Большие каникулы Мэгги Дарлинг - Кунстлер Джеймс Говард. Страница 42
— Поставь их в багажник, — приказала ему Линди, поднимая заднюю дверцу своего джипа «чероки». Машина вместе с выплатой в пятьдесят тысяч долларов отошла ей от ее раздельно проживающего супруга Бадди в ходе переговоров, которые велись по поводу их предстоящего развода. Солнечные очки и косынка, повязанная вокруг головы, делали Линди похожей на женщину из другого времени и места: этакую Одри Хепберн из мелодрамы шестидесятых. Только копия была похуже, как в захудалом театре. — Мэгги, это — мой друг Ратко, — смущенно сказала Линди.
— Здравствуйте, — сказала Мэгги.
Ратко пожал плечами и хлюпнул носом.
— Он актер, — сказала Линди.
— В самом деле?
— Его театр взорвали в Загребе.
— Какой ужас.
— В мире такой хаос, — сказала Линди. — Ты не замечаешь?
— Конечно замечаю. Еще как.
— Извини. Прозак не подействовал. Садись в машину, Ратко. Извини, Мэгги, но эта ситуация в мире иногда меня достает. Я иногда чувствую, будто все куда то утекает, а мы крутимся в образовавшейся воронке.
— Честно говоря, Линди, меня берут сомнения, что этот доктор Кляйн помогает тебе.
— А что он может сделать с этим миром?
— Он может помочь тебе не мучиться от того, что тебе не подвластно, и сконцентрироваться на вещах, которые ты можешь контролировать.
— Например?
— Твоя собственная маленькая жизнь.
— Я уже пробовала самопоглощение, — сказала Линди со смешком, не допускающим возражений. — Поверь мне, я гораздо лучше чувствую себя, когда фокусируюсь на реальном мире.
— Но должны же быть личные цели, стремления?
— А, я понимаю, — отреагировала Линди. — Считаешь, что я зря помогаю друзьям, да? Ратко! Кому сказано садиться в машину!
— Нет же, Линди, дорогая, я совсем не имела в виду…
Но Линди уже забралась за руль своей великолепной машины, захлопнула дверцу и выехала на дорожку с таким видом, будто изображала из себя одинокую героиню какого-то фильма, спешившую спасти мир от полчища радиоактивной саранчи.
7
Приглашение
Дом казался странно пустым. Горничная Квинона чистила бронзовую решетку камина в гостиной.
— А где же Нина?
По плану работ на месяц, написанному мелом на громадной доске в кухне, следовало уже начинать готовить к ежегодному обеду для сбора средств в музее ремесел в Нью-Милфорде, который должен был состояться через три дня. Обычно Нина с двумя помощницами, по меньшей мере, уже готовила бы большие брикеты крестьянского паштета и бочонки тапенада. Она позвонила Нине домой, но там был включен автоответчик.
— Это я, — сказала Мэгги в трубку. — Где ты? Пожалуйста, позвони.
Затем она приготовила себе омлет с джемом (так, как любила с детства — густо посыпанный свежемолотым перцем) и принялась отвечать на накопившиеся на ее автоответчике сообщения. Более половины их них было рекламной чепухой, одно интересное — запрос от телевизионного продюсера компании «Пи-би-си» о возможной специальной передаче по рукоделию и кулинарии в рождественские каникулы, просьба об интервью от молодого человека из газетного агентства «Кинг фичерс», предложение выйти замуж от старого лунатика из Палм-Спрингс, а также персональное напоминание от Джеральда Нэнса из Института одежды музея Метрополитен о том, что она приглашена на вечер, посвященный открытию выставки одежды императорского двора Наполеона из парижского Музея армии. Он также интересовался, почему она не ответила.
— Нам нужна твоя энергия, чтобы зарядить аудиторию, — сказал ей Джеральд в свойственной ему очаровательной манере.
— Ну, а кто еще будет?
— Обычные подозреваемые, — растягивая слова, ответил Джеральд. Он имел в виду сливки самого высшего слоя богатой нью-йоркской знати.
— А кто накрывает столы?
— Компания «Скромный пирожок».
— Для меня они вовсе не скромные, — сказала Мэгги, — но мне нравится их салат из утки. В каком зале?
— Все в том же треклятом Храме Дендур, — ответил Джеральд. — Мы там все уставили подиумами, а гирлянд повесили — километры. На тебя можно рассчитывать?
— Ну, хорошо.
— До встречи в семь.
Неожиданно это приглашение показалось желанной возможностью покинуть унылый дом на этот вечер. Перспектива оказаться на свободе и быть предоставленной самой себе привела Мэгги в бодрое состояние, хотя где-то не так уж и глубоко в ее сознании мелькнула мысль, что на таком мероприятии вполне может оказаться подходящий свободный мужчина. Едва она успела положить трубку после разговора с Нэнсом и начала думать о том, что надеть, как позвонил Гарольд Хэмиш.
— Мэгги, ой, Мэгги, — начал он.
— Такое начало всегда означает, что что-то произошло.
— Хорошо, — согласился Хэмиш. — Китаец ушел.
— Разве можно его так называть?
— Брось. Оставь этот тон. Он на самом деле китаец. Человек родом из Китая. Ergo, он — китаец. Так или иначе, он откланялся, расцеловался со всеми и ушел, бросив работу.
— О боже…
— Ты знаешь, этот парень — очень хороший фотограф. То есть я хочу сказать: самый лучший. Что ты ему такого сделала?
— А почему я должна была что-нибудь ему сделать?
— Он орал об этом по телефону во всю глотку.
— О боже…
— Ты ему что-нибудь сгоряча наговорила или что?
— Да нет. Это на меня не похоже, ты же знаешь.
— Он пошел вразнос, совсем как сумасшедший. И более того, он сказал, что уничтожил все пленки, которые отснял до этого. Ты что, спала с ним?
— Гарольд!
— Похоже, что у него сердце разбито. У меня на это нюх.
— Ну, если тебе так нужно знать, то я действительно сделала это, — сказала она, шокировав себя этим признанием.
— Христос Спаситель, Мэгги. Больше всего я боялся этого, когда Кеннет убрался с экрана. Поэтому мне придется признать in loco parentis[30] необходимость защиты тебя от самой себя. Кстати, я заметил тебя, плохая ты девочка, с английским певцом в журнале «Пипл».
— Когда я встречусь с Конни Маккуиллан, то своими руками сверну ей шею.
— Тогда тебя поместят на первой полосе в «Пост». Эй, а что происходит между тобой и этим певуном?
— Все уже закончилось.
— Кто кого покинул?
— Гарольд, я, кажется, никогда не бросала трубку при разговоре с тобой?
— Мне хотелось бы думать, что мы с тобой говорим абсолютно прямо и открыто, как брат и сестра. И к тому же ты никогда на меня не обижалась.
— У меня очень трудный день. Неделя, месяц, — сказала Мэгги. — И вообще этот год — черт-те что.
— Дело в том, что мы уже заплатили этому китайцу шестьдесят тысяч, и если мы подадим на него в суд, чтобы вернуть деньги, то нам потребуется еще двадцать тысяч.
— Это все так ужасно. Ты не понимаешь. Мне всегда было так уютно рядом с Регги. Он остался на ужин. Мы напились. Все покатилось кувырком.
— После того как мы с Клариссой разругались, я вел себя как настоящий школьник. Любовь делает нас смешными, Мэгги. Я, конечно, говорил тебе об этом раньше. Хорошо, послушай, я завтра поспрашиваю, может быть, мы найдем кого-нибудь еще. Какая досада. У этого китайца есть свой стиль. И этот стиль в общем и есть имидж Мэгги Дарлинг. Но, думаю, новый облик — не самая плохая штука в этом мире. Ты могла бы даже подстричься. Скажем, «линька поденки» сейчас очень популярна.
— Что?..
— Поденка. Это такая муха, которая нравится форели.
— Звучит странно.
— Всего лишь муха-однодневка.
— Ну, хорошо.
— Мне кажется, что тебе бы понравилась ловля форели на муху. Это так расслабляет и отвлекает.
— Хммм. Может быть. Это очень сложно, правда?
— Чертовски. Одни только забросы могут часами держать тебя в напряжении на грани сумасшествия. Это настоящий спорт для Мэгги Дарлинг.
— Кажется, это то, что мне надо.
— У меня есть дом в Вермонте.
— В самом деле?
— В это время года я езжу туда на каждые выходные.
— Это что, приглашение, Гарольд?