Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - Хаманн Бригитта. Страница 22

Негативные последствия этих нападок заметны в историографии и поныне. Сегодня в научной литературе всё ещё имеют хождение два фальшивых утверждения Етцингера. Первое из них: Гитлер оставил мать умирать в одиночестве. Такая версия гораздо больше соответствовала политическим настроениям эпохи, чем утверждения Кубичека о том, что Гитлер был заботливым сыном, поэтому биографы Гитлера её с удовольствием подхватили. Версия Етцингера основывается на высказывании жилицы дома по Блютенштрассе, вдове почтмейстера. Эта женщина выступала в старости со многими недостоверными заявлениями, и даже сам Етцингер называет её «сенильной» [264]. Свидетельства Паулы Гитлер и д-ра Блоха, напротив, совершенно очевидно доказывают, что Гитлер находился в Линце рядом с больной матерью. Таким образом, утверждения Кубичека соответствуют действительности. История о бессердечном, жестоком сыне просочилась при посредничестве Брэдли Ф. Смита [265] в американскую литературу о Гитлере и позволила психиатру Эриху Фромму выдвинуть гипотезу, что Гитлер страдал «некрофилией» [266]. В немецкой литературе о Гитлере эта ошибка встречается повсеместно, вплоть до биографии Гитлера, которую написал Иоахим Фест [267].

Широко распространилось и другое неверное утверждение Етцингера: будто бы Гитлер был вполне состоятельным, а вовсе не бедным человеком, о чём говорится в «Моей борьбе» и в книге Кубичека. Пытаясь доказать эту версию, Етцингер слишком высоко оценивает доход семьи и настаивает: долю отцовского наследства в 652 кроны Гитлеру выплатили уже по достижении 18 лет, а не 24 лет, как это предусматривал закон.

В обнаруженном Етцингером судебном решении по опеке от 4 апреля 1903 сказано лишь, что Кларе Гитлер «разрешено использовать, не касаясь основной суммы вклада, проценты с долей отцовского наследства её несовершеннолетних детей Адольфа и Паулы до достижения ими 18 лет» [268]. Это означает, что самим детям проценты с наследства причитались только после 18 и до 24 лет. Сама же доля наследства оставалась по закону заблокированной для обоих до достижения 24 лет. В действительности Гитлер получил долю отцовского наследства с процентами лишь в мае 1913 года, именно в 24 года. К тому дню сумма составила 820 крон (см. главу 12 «Накануне Великой войны»). В 18 лет он не мог располагать этими деньгами и не скрывал их наличия, хотя Етцингер пишет именно об этом [269].

Кроме того, Етцингер безосновательно утверждает, что Иоганна Пёльцль хранила на сберегательной книжке 3800 крон. Счёт якобы был закрыт 1 декабря 1910 года, а деньги получил Гитлер. Етцингер даже придумывает, что Гитлер положил деньги «в сберкассу», хотя и признаётся: «Документально подтвердить наследование этих денег Адольфом мне, к сожалению, не удалось» [270].

Это сомнительное сообщение Етцингера — он ставил целью обвинить Кубичека, близкого друга Гитлера, во лжи — стало основой для соображений, высказанных Вернером Мазером. Он указывает на обнаруженное им и не датированное завещание Вальбурги Роммедер, двоюродной бабушки Гитлера, умершей ещё в 1900 году. Та назначила Иоганну Гидлер, родную бабушку Гитлера, своей единственной наследницей. Даже если бы удалось доказать существование этого документа, открытыми остаются следующие вопросы: вступило ли это завещание в силу, какого рода было это наследство, что случилось с ним после 1900 года и осталось ли от него что-нибудь к 1906 году, когда бабушка Гитлера умерла. Невзирая на это, Мазер бездоказательно утверждает, что Гитлер из этого наследства «получил большую сумму» и стал «исключительно состоятельным человеком» [271].

Так легенда о весьма обеспеченном молодом Гитлере отправилась в мир под видом исторического факта [272].

2. Вена эпохи модерна

Императорско-королевская придворная опера после Малера

Вероятно, сразу по приезде в Вену (во всяком случае — в феврале 1908 года), 18-летний Гитлер направляется в оперу, чтобы предстать перед профессором Альфредом Роллером. Как это было, Гитлер на удивление откровенно рассказал Альфреду Эдуарду Фрауенфельду, гауляйтеру Вены: с рекомендательным письмом к Роллеру «он дошёл до здания оперы, но потом мужество его покинуло, и он повернул назад. Чуть погодя, преодолев робость, он во второй раз направился к опере, вошёл в здание, но опять остановился. Третья попытка также оказалась неудачной». Потому что робкого юношу на входе спросили, зачем он тут. «Пробормотав что-то, он поспешил спастись бегством, и чтобы покончить с этой напряжённой ситуацией, уничтожил письмо» [273].

Шанс, таким образом, оказался неиспользованным: Роллер не имел возможности распознать у молодого человека талант художника. Гитлер побоялся услышать негативный отзыв и всю последующую жизнь мог тешить себя иллюзией, что Роллер совершенно точно оказал бы ему поддержку, если бы он в феврале 1908 года осмелился к нему зайти. Без рекомендации в Австрии ничего не достичь. Когда я приехал в Вену, у меня было рекомендательное письмо к Роллеру. Я просто им не воспользовался. Если б я тогда с этим письмом к нему пришёл, он бы сразу меня взял. Не знаю, было бы так для меня лучше? Во всяком случае, всё было бы гораздо легче! [274]

Гитлер вспоминал, не называя имени Роллера, каким стеснительным был он в то время в Вене, хотя во многих вещах уже хорошо разбирался. Но него представлялось одинаково невозможным приблизиться к великому человеку и выступить с речью перед пятью людьми [275].

Встреча Гитлера и профессора Роллера, к тому дню 70-летнего и больного, состоялась лишь много лет спустя, 26 февраля 1934 года, в имперской канцелярии, по инициативе рейхсканцлера. Роллер писал, что во время встречи Гитлер говорил о том впечатлении, какое произвела на него в 1907 году в Вене постановка «Тристана»: «Во втором акте башня в бледном свете». «А потом Вы же ещё ставили «Валькирию». Во втором акте крутые откосы… и «Кавалерароз» и другие вещи Штрауса, кажется, «Елену Египетскую» и чего только Вы не ставили…». Потом Гитлер рассказал, смеясь, «как он хотел показать мне свои рисунки и наброски декораций, добыл для этого через родственницу… рекомендательное письмо, но в последний момент так и не решился прийти» [276].

В 1934 году в Байройте Роллер по рекомендации Гитлера поставил «Парсифаля». Дирижировал Рихард Штраус. На премьере Роллер сидел рядом с Гитлером. И снова речь зашла «о молодом студенте из Линца, который хотел стать художником, но так и не нашёл в себе мужества постучать в дверь профессора Роллера» [277].

Тогда же, в июле 1934 года, австрийские национал-социалисты убили в Вене федерального канцлера Австрии Энгельберта Дольфуса. Гитлер тогда находился неподалёку, в Байройте. Он не привлекал к себе внимания, но готов был в любую минуту вмешаться и захватить власть в Австрии. За провалом путча последовали аресты национал-социалистов, бывших на нелегальном положении. Арестовали и Ульриха, 23-летнего сына Роллера, который учился в Академии изобразительных искусств на декоратора. Альфред Роллер умер в 1935 году, так больше и не увидев сына.