Джонни, будь паинькой (ЛП) - Тун Пейдж. Страница 44

— Не переживай ты так. — Он встает передо мной и кладет руки мне на бедра, глядя прямо в глаза. Сердце замирает, пока он изучает мое лицо и весело улыбается. Взгляд у него какой-то странный. Немного дерганый. Он явно на взводе, и внезапно я понимаю, что это состояние наверняка не естественное.

— С тобой все нормально, Джонни? — снова спрашиваю я, на этот раз осторожнее.

— Да, да, да! Остынь, подруга!

Он лихорадочно трет мои бедра и, прежде чем их отпустить и снова начать прыгать на месте, шмыгает носом.

— Ну, поехали. — Он смотрит на сцену.

Оркестр начинает играть, и группа Джонни присоединяется, представляя обновленную версию старого хита. На сцену выскакивает Джонни, поет первую строчку, и толпа приходит в неистовство.

В такие моменты я вдруг понимаю, что знаю этого парня, того самого Джонни Джефферсона.

Я смотрю, как он ласкает микрофон руками, пока песня успокаивается, как раз перед мощным припевом. Гитара висит на ремне у него за спиной, он перебрасывает ее вперед и ударяет по струнам так, будто от этого зависит его жизнь. Я смотрю и горжусь им, но тут вспоминаю дикое выражение его глаз, и мне становится не по себе.

После концерта он возбужден еще больше, и это повторяется на следующем выступлении в Ницце и через два выходных дня перед концертом в Барселоне.

Я нехотя делюсь своей озабоченностью с Биллом.

— И? — говорит он.

— Что значит «и»? — недоумеваю я.

— Дело в чем? Разве мы не закрыли эту тему, когда обсуждали его пьянки?

— Да, да, да, — расстроенно соглашаюсь я. — И мне все равно, считаешь ли ты меня чересчур правильной или нет, я просто волнуюсь за него, Билл.

— Господь всемогущий, девочка! Уймись. И вообще, что, по-твоему, я должен с этим делать?

— Не знаю — остановить его.

— Остановить его? — Он смеется. — Остановить его? Как, черт побери, я должен это осуществить? Он большой мальчик, знаешь ли, деточка, и не станет делать то, что ему велят. А теперь иди и не отвлекай меня своими глупостями.

Разумеется, Билл начинает меня серьезно раздражать.

В самом начале декабря мы добираемся до Барселоны. Это первый из трех испанских городов — еще нас ждут концерты в Сан-Себастьяне и Мадриде.

Мы останавливаемся в центре города, и у нас есть свободный вечер перед завтрашним концертом в «Камп Ноу». Я решаю пойти прогуляться, поэтому тепло одеваюсь и выхожу из отеля.

Я скачала себе на айфон все альбомы Джонни и упорно слушаю их один за другим. Я не сказала Джонни — он, наверное, посмеялся бы надо мной, — но его музыка нравится мне все больше и больше. Надеваю наушники и гуляю по городу под его песни. Специальные прожекторы озаряют Храм Святого Семейства работы Гауди, и огромная, богато украшенная церковь эффектно смотрится в темноте. Мой телефон начинает звонить, и музыка в ушах замолкает.

— Алло?

— Мег, это мама.

— Привет! Как ты?

— Ох, не очень, дорогая.

— Почему? Что случилось? — тревожно спрашиваю я.

— Твоя бабушка. К сожалению, сегодня днем ее не стало.

Меня охватывает печаль. Я любила бабулю. Понимаю, что с тех пор, как покинула Лос-Анджелес, я не написала ей ни единого письма. Чувствую себя ужасно. Я начинаю плакать.

— Мег, Мег, не плачь, дорогая. Ты знаешь, она так тобой гордилась.

От этих слов начинаю плакать еще сильнее.

— Что случилось?

— Ей нездоровилось. Она лежала в больнице. Несколько дней назад она уснула и больше не проснулась.

— Почему мне ничего не сказали?

— Мы не хотели тебя беспокоить, — объясняет мама. — Ты ведь занята…

— Мама! Вы должны были сказать мне! Когда похороны?

— Послезавтра.

Послезавтра концерт в Сан-Себастьяне.

— Я знаю, что ты не сможешь присутствовать, — продолжает мама.

— О чем ты говоришь? Я должна приехать!

И, хотя возражаю, я понимаю, что мне будет невероятно сложно покинуть тур.

— Мег, — журит мама, — все нормально. Она бы не хотела, чтобы ты жертвовала своей работой. Ты же нужна там Джонни…

Возвращаюсь в отель, чтобы предаться горю.

Ох, бабуля… Страшно переживаю из-за того, что придется пропустить ее похороны. Однако чем больше я размышляю, тем больше осознаю — мой отъезд обернется кошмаром.

Пожалуй, надо предупредить Джонни, что сегодня вечером меня с ними не будет. Мы планировали посетить бар в Готическом квартале.

Из его комнаты доносится громкая музыка, и вряд ли он услышит мой стук, поэтому достаю из сумочки запасной электронный ключ.

Открыв дверь, вхожу в номер и мгновенно впадаю в ступор при виде Джонни, вдыхающего через трубочку полоску белого порошка. Рядом с ним на диване развалился какой-то с виду обдолбанный небритый парень с сальными волосами.

— Хочешь? — обращается ко мне парень, перекрикивая музыку. Он наклоняется вперед и протягивает прозрачный полиэтиленовый пакетик.

— НЕТ! — Джонни кладет руку парню на грудь и с силой толкает на диван.

— Ого! — восклицает парень.

— Она этим дерьмом не занимается, — рявкает Джонни, направляя пульт на стереосистему и выключая музыку.

— Ладно, ладно, чувак. — Парень снова наклоняется вперед и начинает неспешно упаковывать в кожаную сумку серебряную трубочку, которой только что воспользовался Джонни.

Какое-то мгновение я стою, даже не зная, что сказать или сделать. Развернуться бы и убежать, но вспомнив покровительственное высказывание Билла, я стараюсь сохранять спокойствие.

— Джонни, я хотела сказать тебе…

Тяжело сосредоточиться и не смотреть на белые полоски порошка на кофейном столике. Немытый парень тоже сильно меня отвлекает одним своим присутствием.

— Я хотела сказать…

Джонни по-прежнему в ярости. Не знаю, то ли он злится на меня, потому что я видела его нюхающим кокаин, то ли на своего приятеля, который предложил мне попробовать.

— Я не могу пойти сегодня в бар, — кое-как выдавливаю я.

— Почему нет? — спрашивает Джонни. Зеленые глаза пронзают мои темные.

— Моя… моя… у меня плохие новости, — заикаюсь я. — Это личное. Хорошо? — Должно быть, я выгляжу ужасно. Очень хочу сейчас же покинуть комнату.

— Мег. Мег! — зовет он, когда я начинаю пятиться.

— Мне надо идти…

Джонни блокирует выход.

— Что случилось? — Он пристально смотрит на меня, упираясь рукой в дверь. Отвожу взгляд. — Эй! Мегера! Посмотри на меня! — требует он. — В чем дело?

То есть помимо того, что я вижу, как человек, к которому у меня чувства, каждую ночь напивается, волочится за фанатками и принимает наркотики?

Меня снова невыносимо тянет плакать, не только из-за бабушки, но и из-за себя самой. Последние несколько месяцев оказались такими насыщенными. Я постоянно чувствую себя сбитой с толку. Сегодня Джонни кажется мне славным, завтра чужим и неприятным. Я продолжаю твердить себе, что эта глупая влюбленность в него пройдет, что это несерьезно, но каждый раз, когда я вижу его флиртующим с девушками за кулисами, я ощущаю, будто он причиняет мне физическую боль. Эта боль и сейчас внутри меня, когда я смотрю на Джонни.

Он грубо хватает меня за руку и снова требует ответа:

— Мегера, что случилось?

Потом шмыгает носом. Это с грохотом сбрасывает меня с небес на землю.

— Моя бабушка, — говорю ему. — Вчера днем ее не стало. Просто я немного расстроена из-за этого, вот и все.

— Мне жаль. Я могу чем-то помочь?

— Нет. Мне просто нужно какое-то время побыть одной.

— Конечно, конечно. — Он отпускает мою руку, оставляя ее холодной. — Когда похороны?

— Послезавтра. — Я быстро рассказываю ему, что не собираюсь ехать.

— Ты уверена?

— Да, уверена.

Берусь за дверную ручку и смотрю на Джонни в ожидании, когда он отойдет. Потом открываю дверь и выхожу в ярко освещенный коридор.

Когда мы всего через неделю добираемся до Парижа, поведение Джонни меняется в еще более худшую сторону. Пару дней назад, после выступления в Мадриде, я вошла к нему в комнату, чтобы разбудить. Он был в отключке. В его постели лежали две девушки, которые также пребывали в отключке, и на полу в углу кого-то стошнило. В комнате воняло. За день до этого он заставил меня пообещать, что я разбужу его в десять, чтобы он успел посетить городскую художественную галерею, которая в полдень закрывается.