Призрак (СИ) - Рудазов Александр. Страница 31
- А если животных? Тут многие охотятся.
- Это другое. При охоте ты получаешь не сам дух, а его... съедобную часть. Которую можно пожарить, сварить или вообще съесть сырой. А сам дух животного через некоторое время восстанавливается. Вон, в Хели в некоторых домах каждый день жарят одного и того же вепря – а он на следующий день оживает. Главное – не поглощай сам дух. Станешь привидением-вампиром, голодным духом.
- Ну все равно, целыми днями жрать – то еще развлечение.
- Не обязательно именно жрать. Можно просто сохранять себя в форме. Контролировать распад. Для этого лучше всего найти работу. Неважно, какую, лишь бы от тебя польза была. Другим духам или просто мирозданию. Это... стабилизирует.
Данилюк рассеянно покивал. До него наконец-то дошло, почему Валерий ему помогает. Действительно, среди духов идеальной сохранности преобладали относительно молодые, недавние. А почти все древние, перевалившие за несколько веков, были при деле. Исполняли какие-то функции – что-то стерегли, чем-то управляли, что-то производили. Или, как Валерий, помогали новоприбывшим. Таким образом они придавали своему существованию некий смысл – и он сохранял их личность и память. Не давал деградировать до астральной нежити или уйти на реинкарнацию.
Впервые Данилюк задумался о том, что и ему не помешало бы найти работу. Он пока что совсем свеженький дух, и в мире живых от него осталось много чего. Его тело разложится еще не скоро, родни и друзей довольно много, и они его пока что отлично помнят. Лет тридцать у него есть точно.
Но лет тридцать – это далеко не вечность. А значит, постепенно его душа тоже будет терять слой за слоем. И если он не хочет пополнить ряды астральной нежити или голодных духов – лучше прикидывать уже сейчас.
Глава 16
Дуат стал последним из так называемых миров Ойкумены. Народов, населявших Европу, Западную Азию и Северную Африку. Но это была лишь малая часть Загробья.
Правда, дальше интерес Данилюка стал угасать. Потянулись мирки совсем уже крохотные – всяких африканских, американских и тихоокеанских племен. В некоторых творилась какая-то фантасмагория, но в большинстве призраки просто жили себе потихоньку. Разные Поля Счастливой Охоты, по которым кочевали духи индейцев, и Острова Веселья, на которых ели бананы духи папуасов.
Самым большим из таких был По – загробный мир полинезийцев. Кое-где довольно неприятный и даже опасный, но в целом симпатичное местечко. Очень много солнца, моря, рыбы и гигантских монстров.
Полной его противоположностью был Адливун – загробный мир эскимосов. Замерзшая пустыня, по которой бродили природные духи и мелкие божества. Очень многие, в том числе люди, пребывали в облике животных – медведей, волков, оленей-карибу.
Четыре дня Данилюк и Валерий провели в Миктлане – загробном мире ацтеков. Прошли меж двумя горами, посмотрели на гигантского крокодила и змею. Пересекли восемь пустынь и поднялись на восемь пиков. Померзли под ледяным ветром с обсидиановыми лезвиями и переправились через реку на спине собаки со светящимися глазами.
- Хардкорный туризм, - заметил Данилюк, просматривая сделанные смартфоном фотки. – И что, каждый ацтек проходил вот такую полосу испытаний?
- Теперь один обол Перевозчику уже не кажется высокой ценой? – усмехнулся Валерий.
Добравшихся до цели духов в Миктлане тоже не ждали райские кущи. Их определяли в одну из девяти преисподних, где те страдали, мучились и вообще влачили жалкое существование.
Хотя не настолько уж жалкое на самом деле. Как и в других уголках Загробья, духи жили здесь достаточно сносно. Людям свойственно придумывать о том свете всякие ужасы, населять его демонами и чудовищами, но в то же время людям свойственно надеяться на лучшее. И вот из этой смеси страха и надежды и формировались загробные мирки – жуткие, кошмарные... но в целом пригодные для жизни.
И ацтеки в своих девяти преисподних продолжали растить кукурузу, есть индеек и плавать на чинампас. Эти плоты из тростника и дерева были здесь повсюду. Их привязывали к сваям, покрывали илом и разбивали на них сады и огороды. Под рукой всегда вода, прохладно, можно ловить рыбу. На своих чинампас ацтеки жарили мясо, пили шоколад, курили сигары и сочиняли стихи.
Хотя не так уж много было в Миктлане духов. Как и почти все виденные Данилюком загробные мирки, тот пребывал в запустении. У них у всех одна и та же проблема – слишком давно не было пополнения. Горстка неоязычников погоды не делает.
Впрочем, свежие духи Миктлана не были неоязычниками. Данилюк с удивлением узнал, что небольшой процент мексиканских индейцев по сей день поклоняется Кецалькоатлю и Тескатлипоке. Эти немногие верные продолжают поставлять свежих духов – тоненькую, почти иссякшую струйку, но все-таки.
За Миктланом последовал Уку Пача – территория инков. Глядя на своего рода ворота – двух змей, зачем-то кусающих радугу, - Данилюк спросил:
- А разве инки еще остались?
- Наверху – нет, - ответил Валерий. – А у нас тут кое-кто еще живет. Хотя... сейчас тут вообще никого нет.
И в самом деле, Уку Пача оказался практически пуст. Не как другие мирки – малолюдные, но все же обитаемые. Уку Пача был действительно пуст. Совершенно вымершие улицы – как утром первого января. Духи встречались крайне редко и в основном безличностные или беспамятные. Живые скелеты и нелепые типы с солнцем вместо головы.
Валерий сказал, что сюда они просто явились в неудачное время. Сегодня Айя Маркай Килья – инкский праздник поминания усопших. Инки считали, что в этот день духи покидают мир мертвых и навещают живых. И те действительно так делали – покидали Уку Пача и несколько часов тусовались на грандиозном карнавале.
В те времена останки умерших вытаскивали из могил, наряжали в лучшие одежды, украшали перьями и выставляли в людных местах. Потом укладывали на носилки и шествовали по улицам, сопровождая этот парад песнями и танцами. А перед тем, как положить трупы обратно в могилы, им ставили блюда с едой: знати золотые и серебряные, а простолюдинам обычные.
- Но, конечно, сейчас так уже никто не делает, - закончил Валерий. – Сейчас они просто выходят наверх, бродят денек по своим уака и возвращаются. Грустно быть духами исчезнувшего народа.
- Совсем исчезнувшего?
- Нет, конечно, потомки у инков есть. Те же кечуа. Но к империи Тауантинсуйю они имеют примерно такое же отношение, как нынешние итальянцы – к империи Рима.
Данилюк прошелся по площадке для игры в мяч. Что-то вроде баскетбола, только вместо корзин – каменные плиты с просверленными в центре дырками. Сам мяч лежал в центре – тяжелый, целиком из застывшей смолы.
Пыли на мяче не было. В мире духов она есть только там, где нужно. Там, где ее присутствие ожидаемо. Но Данилюку этот злосчастный мяч все равно показался каким-то запылившимся. Будто к нему уже сто лет никто не прикасался.
- Сыграем? – предложил он Валерию.
- Ну давай, - пожал плечами тот. – Только учти, что в этой игре мяч нельзя трогать ни руками, ни ступнями.
- В смысле? А чем можно?
- Бедрами. Или коленями.
- Э-э... – протянул Данилюк. – Э-э... это как?
- Ты меня не спрашивай, я простой римский гражданин. Но можем, если хочешь, попросить кого-нибудь показать.
Данилюк попробовал взять мяч коленями. Просто зажать его ими – штука нехитрая, но вот поднять с земли...
А потом ведь еще как-то нужно с ним бегать. А противнику – отнимать его у тебя. Все теми же бедрами и коленями, без участия рук и ступней.
- Странная игра, - быстро сдался Данилюк.
Он еще раз окинул взглядом пустые улицы, огромные каменные дома, увитые каменными же водопроводными трубами.
Загробный мир инков. Что он вообще тут делает?
- Все это такое старое... замшелое... – произнес он. – А тут вообще где-нибудь есть мои современники? Те, что в двадцатом веке жили... ну или в девятнадцатом хоть?
- Есть, конечно, - ничуть не удивился вопросу Валерий. – Пошли, покажу место, где много твоих соотечественников.