Держа океан (ЛП) - Каллинан Хайди. Страница 7

Потом у меня появилась идея.

«Мы могли бы встретиться на железнодорожных путях. Тот, кто будет нервничать меньше — пойдет в гости к другому».

Джереми написал мне спустя полминуты.

«Это может сработать. Когда ты хочешь встретиться?»

Я открыл календарь, чтобы посмотреть свое расписание. Оно всегда было заполнено, и запланированные дела были выделены разными цветами. Дела под красным цветом изменять и переносить было нельзя. Например, такие как сон. Прежде чем изменить или перенести дела под желтым цветом, я должен был обсудить это с мамой. А дела под зеленым цветом я мог менять по своему усмотрению. Зеленый цвет заполнял промежутки в девять, десять, одиннадцать часов, в час, в два часа, в три и четыре часа. Я хотел пробыть с Джереми несколько часов. Поэтому выбрал утренний зеленый промежуток. Но я не знал, что мне следует выбрать: утро или день.

«Ты просыпаешься рано или спишь допоздна?»

«Обычно я сплю допоздна, но могу поставить будильник».

Мысли о том, что он готов изменить для меня свой режим сна, обрадовали меня. Но он не должен был этого делать. Сон был важен.

«Давай встретимся в час».

«Это вписывается в твой график?»

«Я свободен до пяти».

Я хотел объяснить, что в пять часов я хожу по магазинам с Алтеей, а потом ужинаю, но это была лишняя информация, которую люди не всегда хотят знать. Плюс, я должен был бы объяснить, кто такая Алтея, а это не всегда легко.

«Час звучит хорошо. Я встречу тебя на железнодорожных путях».

Я улыбнулся. У меня будет свидание. Мое первое свидание. Но потом я вспомнил о поезде.

«Иногда в час дня там проходит поезд. У них нет регулярного графика, но иногда они проходят в то же время, в которое мы договорились встретиться. Если появится поезд, то мы можем переждать его каждый в своем дворе и встретиться, когда он пройдет. Тебе нельзя подходить к поездам слишком близко. Может произойти несчастный случай».

«Ладно. Я буду наблюдать за поездом и за тобой».

Мама постучала в мою дверь четыре раза, чтобы я знал, что это она.

— Пора спать, милый.

Она была права. В 21:50 на моем телефоне должно проиграть напоминание, которое оповещало о том, что пора почистить зубы, надеть пижаму, приготовить одежду на завтра и лечь в постель. Я написал Джереми.

«Мне пора ложиться спать. Увидимся завтра».

«Хорошо. Спокойной ночи. Спасибо за то, что уделил мне время».

Только Джереми мог заставить меня так широко улыбаться. Улыбка растянулась на моем лице, пока я набирал сообщение.

«Если хочешь и если не будешь спать, можешь написать мне утром. Я не могу разговаривать в двенадцать часов за обедом, но у меня на тебя стоит виброзвонок, и я буду знать, что пишешь ты. Я отвечу, если не буду занят».

Я хотел рассказать ему о вибрации в виде сердцебиения, но эта информация тоже была лишней. Это означало, что я буду должен сказать ему, что хочу, чтобы он был моим парнем. Было слишком рано произносить это вслух — это понимал даже я. Иногда чувствам приходится ждать.

Пришел ответ от Джереми.

«Спасибо. Может быть, я напишу».

«Спокойной ночи, Джереми».

«Спокойной ночи, Эммет».

Глава 4

Джереми

Никто не спрашивал меня о том, что такое депрессия. Ни Барт, ни школьный психолог, ни наш врач, ни мои родители. Все считали меня фриком и воспринимали несерьезно. Все, кроме Эммета.

В день, когда мы должны были встретиться, действительно прошел поезд, но я видел, что Эммет ждал меня в своем дворе, покачиваясь на пятках и постукивая пальцами по ноге, когда мимо проезжали вагоны. Он не смотрел на меня, что до сих пор казалось странным, но, по правде говоря, когда на меня смотрели люди, я чувствовал себя разбитым, и мне приходилось отворачиваться.

Я задумался, а бывал ли он подавлен или у аутистов все по-другому? И мог ли я спросить его об этом?

Когда поезд прошел, я, как и Эммет, стал переходить через железнодорожные пути. Он все еще не встречался со мной глазами, хоть и глянул на меня несколько раз. Крошечная улыбка играла на его губах.

— Семьдесят семь вагонов и три двигателя. Один из них сзади. — Эммет обхватил себя руками и стал покачиваться на пятках, твердо стоя на ногах и устремив взгляд мне за плечо. — Извини. Это грубый способ поздороваться. Привет, Джереми. Рад видеть тебя снова.

Я улыбнулся и обнял себя, скопировав его позу.

— Я тоже рад встрече.

Он казался обеспокоенным, но голос его звучал ясно и ровно.

— Сегодня хороший день. Двадцать пять градусов тепла и только семьдесят процентов влажности. Дождя не будет. Мне нравится дождь, но сегодня мне хорошо и без него. Сегодня солнечно, но у нас на веранде есть зонты и рядом растут большие деревья. В тени удобно. Ты хотел бы посидеть у меня на веранде?

Зрительный контакт был бы и вполовину не таким тяжелым, как слова, сказанные им. Я сделал все возможное, чтобы понять, что он сказал. Хочу ли я посидеть на веранде с ним? Да, но мне потребовалась минута, чтобы ответить.

— Да, спасибо.

— Если ты слишком нервничаешь, то мы могли бы посидеть на твоей веранде. Моя мама испекла банановый хлеб. Без глютена и сахара. Мы используем стевию⁶. Воздействие глютена на РАС⁷ не доказано, но в любом случае стевия не вредна и в ней есть скрытая польза. Сахар вреден для твоего мозга и тела. Здоровье важно, а питание — это здоровье. В качестве исключения папа иногда водит меня поесть мороженого, потому что, как он говорит, удовольствие тоже важно для нашего здоровья. — Он остановился, а потом снова стал покачиваться. — Я думаю, что пичкаю тебя лишней информацией. Прости. Я нервничаю. Сложно запомнить, о чем с тобой лучше не говорить.

Его честность — вот что привлекло меня в нем вчера. Из-за этого же меня тянуло к нему и сегодня. Сказать, что Эммет был просто честен все равно что упомянуть, что на поверхности солнца тепло.

Ещё он был милым, и я мог смотреть на него, потому что он не смотрел на меня. Его губы были не слишком тонкие и не слишком пухлые, нежно-розового цвета. Но больше всего мне понравилась его шея: гортань, ключицы и гладкая кожа. Я волновался о том, правильно ли было думать, что он милый. Меня ужасно беспокоило то, что мой взгляд, обращенный на него, казался похотливым. Я беспокоился о том, почему не могу бросать на него похотливые взгляды, ведь Эммет ясно дал понять, что аутизм — это не умственная отсталость.

Из-за всего этого я чувствовал себя словно в скорлупе. Меня беспокоят все эти правила, и я начинаю паниковать, потому что ни на что не могу найти четких ответов.

Я ничего ему не ответил, но он не был зол или взволнован. Он просто ждал.

Я сделал глубокий вдох и сказал:

— Я нервничаю, но я всегда такой. Это нормально. Пойдем посидим на твоей веранде. Банановый хлеб — звучит здорово.

Эммет расслабился.

— Хорошо. Пошли.

Он пошел по направлению к своему дому и продолжал говорить, повернув свою голову так, чтобы я мог его слышать.

— Мама печет хлеб двух видов. Один с грецкими орехами, другой без. Я не люблю есть грецкие орехи. Они очень странной структуры. Ты можешь кушать любой хлеб, который хочешь. Но она, наверное, предложит сначала выпить водички.

Я кивнул, но потом понял, что он на самом деле на меня не смотрит и ответил:

— Окей.

Он продолжал говорить, рассказывая обо всех ингредиентах бананового хлеба, о том, как вели себя в выпечке разные виды муки, про важные свойства яиц и глютена, и хоть я его и слушал, в основном я размышлял.

Я никогда не встречал никого похожего на Эммета. Он напоминал мне одного парня из нашего класса, Кайла, у которого был ДЦП. Церебральный паралич иногда повреждает головной мозг, а иногда нет, но из-за физических дефектов он отличался от других. В средней школе мы с Кайлом были друзьями, но в девятом классе он уехал. Кайл был не глупее меня. Его лающий смех, странные звуки, которые он издавал и размахивание рукой было легко забыть, потому что в действительности они не отражали его внутренний мир. То же самое и со мной. Я замыкаюсь в себе, трудно объяснить, что чувствую, но чувствую немало. Мне хочется обзавестись друзьями. Но с Эмметом было не просто. Обычно я наблюдаю за людьми в поисках подсказок, чтобы знать, как себя с ними вести, он же не дал ни единой подсказки. Я хотел расспросить Эммета об аутизме, но переживал, что это будет грубо. Не хотел ранить его чувства.