Советник (СИ) - Аарон Селия. Страница 3

Я вытряхнула мысли о нем из головы, пока шла на голос отца из дальней части дома, направляясь в его кабинет.

Папа вложил свои последние деньги в этот дом в викторианском стиле начала ХХ века. Причудливый фасад очаровывал. Протекающая крыша и продуваемые насквозь окна? Не очень. Даже с этими минусами это было безопасное место, пока щупальца Вайнмонта не начали вторгаться сначала в виде первых визитов следователей, потом первого ареста, а затем и обысков. Вайнмонт показывал свое лицо на каждом шагу, появляясь среди пытки, причиной которой он стал.

В миллионный раз за день я надеялась, что Вайнмонт случайно воспламенится. Затем я вошла в кабинет отца.

Огонь потрескивал в камине, и в комнате стоял запах курительной трубки отца. Атмосфера здесь всегда окутывала меня спокойствием и заставляла чувствовать себя в безопасности. Даже сейчас, после всего, через что мы прошли, я все так же почувствовала знакомый комфорт, когда вошла.

Вдоль дальней стены возле высоких окон он расставил наброски картин и эскизы, которые я так и не выслала в местную галерею. Я так много раз ловила его, когда он просто стоял перед какой-то из картин, которую решил внимательно рассмотреть, и пялился на нее, будто она скрывала от него какой-то ответ. Рисовать меня научила моя мать. Может быть, он искал ее в мазках и линиях?

Мои ступни коснулись мягкого персидского ковра, на котором я привыкла играть в детстве, и это вернуло меня в настоящее. Комната ощущалась более наполненной, каким-то образом более занятой, чем обычно, будто бы здесь было меньше воздуха или меньше пространства.

Несмотря на потрескивание в камине, в комнате казалось холоднее, темнее. Мой знакомый комфорт высосало. Кто-то сидел в таком же кресле, как и отец, и смотрел прямо на него, хоть я и не могла видеть его.

Я замедлила шаг, когда увидела разбитость на лице отца. Его морщинистое, но все такое же прекрасное лицо, было бледным даже в свете потрескивающего огня. Первые петли страха затянулись вокруг моего сердца, медленно удушая его.

— Пап?

Затем я поймала его запах. Когда бы я ни прошла мимо него в зале суда, или когда он подходил слишком близко к тому месту, где сидели мы с отцом, я слышала один и тот же его запах. Лесной и мужской, с неизвестной нотой изысканности. Колени угрожали подогнуться, но я продолжала держаться, пока не встала за креслом своего отца и встретилась лицом со своим врагом.

Холодным взглядом Вайнмонт оценил каждый дюйм моего тела.

— Стелла.

Никогда не слышала, чтобы он произносил мое имя. Он произнес его со своей отличительной заносчивостью, будто сказать его вслух было недостойно его.

Я скривилась.

— К чему это? Что вы здесь делаете?

— Я всего лишь обсуждал деловую сделку с вашим отцом. Кажется, он не готов принять мои условия, так что я подумал: вам тоже стоит узнать о них. Посмотрим, получим ли мы другой результат.

— Убирайтесь, — прошипела я.

Он ухмыльнулся, хоть в его глазах не было и намека на радость, только лишь непостижимая холодность, которая, исходя, заставляла мою кожу покалывать.

— Думаю, вам стоит уйти, — голос отца сломался на последнем слове.

— Уже думаете? — Вайнмонт не отрывал глаз от меня. — Даже не дав Стелле шанса узнать детали?

Я опустила дрожащие руки на спинку кресла отца.

— О чем вы говорите?

— Ни о чем. Мистеру Вайнмонту лучше уйти, — голос папы стал немного настойчивее.

— В-вы не можете разговаривать с моим отцом без присутствия его адвоката, — я заставила дрожь в своем голосе опуститься. — Я знаю закон, Вайнмонт.

Он пожал плечами, его безукоризненный серый костюм поднялся и опустился от движения его плеч.

— Если вы не заинтересованы в том, чтобы уберечь вашего отца от тюрьмы, значит, я уйду.

Он не сдвинулся с места, по-прежнему наблюдая за мной с той же самой темной настойчивостью. У меня по затылку и плечам поползли мурашки.

Что это?

— Что вы имеете в виду? — спросила я. — Как?

— Как я только что объяснил вашему отцу, у меня есть определенная сделка, которую я готов предложить. Если вы примите ее, он не попадет в тюрьму. Если нет, тогда он отправится на максимальный срок — пятнадцать лет.

— Сделка с обвинителем? Но все это время вы отказывались заключать с нами любые сделки, — мой голос становился громче, злость пропитывала каждое слово. — Вы копались в бумагах, говоря всем и каждому, что вы не сделаете ничего, кроме как позволите моему отцу сгнить в тюрьме.

— Сделка с обвинителем? Я никогда не говорил ни о чем подобном. Не знал, что вы настолько глупы, — он переплел пальцы и склонил голову на бок. Синклер выглядел как Сатана, отблеск огня плясал на чертах его лица. — Нет, Стелла. Обвинительный приговор уже у меня на руках, и ничего не осталось, кроме как вынести его вашему отцу. У меня нет сомнений, что он получит максимум. Я позаботился об этом.

Он говорил так, будто я была маленьким медлительным ребенком, которому нужна была дополнительная помощь с уроками после школы.

— Тогда что? Что вы предлагаете? — мои руки сжались в кулаки, и ногти впились в плоть ладони. — И что вы хотите взамен?

— Динь, динь, динь. Наконец-то до нее доходит, — его ухмылка переросла в порочный оскал, который заморозил каждую клеточку в моем сердце. У него были ровные и белые зубы. Если бы в его улыбке была хоть толика тепла, ее можно было бы назвать красивой. Вместо этого он воплощал монстра из моих кошмаров.

— Сделка проста. Проста настолько, что даже ты, Стелла, поймешь ее, — он потянулся к внутреннему карману своего пальто и вытащил сложенную стопку бумаг с восковой печатью. — Все, что тебе нужно сделать — подписать это, и твой отец никогда не увидит тюремную камеру изнутри.

— Нет. Я услышал достаточно. Убирайтесь из моего дома, — отец поднялся и обошел кресло, чтобы встать рядом со мной.

Вайнмонт наконец-то оторвал свой взгляд от меня и пожирал глазами мужчину возле меня.

— Вы уверены, мистер Руссо? Вы по-настоящему понимаете, что тюрьма Луизианы — это воплощение ада на земле, но у меня есть способы сделать ее еще невыносимей? Сокамерники, и все такое. Для вас будет позором попасть в камеру с жестоким — или любвеобильным — типом, особенно в вашем возрасте. Вы не продержитесь долго. Может, месяц или два, прежде чем сломаетесь. А после того, как вы сломаетесь, ну, давайте просто скажем, что управление тюрьмы известно тем, что не особо тратит деньги на медицинское лечение старых, дряхлых воров.

— Пошел вон! — голос папы прогремел громче, чем я когда-либо слышала, даже если он дрожал, стоя рядом со мной.

Улыбка Вайнмонта не дрогнула.

— Хорошо. Увидимся в суде.

Он сунул бумаги назад в свое пальто, встал и зашагал в направлении из комнаты. Уверенность исходила из каждого его движения, пока он уходил будто огромное опасное животное. Убедительность его слов, уверенность в его походке оставили мне чувство одновременно холода и жара от понимания того, что он был здесь.

Что, мать его, происходит?

Когда он ушел, я наконец-то смогла сделать полный вдох. Я сжала спинку кресла.

— К чему все это было?

Папа прижал меня к груди, и его знакомый запах табака и книг прорезался через более соблазнительный запах Вайнмонта. Он безудержно дрожал.

— Нет. Ничего. Забудь об этом. Забудь о нем.

— Что он имел в виду? Что было в этих бумагах?

— Я не знаю. Мне плевать. Если это вовлечет тебя, я не хочу этого. Не хочу, чтобы он находился рядом с тобой.

Я отклонилась и посмотрела отцу в глаза. Он избегал моего взгляда и смотрел только лишь на огонь позади меня точно так же, как и смотрел на мои картины. Он изучал что-то далекое, за пределами огня, кирпичей камина или цементного раствора между ними.

Усталость была написана в каждой черточке его лица. Даже пляшущее оранжевое пламя не могло скрыть того, насколько истощенным и напуганным он на самом деле был. Он не выглядел таким загнанным с той ночи, когда нашел меня, лежащей на полу, два года назад. Я потерла глаза, пытаясь стереть его страх и воспоминания из моих мыслей.