1923 (СИ) - Иванов Олег Эдуардович. Страница 19

Минут двадцать Николай скучал у калиточки, разглядывая любопытных, которые тем не менее, близко не лезли. Гражданская война и политические чистки отучили народ от расспросов. Поэтому они молча стояли у своих заборов и ждали продолжения шоу. Александр подошёл какой-то встрёпанный, глаза шальные.

— Не Чекист. Бандит. Говорит что получили указание на ликвидацию от какого-то Френкеля.

— Композитора, что — изумился Николай, но потом сообразил, что автор знаменитых песен тут не при чём.

— Какой-то нэпман, в большой дружбе с его паханом — упредил вопрос Александр — Пахана знаем, он в авторитете в Сокольниках. Что с этим делать-то?

— Повезём к Сушину. Пусть тот с ним разбирается.

Оставив Аршинова с пленным в ЦК, Николай мотанул в «Весёлую собаку» — он опаздывал на встречу с Горностаевым. Ездить по Москве 20-х годов было такое же искусство, как и в конце века. Машин, в принципе, было мало, но вот извозчиков пассажирских и грузовых было множество. Манёвренность у них была очень низкая, и если что случалось, то всё замирало метров на пятьсот назад и вперёд. Но Александр умело объезжал пробкоопасные места. После событий дома у Аршинова он заметно повеселел, и Коля решил после встречи расспросить его о выводах, к которым тот пришёл. Горностаев был на месте, сидел пил чай в пустом зале. Народу практически не было, так — один два человека. Официанты сидели сонные — было видно, что веселье начинается вечером.

— Ну что, — спросил Николай — какие мысли.

— Мысли есть. Я предлагаю попробовать, может из нашего сотрудничества что-нибудь и получится.

— Давайте, будем пробовать. Как с моей просьбой?

— Непростую Вы мне задачку подкинули. Что-то интересуется народ Вашим Коневым.

— Поконкретнее, пожалуйста. Время дорого — нажал Коля. Раз человек пришёл, значит для себя что-то решил.

— Если Вы про того Конева, что в экономическом управлении, то его уже успели убить. Как бы и моего на шлёпнули. У кого он?

— В спецотделе. Торчит уже неделю.

— Понятно — Николай решил, что надо взять паузу. Это слово ему ничего не говорило, но судя по приставке спец, и хорошего не сулило тоже. Надо было срочно определиться как себя вести — то ли просить чтоб Горностаев его просветил, то ли сделать вид, что всё знаешь и так. Решение не находилось и он пошёл по пути гнилого компромисса.

— А кто сейчас там начальником?

— Как кто? Глеб Иванович.

— Бокий что ли? — Коля почувствовал себя как на встрече с главным кредитором. Самое страшное, что могло случиться — случилось. Василий попал в руки людей с фантазией. А это было плохо. Очень плохо. Из разных книжек Николай знал, что Глеб Иванович Бокий занимался в органах всякими оккультными и мистическими делами. Тибет, Шамбала и прочая чушь. Фантазии людям явно хватало и какие-то выводы из Васькиной болтовни они могли сделать. Впрочем, спокойно. Если бы они кольнули Ваську, они бы уже рыли Замоскворечье. Ладно.

— Это который по Тибету — надо было отыгрывать своё невежество.

Горностаев явно растерялся. Было видно, что он ищет, что сказать. Похоже, я затронул тему высокой секретности и Горностаев не готов делиться даже знанием о её существовании.

— Впрочем, спасибо за информацию. Если узнаете где конкретно его держат, сильно поможете — решил Коля сменить тему. Я то чем могу быть Вам полезен?

Сушина они нашли на Петроверигском переулке, где он деловито обживал особняк. Особняк был стар, двухэтажен и неприметен, хотя и стоял на горке. Там деловито ходили люди и, судя по наличию диванов, пара комнат готовилась под спальни. Было видно, что история с Аршиновым впечатлила Ксенофонтова и он стал всерьёз относиться к вопросам безопасности. По крайней мере, у двери стояла вооружённая охрана, а на уже прибитой табличке сверху длинной нечитаемой аббревиатуры стояло «Народный комиссариат по военным и морским делам». Что, наверное и объясняло любопытным отчего табличку охраняет человек с ружьём.

Аршинова не было. Он поехал в Сокольники разбираться с паханом и странным нэпманом. Сушин дал ему людей, как он с гордостью сказал, из «активной части». Что это такое Николай не знал, но догадывался, что какие-то головорезы. Собственно вопросов к Алексею было два — первый про Бокия и второй — по поводу кредита. Надо было уточнить круг лиц в партии и правительстве, привлеченных к этому делу.

— Слушай, Лёша, а ты Бокия из спецотдела знаешь?

— Ну видел пару раз, однако по работе пока не сталкивались. Он на Восточном фронте был, потом в Туркестане, а я на Юге.

— А можно аккуратно выяснить, что это такое и с чем его едят. Проверить надо кое что.

— Хорошо. Ехай в ЦК, там Коротков даст тебе его личное дело. Я ему позвоню. А что, есть мысли?

— Вот чего, чего, а мыслей у меня всегда много.

— Ладно, думай — кинул Сушин срываясь с места и начиная с ходу орать, что шкаф заносят не туда.

Николай хмыкнул, понятно, что деятельный и бойкий Сушин на фоне старых партийцев был образцом «немецкой точности и американской деловитости». Были конечно и в старой ленинской гвардии хозяйственники, но они себя видели совсем на других должностях.

У Короткова Коля расхрабрился и попросил аж восемь личных дел. Собственно ему был нужен только Бокий и Горностаев, но лист, как известно, надо прятать в лесу. Поэтому он сильно напрягался, вспоминая фамилии чекистов 20 годов. На память лезли фамилии героев Юлиана Семёнова, которым Коля сильно увлекался в годы студенческой юности. В свой красивый блокнотик он переписал данные на Глеба Петровича, который оказался ровесником Сталина, с 79 года и членом партии с 1900. Всю жизнь его тянуло к делам боевым и рискованным. Сейчас занимал посты видные — начальник отдела, Член коллегии. Свой специальный (шифровальный) отдел он получил в январе 1921 года. В общем, ничего принципиального нового Николай для себя не узнал. Он правда думал, что тот будет помоложе, но особо это дело не меняло.

А вот открыв бумаги на Горностаева, он чуть не присвистнул от удивления. Он оказался Яковом Филипповичем, 1902 года рождения, из Саратовских крестьян. В ЧК с 1921 года и занимался там снабженческой работой. Это объясняло вопрос, с которым он обратился к Николаю. По его сведениям, скоро наркомат Красина будет закупать в Париже автомобили «Рено». И юный Яков очень хотел получит из них хотя бы четыре штуки. Не, блин, я горд за поколение «новых людей», которых так любила воспевать «старая гвардия». Не пропадут. И ведь главное, не себе он эти машины хочет. А для ОГПУ. Может они их потом в детдома передадут? Аж слёзы на глаза наворачиваются.

Поблагодарив Короткова, он пошел звонить Перовскому, благо туда должны были скинуть информацию все, начиная от Петра и кончая Аршиновым. Как Коля и предполагал, его там уже ждали, поэтому он в темпе поехал на Мясницкую, даже не выпив уже ставшего традиционным цековского чая. К его удивлению, Коротков ничего не спрашивал — похоже, что дисциплина была поставлена Ксенофонтовым на ять.

Аршинов спал на диване в комнате отдыха. Узнав, что лёг спать два часа назад, будить не стал и пошёл к Петьке, который скромно болтал с машинисткой. Она довольно улыбалась, и было видно, что Петя ей нравится. По тону разговора чувствовалось, что приглашение Пети зайти куда-нибудь на вечер вполне найдёт понимание.

— Ладно, жених. Давай рассказывай. Чего Ковалёв накопал?

Тот подал довольно толстую тетрадь, всю в диаграммах и таблицах. Николай попытался врубиться и врубился — общение с Юровским, а также вчерашние размышления не прошли даром. Он пошёл к Перовскому.

— Если я не прав, Вы меня поправьте. Государство будет бороться за паритет червонца по отношению к основным валютам, и, прежде всего, фунту. Насколько я понимаю, этот курс будет выдерживаться тщательно. Поэтому маржа будет не больше 2–4 процентов. Мы не будем спорить с государством, поэтому закупать валюту, на мой взгляд, бессмысленно. Да и рискованно. Надо ловить в другом месте. Насколько я понимаю, в деревню червонец почти что не проник. Поэтому сейчас надо заключать договора на покупку сельхозпродукции этого урожая в червонцах…