Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - Хаманн Бригитта. Страница 42

В 1941 году, когда немецкие войска завоевали Белград, он шутил, что его венские земляки всё время спрашивают, неужели им и на этот раз придётся отказаться от Белграда. «Ведь мы его завоёвываем уже в третий раз», пора бы уже оставить его себе! [476]Впервые Белград был завоёван принцем Евгением Савойским в 1717 году, второй раз — во время Первой мировой войны в 1915 году. Планируя создать «имперскую крепость Белград» и «гау принца Евгения», Гитлер также видел себя наследником Габсбургов.

В 1942 году он с похвалой отозвался об умении венцев думать исторически, имея при этом в виду Артура Зейс-Инкварта, рейхскомиссара оккупированных Нидерландов, родом из Австрии. Последний сказал о будущем Бельгии, долго не раздумывая: «Всего 150 лет назад это была наша провинция». Кроме того, все венцы считали, что он, Гитлер, должен поставить на место венгров, столь обласканных австрийцами [477].

Примеров подобных высказываний множество, все они демонстрируют, что Гитлер по-прежнему мыслил в категориях австрийской истории. Иногда у него даже находилось доброе слово для соотечественников. В 1943 году Геббельс записывает: «Фюрер назвал жителей Восточной марки способными колонизаторами» [478].

Гитлер говорил Гансу Франку: А знаете, то, что вы пишете о принципах австрийского управления в областях, населённых чужеродцами, очень верно. Австрийское управление было лучшим в мире. Австрийский окружной начальник был в своём округе монархом. Это настоящий, отеческий принцип управления. После войны я заведу такой порядок в Германии [479].

И в 1942 году в застольной беседе: Когда-нибудь венцы всё-таки добьются своего. В тысячах венских кофеен о Венгрии рассуждают следующим образом: «Берлинцы венгров не знают. Это — наша провинция. Мы освободили их от турок. Там все успокоятся, только когда их снова освободят. Так почему же нам их не взять? И словаков тоже, ну и что, что они независимые, но ведь в конечном счёте они же наши!» Венцы рассуждают в великогерманском духе больше, чем все остальные. Их воодушевляет чувство, что у них есть миссия [480].

Ему кажется, что даже венгры, которых он так ненавидел в венский период, с ностальгией вспоминают общую германскую империю: Когда речь заходит о монархии, венгры вдруг становятся очень сентиментальными. Они до сих пор считают, что являются последним отзвуком былого величия германской империи! [481] Венгрия никогда не входила в состав «первой» Германской империи, а принадлежала с 1526 по 1918 гг. к наследным землям Габсбургов, но вспоминать об этом Гитлеру было невыгодно.

Рейхсканцлер Гитлер неустанно предпринимал попытки легитимировать Третий рейх, представляя его преемником Священной Римской империи германской нации. В 1935 году в Нюрнберге ему подарили копию имперского меча Священной Римской империи, и он поблагодарил за символический знак германской имперской силы [482]. В 1938 году — уже в качестве «фюрера Великогерманской империи» — он приказал перевезти из Венской сокровищницы в Нюрнберг древние имперские инсигнии: корону Карла Великого, имперский крест, имперскую державу, имперский меч, плувиаль Фридриха II Штауфена, Святое копьё и все остальные реликвии, вплоть до коронационных чулок.

Он оправдывал этот приказ ссылкой на традицию. Инсигнии с давних времён хранились в вольном имперском городе Нюрнберге, для коронации их каждый раз доставляли в Ахен или во Франкфурт. В Вену, тогда резиденцию императора Священной Римской империи, их привезли лишь в наполеоновскую эпоху, чтобы укрыть от французских войск. Когда «первая» империя в 1806 году прекратила своё существование, инсигнии остались в Вене в качестве музейных экспонатов.

Идею перевезти имперские инсигнии из Вены в Нюрнберг Гитлер позаимствовал у пангерманцев. Те уже в 1906 году выступили в Рейхсрате с провокационным предложением к имперско-королевскому правительству вернуть имперские инсигнии Нюрнбергу в связи со столетием со дня прекращения существования Священной Римской империи германской нации [483]. Это предложение было высказано вслед за публикацией брошюры «Имперские инсигнии — назад в империю» пангерманца Харальда Арьюна Гревеля фон Иостенооде в 1906 году в брошюре «Остара».

Здесь с большим пафосом воспевалось былое величие империи: «Инсигнии в известной мере представляют «величие всего немецкого народа»». Столетняя годовщина Священной Римской империи — прекрасный повод, чтобы их вернуть: «Пусть герольды Германской империи под звуки труб торжественно въедут в Вену и заберут свидетелей нашей славы. Им место не на периферии, а в самом центре. Их место — в древнем вольном имперском городе Нюрнберге. Здесь они хранились всегда, сюда и должны вернуться». Следствием станет «эпоха сближения и примирения всех племён»: «Север и Юг сольются в единый великогерманский род, как во времена Фридриха Барбароссы».

Гревель пишет, что «благодаря возрождению подлинно германского героического духа» немецкий народ снова станет молод. А Нюрнберг, благодаря силе этих символов, превратится в «святое место паломничества», «средоточие древнегерманского государственного искусства». «Под защитой вновь обретённой императорской короны и благословения древних властителей» в Нюрнберге каждый год будут собираться «все немецкие племена», чтобы «держать совет об общих делах» [484].

Гитлер в «Моей борьбе» прославлял инсигнии так: Хранящиеся в Вене имперские инсигнии былого имперского величия волшебным образом продолжают быть залогом вечного единства [485]. Он полагал, что их перенос в Нюрнберг, где проходили съезды НСДАП, и в церковь Св. Екатерины, которую ещё называли церковью «мейстерзингеров» [486], будет символом передачи могущества от старой империи к «новой империи», призванной стать «Германской империей германской нации» [487]. Инсигнии как бы легитимировали «Третий рейх», а значение Вены, бывшей резиденции германских императоров, уменьшалось.

Экскурс: Мартовские дни и Площадь героев

Немецкие войска заняли Австрию 12 и 13 марта 1938 года. Это произошло не в результате целенаправленного планирования. Однако хорошо зная австрийскую историю и ментальность, Гитлер умело использовал эту дату, он обернул себе на пользу её символику и историческое значение.

13 марта 1848 года, за 90 лет до «аншлюса», в Вене вспыхнула революция — национальный, либеральный и социальный протест против косного режима Меттерниха. Повсюду водружали черно-красно-золотые знамёна — символ общенемецкого «великогерманского» движения единой Германской империи под предводительством Габсбургов.

В начале XX века, особенно в то время, когда Гитлер жил в Вене, многие австрийские группировки (как демократы, так и националисты), чтили традиции 1848 года. В марте 1908 года в статье, посвящённой 60-летнему юбилею революции, газета «Альдойчес Тагблатт» писала, что революция — это «справедливый бунт угнетённого народа, бряцание цепей рабов, которые ощущали, как в их затылок упирается кулак полицейского» [488].