Брак по принуждению, или Его изумрудная тьма (СИ) - "yulia.solovyova47". Страница 193

— Ты веришь в Бога?

Я ещё долгое время просто так хлопала ресницами, не понимая, почему он начал такую тему разговора. Отложив расчёты в сторону, я подняла на него взгляд.

Я сидела в кресле за столом, а он на диване, читая очередную принесённую нам документацию.

— Так веришь?

Сглотнув, помотала головой.

— Правда? Ты серьёзно не веришь? — хохотнул он, отложив в сторону белые бумажки.

— Было время, когда верила. Стефан попал в аварию… и я молилась за него, он выздоровел. А потом… Стефан — атеист, да я и как-то…

— Всё понятно, — махнул жених рукой.

— Почему ты спрашиваешь? Неужели ты веришь? — в шутку проговорила я, уже улыбаясь.

— Верю.

Мне захотелось свалиться со стула, но я лишь крепче ухватилась за сиденье.

Себастьян посмеялся, завидев мою реакцию — округлившееся глаза, приоткрытый рот.

— Раз есть дьявол, то есть и Бог, верно?

— Ты шутишь сейчас надо мной…

— Да почему же? — встал он с дивана и сел напротив меня в кресло. Нас разделял сейчас лишь письменный стол. — Не понимаю только, почему ты не веришь. По-моему, существование Бога очевидно. Он нас создал. В плоти и крови. Весь этот мир — его творение.

Моя бровь неосознанно поднялась вверх.

— Но мир этот давно увяз в грехе. И это не в первый раз. Падение нравов и увеличение количества грешных, неверующих — циклично. Каждый раз одно и тоже… Можно во всём обвинить Еву. Если бы она тогда не послушала змея, то не соблазнила бы яблоком Адама, и тогда мы бы сейчас жили в раю. Но увы. Кстати, может, не всё так и плохо.

Он рассуждал с энтузиазмом, развалившись в кресле.

— Поддаваться искушениям — приятно. Совершить грехи — и подавно.

— Насколько я знаю, если человек верит, он старается быть хорошим, чтобы потом попасть в рай, — вмешалась я. — Ты не боишься наказания за всё это?

— «Да воздастся каждому по делам его». О, я прекрасно об этом знаю. Но в ад попасть не боюсь. Гореть тоже не боюсь. Ты не представляешь, каким чистым в душе нужно быть, чтобы попасть в рай. Вы со Стефаном точно в пролёте.

Он хохотнул.

— Так что в аду я уж точно не буду одинок.

Какой же Себастьян больной.

— В какого именно Бога ты веришь? Есть разные, — произнесла я с дрожью в голосе.

— Я больше склоняюсь к христианству. Хотя пробовал и читал о самых различных религиях. Христианство мне ближе. Я читал не только Библию, Евангелие, но и Коран и прочие, которые тебе даже неизвестны, я уверен.

— Когда ты…

— В тюрьме. Нас просто заваливали подобной литературой. Вот я и взял почитать, как фантастику. А на деле — полезные книги, даже очень.

— А Селеста… верит?

— Когда-то она была протестанткой, сейчас не знаю. Но вера в наказание у неё всё ещё осталась… — хмыкнул он. — Она сумасшедшая. Помешанная на религии была. Грузила меня этим протестантством в детстве. Почему-то не могла терпеть никогда славян и их религию, заставляла меня учить русский. В тюрьме я погрузился в православие и смог на русском прочитать Библию. Даже не спрашивай, как я смог достать её там, — Себастьян смеётся.

— Ты веришь и… всё равно делаешь это, — всё ещё не понимала я. Как же непросто.

— Не все верующие — праведники. Не все неверующие — грешники. Праведником быть жутко тяжело. Целую жизнь на это убивать не готов. Хах, а чем плохо быть грешником? По сути, все мы грешники, но в разной степени. Поскольку кто-то ещё и пытается бороться, а кто-то как я. Но я не особо расстраиваюсь по этому поводу. Ведь, как я уже сказал, буду там не один. Ты и Стефан не тяните на примерных верующих. Будете со мной. Мы втроём. Вечность. В огне.

Он больной. Себастьян — больной.

Как будто раньше я этого не знала, но теперь словно убедилась в этом в очередной раз.

— Ты ведь хочешь узнать меня. Желаешь знать, почему я не пытаюсь «измениться». Не хочу. Это бесполезно. Ведь вскоре я вернусь к истокам, даже если попробую. Сущность порой не изменить. А в Бога поверь. Он нас свёл.

Я стиснула зубы до скрипа.

— Какая ты бледная. Я дам тебе Библию почитать.

— Спасибо, Себастьян, но у меня впереди одна очень занимательная книжка по экономике, — встала я с кресла, желая удалиться в дамскую комнату. Меня замутило.

Не может быть так. Не может человек верить, но иметь какое-то искривлённое представление и мучить других, оправдывая себя тем, что обладает «такой сущностью».

Видимо, может.

Я дрожала, когда склонилась к раковине и упёрлась в неё руками.

«Будете со мной. Мы втроём. Вечность. В огне».

На смерти ничего не закончится. Я схватилась за своё лицо, начав сильнее содрогаться.

***

Когда я вышла из уборной, то Себастьян внезапно подобрел и решил поиграть в шахматы. Однако философское настроение у него осталось. Он продолжал говорить мне о религии. Я спасалась лишь тем, что надо было периодически отвлекаться на бумажную документацию.

Я живу с абсолютно больным человеком.

Когда я ехала домой, то внезапно поняла, несмотря на все разговоры и убеждения Себастьяна, в Бога я теперь не верила.

Если бы он существовал, то оставил бы меня сиротой? Заставлял бы проходить через всё это? А главный вопрос — за что? Убила ли я кого, ограбила? Какой великий грех я совершила и чем всё это заслужила?

Не верю.

Я, скорее, поверю, что существует дьявол. Себастьян верно заметил, что мир в его власти. Поэтому я и мучаюсь. Но Бог…

Нет.

Домой я приехала жутко уставшей. Заметила, что дверь в комнату Стефана открыта, когда прошла мимо по коридору. Любопытство меня съедало, поэтому зашла. Никого не оказалось внутри.

Шприцы. Валялись тут и там. Я подошла к письменному столу, находясь в каком-то бреду. Комнату я уже видела, поэтому внимание на убранстве не заостряла.

Взяла листок в руки. Это почерк Стефана. По крайней мере, немного был похож…

«Софи, Алексия, Маргарет, Тейлор. Мишель. Мелания».

Я скользила взглядом по строчкам, еле удерживая в руках листок. В самом внизу было моё имя, обведённое в кружочек.

Огляделась вновь, вытащив содержимое из ящиков стола. Всё было в свободном доступе.

Шприцы и жидкости. Использованные иглы.

Себастьян вкалывал Стефану наркотики продолжительное время, как я предполагаю. Теперь Стефан зависим и колется сам.

Он наркоман.

Более того — он убийца.

«Я убивал девушек, Елена. Насиловал их». Моё имя в самом конце — я его самая последняя жертва, но своё дело до конца он ещё не довёл.

Мне было холодно, и меня в очередной раз тошнило. Что же это такое.

Голова закружилась, и я выбежала из этого помещения, быстро запихнув все вещи, вроде как, по местам.

Я закрылась комнате. Прошла в ванную, чтобы открыть горячую воду под сильным напором. Встала под неё, немного обжигаясь.