то вроде того.

Отправленный, чтобы найти меня и схватить. Выследить, как животное.

— Вот почему ты встал перед Иваном? Ты не хотел, чтобы кто-то получил твой приз?

— Нет, — в его глазах блестит мучение.

— Скажи, что ты не трахнул меня, чтобы подобраться ближе. — В горле дерет. По всему телу прокатывается боль. — Скажи мне, что я ошибаюсь.