Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon". Страница 211

— Тебе помочь, или…

— Сама, — перебиваю я его, и Пирс оглядывает меня. Я не калека, сама подниму ложку.— Я могу спросить у вас, Пирс, где я могу принимать ванну или ходить в уборную?

— За дверью, она тут, за аппаратурой, — показывает он, и я удивляюсь, ведь раньше ее не видела. — Тебе лучше позвать кого-то, когда захочешь встать. Так будет лучше, и ты обезопасишь себя. И еще. Под кроватью есть таз, если тебе станет плохо — можешь использовать его. Равена, ты закончила?

— Да, Пирс.

— Тогда пойдем. А ты, отдыхай Розали, через несколько часов я отошлю к тебе медсестру, она вколет снотворное.

— Доброй ночи доктор Пирс, и вас миссис…

— Просто Равена, дорогая, завтра я навещу тебя, — проговаривает женщина, забирая свои вещи, и выходит с доктором за дверь, прикрыв ее.

Я сразу же жмурю глаза, прикрывая лицо руками. Боль не отпускает меня, от чего я стараюсь сидеть прямо и не торкаться спиной койки, которая приподнята. Притягивая поднос к себе, я чувствую, как в нос заходит запах куриного бульона, и я не могу избавиться от воспоминаний.

Он тоже готовил мне такой суп и пах он почти так же. Сердце колит, душа ноет. Стоп.

Отгоняя от себя эти мысли, я беру ложку в руки, пробуя горячее блюдо, и довольно улыбаюсь. Вкусно, очень вкусно, но у него было лучше, намного лучше и… О, Нильс, я бы хотела увидеть тебя, дотронуться до тебя, посмотреть в твои глаза, но не могу. Не могу, тебе надо подождать, дай мне собраться с силами…

Съев половину, я откладываю ложку, пытаясь привыкнуть к еде в желудке, пока не начало тошнить. Потирая живот, я замираю, с рукой на нем и удивленно выдыхаю. Я не чувствую его там, ничего не шевелиться, но что-то уже сейчас было не так. В моем организме начало что-то меняться с определенной скоростью, и я даже не успеваю следить за этим.

Неужели я когда-то буду держать на своих руках такого маленького ребенка, в пеленке, прижимать к своей груди, укачивать и разговаривать с ним? До моего разума это еще совсем неведомо и ново.

Ребенок — слово, которое многих пугает, а по мне сейчас расплывается умиренная улыбка и тишина. Мне уютно, когда я не перестаю примерять образ мамы, страшно, ново, неожиданно, но приятно вправду. Неужели я полюблю еще одного человека, как Нильса? Так же глубоко, так же невесомо и тихо, выказывая свою любовь прикосновением губ и рук? Невероятно. После всего, кажется, это единственный лучик надежды, который озаряет мне путь в завтра.

Живот бурчит, и я еще шире улыбаюсь, принимая за намек, что малыш хочет кушать, и я вновь беру ложку в руки.

На сердце ужасно тяжело. Нильс сейчас один, и я понимаю, как это, ведь тоже одна, без него. Мне жаль, что все так произошло. Но сейчас нет злости, разочарования или ненависти, только прекрасные воспоминания о нас. Люблю, чисто, быстро, навсегда.

Но пока стоит стена меж нами, я наберусь силы, приведу все мысли в порядок, как и себя, а потом впущу его, как только пойму потребность.

Сейчас я желаю лишь вспомнить, как с самого начала, того самого дня все началось…

С той ночи, когда меня пробудил грохот на кухне, и когда я вышла к нему, впервые увидев его разносящего кухню и грохот, грубость и едкость в ухмылке. Как он заставил вспомнить меня, кто он, как показывал мне примером в каком-то старбаксе на пристани сущность Америки и жестоких людей. Вспомнить, как все было безвыходно, сложно, запутанно и до слез обидно. Тогда, от непонимания и его действий, жестов, жестоких слов, мне хотелось лишь реветь, пока все это постепенно не перепало в нечто…большее. Он жалел меня, начал разговаривать, начал постепенно привыкать… Помню, точно помню, когда он оберегал и помогал, мне было тогда плохо, температура, которая сняла все его рамки и он был со мной, словно защитник, а на утро холод. Нильс менялся так часто, так быстро и бывало резко, что это приводило меня в замешательство…

Но я помню его день, который был действительно для меня открытием еще одного Нильса, такого необычного, экстравагантного, жесткого и удивительного… Нет, это воспоминание я отложу в другую стопку, ведь с этого все и началось… Пусть будет нетронутым моим анализом этот день, пусть будет все хорошо.

Я отодвигаю поднос, медленно и аккуратно ложась в постель, устремив взгляд в потолок, гладя свой живот. Это странно, но, кажется, это действие меня саму успокаивает, не давая быть слабой и вновь пролить слезы.

Воспоминания начали вновь и вновь всплывать в голове: наши разговоры, страхи, извинения, взгляды, первый поцелуй, первое признание… Это все живо накатило на меня, заставив отключить разум от тела, а в скорее заставив разум подчиниться сердцу, ведь любовь нельзя сломать так скоро, нельзя так ее разорвать и скомкать. Для этого нужны иные чувства, а они пока охвачены любовью. Он же был воздухом, он же был моим защитником, он же был моим вторым сердцем и любовью, пусть все так и останется.

Хочу, чтобы все было так, как тогда и мой мозг моментально перебирает нашу любовь, давая ощутить то чувство и разгар, когда мы это ощущали вместе, когда ощущаем и сейчас, только, отдельно… И плевать на все. К черту.

Я ношу его ребенка под сердцем, оно там, во мне, внутри. Часть его во мне загорает вторую жизнь, и я попри страх и боль люблю… Мне больно, но не могу отказаться, еще не могу отпустить, так рано, и так мало времени прошло. Я люблю его.

Люблю, как прежде.

Люблю, как сегодня.

***

POV Nils Verkoohen

Опустив голову над барной стойкой, я кручу в руках наполовину пустой стакан с коньячной жидкостью, потупив взгляд и отключив мозг. Так легче принимать реальность, так легче существовать без нее.

Она позвала его, и меня до сих пор колотит от этого решения. Почему Гарри? Он ведь такой же, как и я. Так же не смог защитить ее, так же унижен ими. Чем лучше? Тем, что был с ней после того, как я уехал? Черта с два, я с ней был дольше. Я трахал ее, она моя.

Выпив последние капли, и даже не скорчившись, я подзываю бармена, обновить заказ. Он косо смотрит на меня, и забирает хрусталь, но, не отдавая его.

— Может, хватит тебе, и так еле-еле на стуле держишься, — я достаю из кармана деньги, кинув ему за стойку, а затем поднимаю яростный взгляд.

— Наливай, — прорычал я, и он обновляет. Я потираю глаза, когда они слипаются, а перед ними начинает маячить разноцветные огоньки, сменяя клубную песню на новую, затем опять на новую и опять, не останавливаясь.

Словив от бармена наполненный стакан нового напитка, я выпиваю половину, а за тем поворачиваюсь к залу, когда там молодежь разносит танцпол и шумно отдыхает. Вновь повернувшись, я допиваю жидкость, чувствуя, как пульсируют вены от наслаждения. Я не прикасался к алкоголю больше месяца, контролируя себя и рассудок, а все для чего? Для нее, черт! Все было для нее одной!

Уйди же с моей головы, хотя бы сегодня, хотя бы сейчас!

— Обновляй! — молодой парень качает головой, не понимая моего запоя, и я ожидаю новой порции алкоголя, чтобы выкинуть ее из головы. Просто забыть хотя бы на время, ведь реальность ранит меня реже, чем в ту ночь. Мое сердце знобит, что я не там, у нее, а тут. Как же она могла?

Он ставит передо мной стакан, нахмуренно смотря на меня, когда я беру его в руки. Но меня останавливают руки, женские руки, которые легли мне на плече, а затем медленно спустились на грудь, живот и начали спускаться ниже, пока я не поймал руку незнакомки. Повернувшись на эту наглость, я вижу перед собой девушку, которая мерцает в огоньках клуба. Она растягивает на своих алых губах улыбку, сев около меня на высокий стул.

— Может, угостишь даму? — приподнимает она одну бровь, когда я свожу свои в злости и недоумении. Стройная, красивая, светловолосая. Запал бы на ночь, но не в этот раз, уже, не в этой жизни.

— Девочка, а твои родители знают, что ты тут разгуливаешь? — ядовито и слабо выговариваю я, так как алкоголь окончательно расслабил меня. Незнакомка, которой еле-еле дотягивало до восемнадцати, спустила свою улыбку, но облизала свои губы, кладя руку мне между ног, когда я еще строже нахмурился.