Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand". Страница 255

— Но ведь и твое сердце истерзано отчаяньем, раз ты пришел в храм, разуверившись в Боге, — сказал священник и с легкой улыбкой добавил, — Прости, что стал невольным свидетелем твоих молитв.

— Мои терзания не стоят ничего, по сравнению с тем, что должна была перенести она, святой отец, — покачал головой Эдмон, — Я боюсь даже представить, сколько слез пролила она по моей вине.

— Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Господь простит тебя, сын мой, как только ты сам себя простишь, ибо он в твоем сердце и твоем разуме. Прости себя сам, и тогда эта женщина тоже найдет в себе силы простить тебя, — сказал священник, поднимаясь, — Вера убережет тебя от зла, сын мой.

— От меня самого? — спросил Эдмон, подняв на священника насмешливый взгляд.

— Твоя душа не до конца окостенела, раз в ней нашлось место любви и вере, с которой ты пришел сюда. Ты лучше, чем думаешь о себе сам, раз раскаялся в содеянном. Пусть ты покаялся лишь в одном грехе, но зато искренне. В рай попадают не те, кто каются во всех грехах, а те, кто каются в грехах искренне. В чем толк от покаяния, если оно не идет от сердца, а идет от страха перед карой Божьей? Бога не нужно бояться, сын мой, ибо он любит нас всех, потому как мы его творения. Бога нужно любить, потому как вера без любви делает человека слепым фанатиком.

Дюран молча склонил голову и посмотрел на руки.

— Если то, что вы совершили, вы совершили по любви, то Бог простит вам это. Грешно было бы противиться велению своего сердца. Освященный Господом брак, в котором нет любви более тяжкий грех, чем прелюбодеяние, совершенное в обоюдной любви. Эту любовь даровал вам Господь, а значит он простит прегрешение и тебе, и этой женщине.

— Спасибо вам, святой отец, — Эдмон поднялся со скамьи и по обычаю хотел поцеловать руку священнику, но тот поднял его за плечи и сказал:

— Не за что сын мой. Я помолюсь за тебя и твою возлюбленную.

— Спасибо, святой отец, — Эдмон с жаром пожал руки священника. Тот лишь улыбнулся и внезапно спросил:

— Эта женщина, она красива?

— Должно быть, да, — ответил Дюран. — Я лишь могу сказать, что точно не встречал женщины понимающей меня лучше.

— Береги её, а я буду молиться за вас и ваше счастье, — священник снова улыбнулся спокойной отрешенной улыбкой и, перекрестив Эдмона, торжественно произнес: — Никогда не бросай человека, который жертвует ради тебя чем-то, особенно, если это его гордость. Отказаться от порока труднее, чем от чего бы то ни было.

Эдмон снова с жаром пожал руки улыбавшегося священника и быстрым шагом вышел из церкви. Уже на улице он подумал о том, что должно быть когда-то этот человек сам любил, любил страстно и опустошающе, что возможно в его душе до сих пор теплится огонек былой страсти. В улыбке священника проглядывало былое страдание, в глазах блеснуло сладостное воспоминание, когда он спросил про красоту Иды. Быть может, однажды он сам предал заветы католической церкви ради неизвестной девушки, с которой потом был насильно разлучен и образ которой, нежные прикосновения и поцелуи, бережно хранил в своей памяти. По крайней мере, так показалось воспаленному долгой утомляющей дорогой разуму Эдмона. Он быстрым шагом дошел до гостиницы и, со спокойным равнодушием съев несколько отвратительный обед, распорядился седлать Агата.

***

Антуан остановился возле довольно приличного на вид здания гостиницы и огляделся по сторонам. Этот город был получше многих, что он проезжал, хотя и здесь были праздные зеваки, которые с интересом смотрели на него, стоя у дверей маленьких лавчонок группами по двое и по трое. С неудовольствием осмотрев их в ответ, Антуан слез с коня и отдал поводья слуге, который тут же выбежал ему на встречу. У коновязи он заметил ещё одного коня — красивого, черного как смоль араба, в дорогой амуниции. Значит, если повезет, он найдет здесь достойную компанию.

Внутри было достаточно людно, как, впрочем, и в любом подобном заведении по вечерам. Замешкавшись на пороге, чтобы оглядеть помещение, Антуан привлек к себе всеобщее внимание. Помещение было темноватым, но чистым и опрятным, населявшая его публика была примерно такая же. Это несколько успокоило Антуана, хотя он все ещё содрогался от мысли, что его жене, маркизе де Лондор, приходилось останавливаться в подобных местах. Медленно двинувшись в неопределенном направлении он, наконец, заметил за дальним столом у окна одиноко сидевшего человека. Это был мужчина лет двадцати пяти, молча смотревший в окно, откинувшись на спинку стула и поигрывая стаканом ужасного на вид и вкус вина. Перед ним стояла полупустая тарелка — видимо ему не хотелось есть. Красивое лицо было мрачно, брови сдвинуты, губы поджаты. Рядом с отставленной тарелкой лежали перчатки для верховой езды и короткий конкурный хлыст с рукоятью в виде головы лошади. В целом он производил впечатление холеного и обласканного судьбой любимца женщин и почему-то казался очень знакомым. Антуан подошел к нему и, улыбнувшись, сказал:

— Добрый день, позволите ли составить вам компанию?

— Если вам угодно, — спокойно отозвался мужчина, оглядев его быстрым взглядом и снова отвернувшись к окну. Антуан подозвал слугу и заказал вина и холодный обед, который тут же принесли. Пока он ел, незнакомец не переменил позы и даже не шелохнулся, разве что сделал пару глотков вина.

— Куда вы направляетесь? — осведомился Антуан, когда молчание стало невыносимым.

— В Марсель, — мужчина даже не повернулся к нему.

— В таком случае нам по пути, — Антуан улыбнулся, но сделав глоток вина тут же поморщился, — Ужасная гадость, не правда ли?

— Я уже привык. Ещё недавно я был в Крыму, и там мне случалось пить что-то подобное, — ответил незнакомец, тоже слегка улыбнулся. Антуан слегка приподнял брови, усмехнувшись внутренне тому, что никогда бы не подумал, что этот изнеженный красавец побывал на войне.

— И долго вы там пробыли? — спросил он.

— Совсем мало, — незнакомец снова уставился в окно, — Меня серьезно ранили, и мне пришлось уехать, а так бы я с удовольствием умер там. Прекрасное место.

— А мне вот довелось побывать в русском плену. Пробыл там почти полгода. Но раз мы живы, значит, нам не суждено умирать сейчас, — рассмеялся Антуан и добавил, — Боже мой, я же совершенно забыл о хороших манерах!

И протягивая через стол незнакомцу руку представился:

— Маркиз Антуан де Лондор.

— Герцог Эдмон де Дюран, — ответил мужчина, пожимая протянутую ему руку. И в этот момент оба застыли, как пораженные молнией.

— Вы живы… — прошептал, наконец, Эдмон, отпуская руку Антуана и откидываясь на спинку стула.

— А у вас хватает наглости ехать к женщине, которой вы сломали жизнь, — Антуан гордо вскинул голову.

— Наглости у меня всегда было много, — спокойно ответил Эдмон.

— Так зачем вы едете туда? — Антуан подался вперед, опираясь на стол, — Чтобы посмотреть, до какой жизни её довели своим распутством?

— Нет, чтобы взять её в жены, — Дюран все ещё сохранял ледяное спокойствие. Антуан приподнял бровь, в упор глядя на собеседника.

— Мы с вами мало пересекались, герцог, но чувство юмора у вас всегда было весьма своеобразным, — наконец произнес он, делая небольшой глоток вина.

— Смею вас разочаровать: я совершенно серьезен и тверд в своих намерениях.

— Твердости ваших намерений хватит до Марселя? — с язвительной усмешкой осведомился Лондор.

— Их хватило до этого места, — Эдмон зачем-то опустил глаза на стол, словно желая обозначить конкретность места. — До Марселя осталось не так уж много миль.

— Ваша решительность заслуживает похвалы, — все тем же язвительным тоном ответил Антуан. Герцог Дюран вздохнул и, потерев переносицу, внимательно глядя на собеседника, спросил:

— Маркиз, что я сделал вам лично за все время нашего с вами весьма поверхностного знакомства, что вы меня так ненавидите? Не приди вам в голову представиться, вы бы так же спокойно беседовали со мной, ни о чем не подозревая.

— Вы подлец, Дюран. Подлец и тварь, уж простите мне мою прямоту, — маркиз де Лондор поморщился и сделал еще один глоток вина, которое, на фоне всего происходящего, уже не казалось таким горьким.