Джонни, будь паинькой (ЛП) - Тун Пейдж. Страница 43

Я не получаю особого удовольствия, на которое рассчитывала. Сочетание постоянных разъездов и неведения относительно того, что происходит между мной и Джонни, вызывает у меня легкое чувство тревоги.

Прямо сейчас я стою за кулисами на стадионе «Валле Ховин» в Осло и смотрю на уставленный напитками стол. Поверить не могу, сколько алкоголя уже выпито с начала тура, а группа не отыграла еще и половины концертов. Каждую ночь Джонни выпивает все больше и больше. Ранее я уже озвучивала свое беспокойство Биллу, но он меня высмеял.

— Ерунда. Вот видела бы ты его семь лет назад!

— Просто я не хочу, чтобы это повторилось, — ответила я.

— «Просто я не хочу, чтобы это повторилось», — передразнил он. — Ну ты и выражаешься, дорогуша. Вся такая правильная, некуда деться. Нанимая тебя, я не думал, что ты настолько наивная.

Впредь я не высказывалась.

За кулисы выруливает Джонни со своей гитарой.

— Вот ты где! Ну-ка, как тебе?

Последние несколько дней у него такое приподнятое настроение — полная противоположность тому, каким угрюмым он был в начале тура. По крайней мере в этом Билл оказался прав.

Джонни садится рядом и наигрывает несколько нот.

— Это новое вступление для «Что ты есть», — объявляет он.

«Что ты есть» — один из его главных хитов.

— Но зачем? — удивляюсь я. Песня ведь и так отличная.

— Она мне надоела.

— Но ты исполняешь ее всего месяц! — Он менял аранжировку перед самым началом тура.

— Да, и она мне надоела, — повторяет он, выделяя каждое слово, чтобы точно донести свою точку зрения.

— Хорошо, валяй, — сдаюсь я, не желая убивать его энтузиазм.

Он начинает играть и, повысив голос, рассказывать мне о своих планах.

— И здесь вступают струнные, и я говорю не о той крошечной струнной группе, которую мы взяли с собой на гастроли, я хочу целый симфонический оркестр.

— Что-что ты хочешь? — появляясь в комнате, спрашивает Билл.

— Билл! А вот и ты! Послушай-ка…

Он снова наигрывает персонально для Билла.

— Угу, неплохо, малыш Джонни, но мы не сможем найти целый оркестр посреди тура, слишком поздно.

— Нет, сможем, — отвечает Джонни, продолжая бренчать.

— Но где мы его возьмем? — фыркает Билл.

— Это целиком и полностью твоя задача, — замечает Джонни. — Но, я знаю, ты справишься. За то я тебе и плачу.

— Ладно, посмотрю, что можно сделать. — Билл зыркает на меня. — Но Терренс будет вне себя.

Терренс — организатор гастролей, отвечающий за все это дело.

— Ты не смотри, ты делай, — стоит на своем Джонни.

Билл удаляется. Я под впечатлением. И очень довольна. Шпилька Билла про мою правильность задела за живое, поэтому мне приятно, что ему придется вкалывать.

— По-моему, звучит отлично. — Я киваю на гитару Джонни.

— Вот и ладушки.

Биллу удается найти целый симфонический оркестр в столь короткий срок, и это свидетельствует о том, каким влиянием в музыкальной среде обладает Джонни. Они прилетают в Копенгаген через четыре дня, и остается всего пара свободных дней на репетиции перед концертом на Олимпийском стадионе в Мюнхене. Я зарезервировала для них не используемый по назначению театр, и в данный момент сижу с журналом на заднем ряду. Но я не читаю, я смотрю. Смотрю, как Джонни руководит своей обычной группой и бэк-вокалистками наряду с совершенно новым оркестром.

Всем не помешала бы пара дней передышки между Копенгагеном и Мюнхеном, но приходится репетировать. Однако никто, кажется, не возражает. Когда Джонни на подъеме, как сегодня, это отражается на всех. Я не исключение. Меня переполняет обновленное чувство уважения к нему из-за того, на что он способен. Вот почему было так больно стать свидетелем вчерашнего случая.

Я как раз была в его номере, показывала газетные вырезки, когда в дверь постучали.

— Обслуживание!

— Попросить их прийти позже? — предлагаю я Джонни.

— Нет, я бы не отказался от еще одной ванны с пеной.

— Ванны с пеной?

— А что?

— Ничего. Войдите! — зову я.

— Обслуживание! — Еще пять коротких стуков.

— Я сказала, войдите!

Тук-тук-тук!

— Странно, — бормочу я. — Почему она без ключа? — Открываю дверь. На пороге стоит симпатичная миниатюрная брюнетка, которой на вид не больше двадцати, а то и меньше.

— Обслуживание? — спрашиваю я. Она одета в униформу горничной, но личико светится таким энтузиазмом, когда она пытается заглянуть в номер, что у меня закрадываются подозрения. Не верится, что девица приходит в такой восторг от уборки туалета.

— Вы точно из обслуживания? — с опаской уточняю.

Она перевозбужденно кивает.

— Что-то я сомневаюсь. — Начинаю закрывать дверь.

— Подожди, — останавливает меня Джонни. — Пусть войдет.

Он подходит к двери и упирается правой рукой в косяк.

— Джонни Джефферсон! — восклицает «горничная».

— Привет. — Он расплывается в улыбке.

— Джонни Джефферсон! — повторяет она. — Я войти?

— Довольно, — вмешиваюсь я. — Спасибо, вы свободны. — Пытаюсь закрыть дверь, но Джонни толкает ее обратно.

— Не будь такой занудой, Мегера, — говорит он, бросая взгляд на девицу в униформе горничной. Та улыбается ему, поглядывая сквозь опущенные ресницы.

— Я войти? — повторяет она на этот раз более сексуально.

Джонни распахивает дверь и отступает в сторону, приглашая гостью.

— Джонни! — Теперь путь преграждаю я, но пигалица спокойно проходит мимо меня в комнату.

— На сегодня все, Мег.

Я не двигаюсь с места.

— Ты ведь не говоришь по-английски? — спрашивает Джонни девушку.

— По-английски? — переспрашивает та с сильным итальянским акцентом. — Нет. Я не говорить по-английски.

— Тем лучше, потому что разговаривать нам не придется. — Он подмигивает мне и закрывает дверь, оставляя меня в коридоре.

Никогда не привыкну к фанаткам. Каждый раз, когда вижу его с другими женщинами, чувствую, как от меня откалывается кусочек.

— Отлично получается, ребята. Давайте устроим перерыв. — Джонни спрыгивает со сцены и трусцой бежит между рядами. Я сильнее выпрямляюсь в кресле.

— Можешь принести мне бутерброд или еще что-нибудь? — просит он меня.

— Конечно. — Беру свое пальто. — Принести прямо сюда?

— Да. Я собираюсь продолжить. Думаю, надо поработать над риффом.

Джонни — трудяга. Поначалу за всеми гулянками допоздна, выпивкой и женщинами я этого не замечала, но он такой.

Вскоре приношу булочку с тунцом и майонезом.

— Спасибо, — благодарит Джонни, поднимаясь и откусывая бутерброд. Он лезет в карман и достает маленькую фляжку, открывает и наклоняет ко рту. — Черт. Закончилось, — говорит он, протягивая фляжку мне. — Ты не могла бы ее наполнить?

— Э-э, конечно, — неуверенно отвечаю. — Чем?

— Виски, чем же еще? — Он, улыбаясь, смотрит на меня.

— Может, я лучше принесу тебе что-то другое? Коку? Пепси?

— Коку я бы употребил. — Он нагло ухмыляется. Сходу я шутку не понимаю, но потом до меня доходит. Видя мое лицо, он смеется. — Нет, цыпа, мне только виски.

— Что, сейчас?

— Да.

— Джонни, я немного обеспокоена тем, как много ты выпива…

— Спасибо. — Он обрывает меня и кивает на фляжку в моей руке.

Разворачиваюсь и стремительно удаляюсь в поисках местного винного магазина. Я знала, что для театра надо было запастись обычным набором закулисной еды и напитков, но Джонни велел ради репетиции не заморачиваться.

Два дня спустя стою за сценой на Олимпийском стадионе Мюнхена, когда появляется Джонни. Сегодня он выглядит еще привлекательнее, чем обычно.

— Все нормально? — спрашиваю его.

— Да, да и еще раз да, Мегера! Всех ждет очешуительное шоу!

Джонни очень возбужден и подпрыгивает на месте.

Появляется техник с гитарой, но ему не сразу удается надеть инструмент на Джонни, потому что тот не может стоять спокойно.

Выступление начинается со «Что ты есть», обновленной версии с участием оркестра, и я сильно нервничаю, даже если этого нельзя сказать о Джонни. На репетициях песня звучала великолепно, но я уверена, что исполнять ее перед восьмидесятитысячной толпой — совсем другое дело.