Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon". Страница 50

– Нильс, мне нужно идти на пары, – говорю я, не желая выказывать всю свою обиду и тем более ощущение, что я получила его чудовищной выходкой! Была бы я иной, давно легла бы в его кровать, искупив свои грехи за одну ночь, и став спокойно проживать в соседней комнате. Но сейчас лечь с ним и почувствовать его руки на собственном теле – равняло адскому жжению, уже не думая о том, как бы он глумился надо мной, принуждая к близости.

– Первой все равно пройдет физкультура, – говорит он, избавляя меня от каких-либо движений, заставив очутиться в его кровати в обуви, которую я максимально близко двинула к краю кровати. Моя грудь быстро вздымается от возмущения, но я пытаюсь молчать, не делая острых углов в данной ситуации.

– И все же, мне лучше уйти.

– Это решу я сам, Розали, – самодовольно проговорил Нильс. Я отворачиваюсь от него, в то время как он наклоняется над моим лицом, легко улыбаясь. Он выбил меня из себя, но хочет вернуть мне настроение или продолжить лютые игры? Это глупо. Зачем он делает то, что не хочет? Веркоохен хотел показать, что манипулирует мной – показал? Я сама это прекрасно знаю, потому что поддаюсь, – Перестань так огорчаться. Это действительно была шутка. Если бы я хотел пройтись по твоему телу, я бы это сделал, но у нас действительно сговоренность и я не могу переступить эту черту и утратить такой ценный кадр в твоем лице.

– Тогда зачем? Это нелепо. Это глупо с твоей стороны.

– Я не предполагал, что ты ставила это условие далеко не из-за нашей близости. Я так понимаю, ты скрываешь иное, – задумался Нильс, отпуская мое запястье. Я обнимаю себя за плечи, думая о том, что это не наилучшей, но правдивый факт, который сказал Веркоохен. Парень подлезает к моим ногам, вновь расстегивая сапоги, и я подтягиваю ноги под себя уже без них.

Становится как-то странно. Обидно до сих пор, и даже отвратительно играть роль марионетки в его игре.

– Ты хочешь контролировать меня, но не можешь контролировать себя самого. Ты не можешь так поступать впредь, – тихо проговариваю я, закрывая глаза, и качая головой.

– Теперь я буду знать, Прайс, что ты и вправду так неприкасаема, – устало, протянул он, – Ложись, на подушку, – говорит он, а я меняю положение из вертикального в горизонтальное. Веркоохен ложится не далеко рядом со мной, и я смотрю на него. Пока тот вновь устремляет взгляд в потолок.

Он практически признал свою вину, не так ли? Значит, он понимает свою неправоту. А это не так уж и плохо. Но, тот факт, что я могла уйти обиженной, не слишком понравилось ему. Или же он понимал, что раз обошел мои правила, я подамся на попятную, отрекаясь от его указов. Так бы оно и было, если бы я подала бы сомнению его слова и уговор.

– Ты бываешь добр, но проявляешь грубость и жестокость, даже, безжалостность. Это только со мной, или со всеми? – спрашиваю я, не понимая, почему я вообще хочу с ним поговорить об этом, тем более в такой момент.

– Ты мне никто, Прайс. Мне плевать даже на то, жива ты или мертва. Твое дело слушать меня, а мое – не проявлять интереса к твоему телу, – холодным тоном заявляет парень, устремив на меня ледяные глаза, со серьезным лицом разглядывая меня.

В этот момент, казалось, что-то нещадно сломилось что-то внутри, когда сердце с болью кольнула, в глаза в момент пустили две дорожки слез. Я была ему крайне безразлична, как и тряпичная старая кукла на чердаке.

– Ты так яро меня ненавидишь, Нильс, – прошептала я, не зная, спрашиваю я или утверждаю сказанное мной. – Ты делаешь мне больно, проявляя свою жестокость ко мне. Поступая со мной так бесчеловечно, ты не сеешь доверия и моего прислуживания твоим наказам.

– Перед тобой я не буду извиняться, не смотря, что я поступил так опрометчиво. Возможно, я и проявляю к тебе более рьяные чувства жестокости, но совсем малость, удерживая границы. Я еще не забыл, с какой именно причины, ты стала исполнять мои требования, и никогда этого не забуду.

Я отворачиваюсь, еще больше расстраиваясь из-за его правдивости слов, что до корней меня завербовали болью и тяжестью. Это бьет сильнее и больнее, чем прежде. Он прав, мне нужно долго работать с нашими сложившимися отношениями, как и над ними. Мне хотелось бы, чтобы он не отталкивал меня, а наоборот привязался, и не хотел бы причинять боль, ни физическую, ни моральную. Но… это так трудно, когда он этого на самом деле хочет этого, даже с жадностью поджидая момента. Я была ему безразлична, как и марионетка, которой он лишь играл в животные игры, истребляя из меня жизненные силы.

Ему было плевать, жива я или мертва…

========== Часть 25 ==========

Мы заходим в аудиторию, где с минуты на минуту должна начаться лекция всемирной литературы профессора Бейли. Около стола профессора я встречаю нашего руководителя группы с той же вежливой улыбкой, как и в первый день знакомства. Нильс оборачивается, словно хотел убедиться, не сбежала ли я, пока шла позади него с почти беззвучными шагами, не радуясь этому дню, что начался с еще той перебранки.

– Прекрасная Розали, рад вас видеть. Снова, на занятиях, – все же решил заговорить со мной Бейли, когда я замечаю его требовательный взгляд остановиться.

– Доброе утро, профессор, – я была удивлена, что мой голос звучал оживленно, в то время, пока я находилась в прострации и в тоже время давящей тяжести. Веркоохен заметно утомил меня всего за час этим утром, и утомляет без остановки каждый день, как должное.

– Я могу полюбопытствовать, почему тебя не было во вторник? Я сдавал ведомость, ты пропустила целый учебный день. Не смогла так быстро адаптироваться? – спрашивает он, подходя ко мне, из-за чего приходиться все же остановиться и неуверенно посмотреть на Нильса, что стоял поодаль. Он не пытается сказать, что это его вина или придумать какую-то свою сочиненную историю, что могла бы меня отгородить от похода к ректору с объяснительной запиской, он приподнимает бровь, ожидая от меня ответа, не меньше, чем сам Бейли.

Я ненавижу лгать.

– У меня было плохое самочувствие, – в какой-то степени это было правдой, что несомненно наступило только после жуткой прогулки по Нью-Йорку на каблуках в морозную и слякотную погоду. Заслуги Нильса Веркоохена прикрываю я сама, когда он предупреждающе оглядывает меня, насторожившись. Конечно же, я не могла сказать правду. Такую тотальную ошибку для себя – я не допущу, по крайней мере, не в этот раз, не провоцируя Нильса на насилие надо мной.

– Вас не было на первых двух парах, прогуливаешь? Скажи, почему тебя не было и во вторник, желательно правду, – тихо спрашивает он, скорее всего не желая, чтобы кто-то услышал о его вопросах. – Мисс Прайс, я отношусь к вам очень хорошо, но если я не узнаю причину вашего отсутствия – отправлю вас к мистеру Вильяму, – говорит мужчина, а я волнительно ищу отговорки в своей голове, когда раньше я применяла их к школьному директору.

– Мистер Бейли просто в тот день меня попросили пойти…

– Это моя вина, – грубо перебил меня Веркоохен, похоже, заметив мою нервозность и точно уж не сладкую ложь, что говорили мои губы. Профессор в свою очередь неохотно повернулся к Нильсу. Могу сказать, что его кандидатура не очень устраивала его, особенно как собеседника, и подсознательно я уже знала, что Бейли известно, кто мой милый клыкастый сосед.

– Твоя вина? – недоверчиво переспросил Бейли.

– У нас на кухне произошел небольшой инцидент – взорвался чайник, пришлось вызывать ремонтные работы и следить за ними, так же помогая им и отмывая кухню. Сегодня я проспал и попросил подождать меня. Первой парой все равно была физкультура и организационный момент в вашей аудитории, вы особо, никогда не говорите ничего стоящего, и в обсуждение вступают лишь итоговые оценки. Достаточно подробно? – его уверенный взгляд заставляет профессора нахмуриться, и я вижу, что он понимает, что это Веркоохен настоящий наглец и лжец, а я лишь последствие его близкого нахождения рядом со мной. Бейли качает головой, и недоверчиво усмехается, похоже, и сам удивляясь как парню удалось выкрутиться из этого положения.