Призрак (СИ) - Рудазов Александр. Страница 32

- Опять Навь?

- Нет, современных.

Чтобы достичь этого места, они уже в третий раз пересекли океан. Все прошло легко и быстро – гораздо легче и быстрее, чем раньше. Перемещения вообще очень ускорились, когда Данилюк наконец уяснил принцип.

Духи не могут расхаживать по водам загробного мира, как по обычной материальной воде. Погружаться надолго тоже не стоит – утонуть не утонешь, но ощущения неприятные. Ну и расстояние, конечно... представьте, сколько времени это займет.

Но астрал, даже плотный, нематериален. Чтобы попасть из точки А в точку Б, совсем не обязательно проходить весь отрезок между ними. Данилюк с Валерием просто сели в лодку и поплыли, представляя противоположный берег, думая о нем, ожидая увидеть... пока вдруг не оказалось, что до него всего пара кабельтовых. Океан каким-то образом сократился для них в тысячу раз.

Валерий снова привел своего «экскурсанта» на территорию Восточной Европы. Или Северной Азии. Туда, где располагалась Навь, а неподалеку, как оказалось – другой загробный мирок. Пространный, но не имеющий собственного имени. Местные называли его... никак они его не называли. Они в нем просто жили, не заморачиваясь подробностями.

И это действительно оказались соотечественники и современники Данилюка. Ну почти современники. Преобладали умершие в двадцатом веке, бывшие советские граждане. Данилюк даже потерялся, разглядывая такие знакомые хрущевки, грязные осенние улицы, привычно одетых прохожих. Как будто вернулся в мир живых.

Вот разве что автомобилей почти нет. Да и в целом это скорее середина двадцатого века, чем конец. Высоток не так уж много, мода немножко устаревшая, по улицам громыхают допотопного вида трамваи. Местами бочки с квасом, ларьки с мороженым и автоматы с газировкой.

И еще почему-то башмачное дерево. Но оно не слишком меняет общую картину.

- И что это за место такое? – недоуменно спросил Данилюк.

- А здесь живут те, кто не верил ни в каких богов, - ответил Валерий. – Атеисты, агностики...

- То есть у них тоже свой загробный мир?

- Ну душа же не может просто исчезнуть. Некоторые сразу уходят на перерождение, но таких мало. Так что атеисты тоже должны куда-то отправляться.

- И они отправляются вот сюда?

- Не именно сюда. Атеизм – это не религия, а ее отсутствие. Поэтому у них нет собственного загробного мира. Они попадают... куда получится. Большинство просто перемещается вглубь по Тени, пока не достигает Загробья. И здесь, где в мире живых была ваша Советская Россия, их особенно много – вот и сформировались стихийные поселения. Такие по всему Загробью растут – где-то больше, где-то меньше.

Данилюк поначалу рассматривал виды с любопытством, но быстро заскучал. В отличие от предыдущих мирков, территории атеистов вообще не отличались от мира живых. Никаких диковинок, никаких монстров или волшебных слуг. Абсолютная идентичность. Не будь на небе черного солнца, Данилюк мог бы решить, что вернулся в родную Самару.

- Не очень тут интересно, - заметил он.

- Так здесь ведь нет высшего руководства. Все формируется исключительно сознанием самих духов. Коллективным бессознательным. А при жизни они в загробный мир не верили и ничего про него не выдумывали. Так что выглядит все в точности так же, как выглядело при их жизни.

Что тут все в точности, Данилюк убедился, зайдя в продуктовый магазин. Там на него аж накатила ностальгия – настолько полки соответствовали воспоминаниям раннего детства. Штабелями водка (один сорт), три вида рыбных консервов, черный и белый хлеб, соль, сахар, томатная паста и конфеты-подушечки. Больше ничего.

Очень аутентичной была и продавщица. Необъятных размеров, облаченная в белый халат и кокошник, она смотрела коровьим взглядом, возложив на весы пудовую грудь.

- Здрасьте, - кивнул Данилюк.

- Здоровей видали, - неприветливо откликнулась продавщица. – Воблы нет.

- Так я про воблу и не спрашивал.

- Гречки тоже нет.

- Я и про гречку...

- Есть спички. Берете?

- Да нет, мне...

- Ну так бы сразу и сказали, - проворчала продавщица, вываливая на прилавок мешок серых макарон. – Меньше чем по два кило не отвешиваю.

- Ладно, взвесьте мне два кило, - смирился Данилюк.

Продавщица взвесила и выжидательно уставилась. Данилюк, привыкший к отсутствию в загробном мире денег, несколько растерялся.

Вместо него мятую рублевку протянул Валерий. Продавщица кинула ее в кассу и отдала туго набитый бумажный кулек.

Уже на улице Валерий объяснил, что деньги у него появились сами собой – просто потому, что надо было расплатиться.

- Воображаемые, как в Лимбо? – догадался Данилюк.

- Ну да.

- А... ими вообще законно платить?

- Так и товар ведь тоже воображаемый, - развернул кулек Валерий. – Мы же в Загробье. Та почтенная матрона была лавочницей при жизни – остается ею и здесь. И ассортимент у нее ровно такой же, какой был тогда. И у каждого, кто заходит в ее лавку, в карманах лежат ассигнации требуемого номинала. Это ведь даже не мое подсознание сработало, а ее. Я-то понятия не имел, сколько нужно заплатить.

Данилюк внимательно посмотрел на макароны. Кинул одну трубочку в рот, с хрустом разжевал.

У макарон был вкус макарон.

- А эти штучки разве не надо вначале варить? – с сомнением глянул на него Валерий.

- Надо. Но нам же негде.

- Ну отчего же? Найдем, где.

Через полчаса они сидели в беседке, в одном из бесчисленных дворов этого огромного безымянного города. Рядом на печке-буржуйке булькала кастрюля с макаронами.

Кастрюлю Данилюк с Валерием позаимствовали в случайной квартире. А печка здесь уже была – хотя почему она стояла в беседке, сказать трудно.

Во дворе тлела жизнь. На лавочке вели чинную беседу старушки в платочках, за столом забивали козла четверо дядек с мозолистыми руками. Какой-то автомобилист лежал под своей колымагой.

Разве что детей не видно. У духов с возрастом вообще обстоит непонятно. Одни навсегда остаются такими, какими умерли. Другие возвращаются в юные годы. Третьи, наоборот, продолжают взрослеть и стареть – но тоже до определенного предела.

Дети продолжают взрослеть почти всегда. Вечно маленькими остаются очень немногие. А в двадцатом веке детская смертность и так была очень низкой, поэтому такие призраки в Загробье редки.

Слив воду, Данилюк с Валерием принялись уплетать макароны. Никакой нужды у них в этом не было. В путешествии они ели нечасто – только если угощали встреченные духи или на пути оказывалось заведение вроде Призрачной Корчмы.

Но здесь, в этом маленьком дворике, с его ржавыми гаражами, трансформаторной будкой, бесполезными песочницей и горкой, Данилюк чувствовал себя как-то по-домашнему. И разваливающиеся макароны из советского продмага только добавляли уюта и теплоты.

- А ведь где-то здесь и мой дедушка может быть... – вдруг произнес Данилюк. – И дядя двоюродный...

- Могут, - кивнул Валерий, скребя ложкой по дну кастрюли. – Хочешь их поискать?

- Да не отказался бы...

Найти конкретного человека в загробном мире одновременно сложно и просто. Сложно – потому что населения в нем не меньше, чем в мире живых. А то и больше. При этом никаких справочных бюро, баз данных и передачи «Ищу тебя».

А просто – потому что каждый дух испускает своего рода флюиды. Эманации. Большинство других духов их не видит и не слышит, но те, кто связан кровным родством или знаком лично...

Валерий сказал, что когда в Загробье является свеженький покойник, его родня и друзья обычно сразу же об этом узнают. Слышат там у себя фоном: ага, внучек любимый явился!

Правда, это только если приходишь нормальным способом. А если как Данилюк, окольным путем через Лимбо, тут уже никто ничего не слышит. Но отыскать родню вполне возможно, надо только... прислушаться. Представить их воочию, потянуться мысленно. И если они где-нибудь здесь, не слишком далеко – услышишь.

Данилюк так и сделал. Но то ли у него не получилось, то ли дедушки здесь и нет...