Целитель (СИ) - Мишарин Борис Петрович. Страница 24

— Пошла вон отсюда… и не смей больше появляться в этом доме.

— Это мы еще поглядим кто здесь хозяйкой настоящей станет, а ты, стерва, еще пожалеешь, когда я тещей Егора буду. Он для Анечки предназначен, а не для тебя недоучки.

Воронова гордо удалилась, бросив напоследок:

— Поглядим еще, поглядим.

Вечером Тоня со слезами на глазах все рассказала мужу.

— Егор, я очень тебя люблю, но если я действительно тебя недостойна, то я уйду. У меня же и правда нет никакого образования.

— Тонечка, милая и любимая моя девочка, причем здесь образование? Я люблю тебя, ты мать моих детей, а Виктория Михайловна обыкновенная стерва и очень хорошо, что ты ее выгнала. Успокойся и знай, что ты самая лучшая, красивая и любимая жена.

Он достал из кармана платочек, вытер ее слезки, поцеловал.

Егор решил, что пора поставить все точки над «и» и рассказал об инциденте Ане и ее отцу. Они оба сильно расстроились, особенно Аня. Утешало одно — Сибирцев к ним отношения не изменил.

В пятницу утром к Сибирцевым прибыли стразу министр иностранных дел Рукосуев, Лили Браун и ее отец Джек Браун. Вначале все трое появились в клинике. Рукосуев, уставший поджарый мужчина лет пятидесяти пяти, представил прибывших с ним англичан.

Лили Браун выглядела моложе своих тридцати лет. Шатенка высокого роста несколько была худовата, как показалось Сибирцеву, но, видимо, соответствовала определенным стандартам фигуры и лицом выглядела достаточно симпатично. Излишества косметики отсутствовали, и Егор уловил запах незнакомой туалетной воды или духов. Он не понимал почему, но Лили напоминала ему образ английской строгой учительницы, возможно, из-за правильных черт лица и тонких губ.

Джек Браун сам передвигался с трудом и его поддерживала дочь за руку. Высохший от постоянного недоедания мужчина выглядел намного старше своих шестидесяти лет. На фоне худобы большой живот казался неестественным, как и бледно-серый цвет кожи.

Сибирцев представил свою супругу и тещу и после церемонии знакомства и взаимных приветствий предложил:

— Тоня и Лили идут ко мне домой, а господина Брауна я прооперирую немедленно, потом посмотрю Александра Павловича и, примерно, через минут сорок мы все вместе встречаемся у меня.

— Господин Сибирцев, я бы хотела остаться здесь и помочь отцу дойти потом до вашего дома.

Она довольно неплохо говорила по-русски, но с достаточным акцентом. Егор улыбнулся.

— Не беспокойтесь, Лили, господин Браун скоро будет совершенно здоров и дойдет самостоятельно. Нам с вами жить и работать вместе, поэтому прошу вас называть меня Егор Борисович, без всяких церемоний и господинов. Клавдия Ивановна, прошу проводить больного в операционную.

Сибирцев видел, как Лили смотрит на отца и на него, все еще не веря, что попала к знаменитому на весь мир доктору, что отец скоро будет здоров, что операция продлится так мало по времени. Ей хотелось обнять отца — мало ли что может случится в ходе оперативного вмешательства, тем более, что английские врачи прогнозировали лишь временное улучшение состояния здоровья и напрочь отрицали полное выздоровление. Но Клавдия Ивановна осторожно увела его, Лили вздохнула, глянула на доктора глазами надежды и слез и пошла следом за Тоней.

— Александр Павлович, придется вам побыть одному десять минут, — обратился Егор к министру, — посмотрите пока телевизор, я скоро вернусь.

Сибирцев осмотрел больного и приказал спать. Сделав послойный разрез, он увидел опухоль желудка размерами с большой мужской кулак, которая проросла в нижний отдел пищевода практически перекрыв его просвет. Больной с трудом пил даже воду и питался последнее время через капельницу. Опухоль светилась ядовитым оттенком в его энергетических лучах и не хотела отслаиваться от здоровых тканей организма. Егор держал этот бесформенный комок левой рукой, правой освобождая от него жизнеспособные ткани. Словно липучка он цеплялся из последних возможностей за стенки желудка, не желая расставаться со своим насиженным местом. Наконец опухоль извлечена и брошена в целлофановый пакет. Сибирцев занялся метастазами в печени и поджелудочной железе, освобождая сдавленные кровеносные сосуды от инородного тела. Откачав асцитную жидкость из брюшной полости и уничтожив раковые клетки в лимфосистеме, он послойно зашил рану, не оставляя рубцов.

Проснувшись, больной сел на операционном столе, не понимая куда подевался его здоровенный живот. Чувствовал он себя хорошо и очень хотелось кушать.

— Господин Браун, — обратился к нему Сибирцев на не очень хорошем, но понятном английском, — операция прошла успешно, удалены опухоль в желудке, метастазы в печени и поджелудочной железе, жидкость из брюшной полости, почищена от раковых клеток лимфосистема. Любые лекарства теперь вам противопоказаны — это прошу запомнить. Ваши врачи посоветуют вам пройти курс противоопухолевой терапии с целью уничтожения злокачественных клеток в лимфоузлах, но они чистые и подобное лечение будет вредным.

Браун осматривал свой живот, не находя следов операции. Все как всегда, подумал Егор, может стоит оставлять небольшой рубец, а то больные не верят.

— Спасибо, доктор, я слышал, что после ваших операций не остается следов — теперь вижу сам, еще раз спасибо.

Он оделся и прошел в приемную. Рукосуев с удивлением отметил, что у него исчез живот и изменился цвет лица.

— Фантастика! — констатировал он.

— Теперь вы, Александр Павлович, прошу в операционную, — попросил Сибирцев.

— В операционную… зачем? — удивился он.

— У вас стеноз устья легочной артерии — вены шеи набухшие, слабость, сонливость, головокружение, одышка, сердцебиение, — ответил доктор, — разрежем, расширим, две минуты и никаких следов.

— Но я…

— Пойдемте, пойдемте, потом будете бегать, как мальчик.

Вскоре Доктор с Брауном и Рукосуевым вошли в дом. Лили уже познакомилась с детьми, но пока говорила с ними по-русски. Увидев отца она безмолвно заплакала — выпирающий живот исчез, а цвет лица приобрел свое естественное состояние. Она обняла папу и спросила о самочувствии.

— Кушать хочу, — ответил он с улыбкой, смахивая рукой ее слезы.

— Сейчас будем кушать, — пояснил Егор, — Тоня, налей, пожалуйста, господину Брауну полкружечки куриного бульона. Большего пока позволить не могу — желудок отвык от пищи, но через пару часов повторим обед с большей дозой.

В воскресенье Браун улетал вместе с Рукосуевым. Он уже принимал помаленьку любую пищу и никак не мог наесться. А Рукосуев чувствовал себя прекрасно, не страдая более ничем.

Лили быстро освоилась в доме Сибирцевых, выделенная комната ей понравилась, и она начала занятия с детьми. В доме теперь чаще говорили на английском, чем на русском языке. Она играла с детьми, разговаривая на своем языке, переводя на русский, чтобы было понятно. Учились все, в том числе и тетя Лили, как называли ее дети.

Тоня отнеслась к гувернантке настороженно, но никакой враждебности не проявляла. Люди притирались друг к другу, присматривались. За стол Лили садилась вместе со всеми, только Татьяна, нанятая поваром и домработницей никогда не обедала с семьей — успевала поесть во время готовки пищи. Тоня училась с ней вместе в школе и сейчас давала возможность заработка.

Дети всегда находились под присмотром Лили, что давало возможность Тоне всерьез заняться бизнесом. Доставленную аппаратуру устанавливали в одном из брошенных домов, а в соседнем доме обустраивалось складское помещение и холодильники. Тоня приобрела корейские рефрижератор и грузовичок с тентом грузоподъемностью три тонны, на которых стали работать ее отец и Воронов. ИП зарегистрировано, санэпидстанция дала разрешение на работу. Все обошлось Тоне в шесть миллионов рублей. Производительность по расчетам составляла двадцать тонн пельменей в месяц, могло быть и больше, но этого вполне хватало. Чистая прибыль без учета налогообложения составляла около четырех миллионов рублей ежемесячно. Минус шесть процентов УСН, итого три с половиной миллиона рублей железно по грубым подсчетам. За два месяца ИП оправдывало вложенные средства.