1923 (СИ) - Иванов Олег Эдуардович. Страница 20

Николай подробно рассказывал Перовскому свой план и тот увлечённо кивал головой, явно просчитывая что-то своё. В итоге, диспозиция была выработана, и он, довольный пошёл будить Аршинова.

Степан Терентьевич пил чай и рассказывал.

— Взяли мы его быстро — система осведомителей работает через милицию, поэтому нашего визита никто не ждал. Сушинские ребята ведут себя вполне неплохо, поэтому особых проблем у нас не было, практически не шумели. В общем, этот орёл страшно удивился, меня увидев, поэтому решил рассказать всё. Френкель Нафталий Аронович, нэпман, приехал из Константинополя. До революции — строитель. Я его не знаю. Откуда он меня знает, не догадываюсь. Живёт в доме на Кузнецком Мосту — бывший доходный дом «Сокол».

Нафталий — имя редкое, поэтому этого Френкеля Николай знал. Один из Бериевских генералов со странной судьбой. В двадцатые сидел, причём на Соловках, а туда просто так не ссылали. Там из заключённых стал начальником и потом много строил. Поэтому и умер в своей постели.

— А что тут догадываться. Он связан с ЧК, фигура, вполне известная в определённых кругах. Более того, имеет крепкие международные связи. Так что ЧК решило своих не светить, а послать бандитов. То, что Вас убьют уголовники ни у кого удивления не вызовет. Всё здесь логично. Что Вы предлагаете сделать?

— Надо брать Френкеля.

— А он не сбежал? Арест приятеля мог его насторожить.

— Николай Эдуардович, — с укоризной сказал Аршинов. Бандит погиб при задержании. Свидетелей нет. Никуда он не побежит. И потом, если он в чекистской комбинации, то чего ему бояться?

— Извините. Больше не буду. Поедем брать?

Взяв у Сушина трёх человек, они поехали на Кузнецкий. Доходный дом стоял в самом начале, выделяясь красотой подъезда и чистотой окон. Николай пошёл в подъезд вместе со всеми — как-то он не ожидал стрельбы в этом случае. Всё таки нэпман — а не бандит. Значит будем договариваться. Тут я может быть пригожусь, думал он, поднимаясь по широким ступеням, мимо почтительно замеревшего швейцара. А в общем, что то это начинает мне нравится. Хожу тут, обыскиваю, баб трахаю — как то всё это не так. Конечно, из несчастного должника, который даже тени своей боится превратиться в вершителя судеб и финансов — дело хорошее. Как бы не зазнаться. Иначе дело плохо. Он попытался вспомнить дочку и жену, но это было как на другой планете. Вот те на. Слыхал я, что власть развращает. Но чтоб так быстро. Ведь я и Ваську то практически не ищу. Мог бы поузнавать сегодня, как к этому спецотделу подбираться.

Они остановились перед большой двустворчатой дверью. Швейцар стал звонить, боязливо косясь на оружие в руках бойцов. Александр и Степан стояли молча, пистолетов в руках не держали.

Дверь открыла миловидная горничная, и резко отодвинув её группа стала входить в квартиру. Она побелела и подняла руки к горлу. Но Александр выдвинулся вперед, и взяв её за руку, сказал.

— Не волнуйтесь барышня. Нам нужен Нафталий Аронович, мы с проверкой.

Аргументация показалась Николаю идиотской, но на горничную она своё нужное воздействие произвела.

— А барина нету. Он в ресторан пошёл, там ужинать будет.

— Один?

— Нет, с Софьей Андреевной.

— Какой ресторан-то?

— Здесь недалеко. «Мавритания».

Степан обернулся к Александру.

— Вы здесь побудьте с Николаем Эдуардовичем, а мы за ним сходим, и, кивнув прошедшим по комнатам бойцам, открыл дверь на площадку.

Веди в приёмную, лапочка — сказал Саша, подталкивая девушку пониже спины.

В приёмной стоял большой стол и на стенах висели фотографии. Николай сначала их внимательно рассматривал, потом надоело. Саша активно общался с горничной и она уже кокетливо смеялась. Решив, что Александр встал на тропу любви, он подошёл к нему и сказал.

— Я покурю минут пятнадцать на кухне.

На кухне он сел за стол и стал от нечего делать перебирать вещи в карманах. В основном раздражали разные бумажки, которые он стал переписывать в свой красивый блокнот. Переписывая бумажку Сергея со списком сменовеховцев, он честно написал Василий Конев и тут до него дошло. Сергей имел в виду не его Конева, а того, который умер во внутренней тюрьме. Вот поэтому и умер, что совпал с моим. Поэтому и убрали Киселёва. Он что-то узнал у Конева. Или не узнал, но люди побоялись и убрали. Соответственно стали рвать ниточки и по линии Аршинова.

Он достал из кармана лист Юровского, открыл блокнот на записях Шевырёва и стал думать. Через десять минут он понял, что и Юровский, и Шевырёв занимались всего одним общим делом.

Нафталий Аронович держался уверенно. Он явно не понимал нового направления развития событий. Одной из причин было то, что Степан Терентьевич показал документы Управления милиции, и, похоже, товарищ Френкель был уверен, что всё порешает.

Глянув на него, Николай представил, что скоро тот пойдёт в лагерь, где, несмотря на счастливый конец лично для Ароныча, всё равно далеко не мёд. Его передёрнуло и он пошёл к женщинам, в дальнюю комнату — именно такую схему допроса предложил Александр. Он попытался убедить себя: Френкель знал, на что шёл. Он дал распоряжение об убийстве, значит должен быть готов ко всему. Глядя в окно, на заполненный вечерним разодетым народом Кузнецкий Мост, который, как известно, был в те времена местом променада достойной публики, он тоскливо думал о превратности судьбы. Мысли были невесёлые. Он уже давно заметил, что и в кино, и в книгах автоматически подставляет себя на место допрашиваемого. Так и тут. И чего тебе дурак не сиделось в Константинополе. Впрочем, чего не сиделось — вроде как становилось ясно. Решил поиграть в перераспределение денег с Советской властью. Конечно, люди с деньгами, готовые к сотрудничеству с большевиками были тогда редкостью. Вот и принимают с распростёртыми объятиями.

Неожиданно он подумал, что в годы революции и гражданской войны, большевики здорово задели мировой финансовый истеблишмент. И, наверное, сильно нуждались в посредниках типа Френкеля. Конечно, ограбить-то ограбили, а теперь надо всё это заставить работать. А основные люди засвечены.

Из финансистов социал-демократии он мог вспомнить разве что только Ганецкого, да и то, только потому что он торговал презервативами вместе с Коллонтай. Он ещё раз изумился, как плохо его учили.

Обернувшись, он посмотрел на женщин. Было видно, что они поняли, что это не просто проверка, и вот теперь изо всех сил пытаются себя убедить что всё будет хорошо. Но, похоже, что уже не верят в это сами. Он вспомнил «Семнадцать мгновений весны», сцену с ребенком радистки. Да, нормальному человеку на этой работе трудно. Или надо быть садистом, или сильно верить в то, что ты делаешь нужное дело. А может, пару раз, посмотреть на жертв допрашиваемых.

В комнату вошёл Александр и показал, что нужно идти. Клиент был, что называется, готов.

— Нафталий Аронович, расскажите всё, что Вы знаете про Василия Конева и германский кредит.

Машина с Френкелем ушла к Сушину, и они стояли на Кузнецком Мосту, недалеко от подъезда, откуда только что вышли.

— Пойдём, господа, поужинаем. Заодно и поговорим. Ваше место, мои деньги.

— В Мавританию, что ли — спросил Аршинов Александра и тот кивнул головой, что не против. Ресторан был недалеко, и Аршинова там узнали.

— Нам поесть, бросил он метрдотелю, и тот повёл в глубину зала.

Мавритания оправдывала название в основном пока что пальмами, в изобилии стоящими везде, где только возможно. Как бы кокос на голову не упал, улыбнулся про себя Николай, но они прошли зал и вышли во внутренний дворик, где стояли столики, жарились шашлыки и вообще, было хорошо.

— Николай, расскажите о каком кредите идёт речь — спросил Аршинов— как только они сели за стол.

— Это кредит на восстановление экономики и стабилизацию рубля, как его называют. На самом деле немцы дают нам его по политическим мотивам — как противовес давлению Антанты.

— Ну, а причём тут Френкель? Впрочем, как специалист говорю — он здесь очень даже причём. Дергался как раненный при каждом вопросе.