Крест и стрела - Мальц Альберт. Страница 105

Перед честными литераторами всего мира сам факт существования фашизма поставил проблемы, разрешение которых было жизненно необходимо миллионам людей. Почему в стране старой культуры стало возможным возвращение к средневековью? Каков был процесс принятия фашизма обыкновенными людьми? Кто сопротивлялся фашизму? Как сделать, чтобы это больше не повторилось?

Естественно, что отвечать на эти вопросы стремились и до сих пор стремятся прежде всего писатели-немцы. Однако проблема фашизма стала проблемой международной.

Если эти вопросы, хотя бы косвенно, были связаны с предшествующей творческой биографией писателя, он, услышав этот зов, этот социальный и моральный заказ, отвечал или пытался отвечать на них. Такого рода писателем был и Альберт Мальц.

Становление Мальца как человека (он родился в 1908 году) происходило в тот период, когда Америка была охвачена жесточайшим кризисом, когда рушились основы десятилетиями устоявшегося порядка вещей, когда приоткрылась бездна под мнимым благополучием и, казалось, приходил конец господству «его препохабия» капитала. После окончания университета он стал безработным и голодал вместе с миллионами своих соотечественников. Он соприкоснулся с множеством американских трагедий. В его внутренний мир, а затем и в его литературный словарь вошло слово waste — растрата, зряшное, ненужное существование, напрасная трата сил, богатств человеческой души. И он начал писать о людях, гибнущих понапрасну.

За прошедшие с тех пор тридцать лет Америка очень изменилась. Но и на родине Мальца и за ее пределами еще очень много горя, много несостоявшихся человеческих судеб — судеб, растраченных зря. И, постоянно думая об этих океанах горя, ощущая их приливы в собственном сердце, Мальц не может оставаться спокойным.

О Мальце можно сказать, что он коммунист чувства: еще в тридцатые годы по порыву сердца пришел писатель в коммунистическую партию США. Вместе с другими деятелями левого движения в Америке он искал выхода из тупика противоречий буржуазного мира, вместе с другими писателями-гуманистами искал тот тип общественных отношений, который вернул бы человека к Человеку. И тогда он столкнулся с тем, что такие поиски — поиски ответов на вопросы, как жить, что делать, — неизбежно ведут к выбору: принимать буржуазный мир как он есть и приспосабливаться к существующему порядку вещей или отвергнуть его и бороться. Так возникает в сознании писателя одна из главных проблем его жизни и жизни его героев — проблема выбора.

Мальц сделал свой выбор в юности и остался верен ему на протяжении всей жизни. Он избрал борьбу. Как и тридцать лет назад, его глубоко волнует возникновение зла, существование любого источника зла. Так же как и тридцать лет назад, он верит, что человек живет на земле не напрасно, что человек — это звучит гордо, что человек выявляет самое глубокое, самое естественное, самое человеческое тогда, когда он сражается против несправедливости. Как и тридцать лет назад, он уверен, что именно коммунизм (а в буржуазном обществе — борьба за коммунизм) дает возможность человеку оставаться Человеком.

Ему приходилось и приходится преодолевать по-своему естественное стремление к покою, к уверенности в завтрашнем дне, к обеспеченности горячо любимой семьи и, наконец, стремление оставаться профессиональным писателем, то есть прежде всего публиковать свои книги.

Выбор, сделанный Мальцем, лишил его всего этого.

В 1938 году Мальц разделил премию О'Генри за лучший рассказ вместе с Джоном Стейнбеком и Ричардом Райтом. Двадцать лет спустя восемнадцать американских издательств отказались печатать его роман «Долгий день в короткой жизни».

Мальц, считавшийся в период войны одним из самых талантливых сценаристов Голливуда, награжденный несколькими премиями, после пребывания в тюрьме в 1950 году находится в «черном списке». В 1960 году он, по существу, был внесен в этот черный список вторично, когда режиссер Фрэнк Синатра под давлением реакционных кругов разорвал заключенный было с писателем договор на сценарий. Более десяти лет Мальц живет вне своей родины (в Мексике).

Казалось бы, нечему завидовать в его судьбе. А между тем ему свойственна та удивительная человеческая цельность, которую можно встретить только у людей, оставшихся верными себе.

Он живет в сложном, разорванном глубочайшими противоречиями мире. А потому и его внутренняя цельность не может не быть результатом вновь и вновь преодолеваемых внутренних противоречий.

Уже в первых пьесах («Темная шахта», «Мир на земле», «Рядовой Хикс») и рассказах Мальца мир обездоленных, мир трудящихся предстает не только как объект жалости и сострадания; писатель рассказывает не только о страшных бедствиях и унижениях. Народ у него предстает и как мир личностей, богатых и ярких, — тот мир, где вопреки всему сохраняются и возникают и любовь, и красота, и настоящее человеческое благородство.

Развивая традиции мужественного американского реализма — традиции Норриса, Крейна, Драйзера, — Мальц изображал американскую жизнь со всеми ее противоречиями, со всеми ее кричащими контрастами. И вместе с тем человек в его произведениях, в отличие от многих героев современной американской литературы, не подавлен до конца, не безнадежно искалечен этой действительностью. Герои Мальца сопротивляются окружающей среде, в самой жизни находят глубинные источники протеста, с которым и связано пробуждение человеческого сознания.

Однако оставаться в рядах борцов в условиях капиталистической Америки чрезвычайно трудно.

Герой пьесы «Темная шахта» Джо Коварский просидел три года в тюрьме как участник забастовки. Он уже приобщился к борьбе. Но если оставаться борцом, тебе грозит черный список, безработица (а жена должна родить)… И Джо — с мучениями, с угрызениями совести — принимает предложение управляющего и становится доносчиком. Таков его выбор, и писатель тщательно мотивирует обстоятельства этого выбора. На сопротивление у Джо Коварского не хватило мужества, и он перестал быть человеком.

Герой другой пьесы, рядовой Хикс, солдат Национальной гвардии, бросил винтовку, отказавшись стрелять в забастовщиков. Его всячески пытается «обработать» майор, и здесь возникает тот вопрос, варианты которого мы впоследствии найдем во многих произведениях писателя. «Ради чего, сынок? Ради кого ты хочешь сделаться мучеником?» — спрашивает его майор. Здесь начало того большого спора, который ведется на страницах всех книг Мальца, спора о том, существуют ли вообще такие убеждения, которые надо отстаивать, за которые даже можно умирать, или есть только твоя, короткая и обособленная жизнь и все данные тебе силы надо использовать для устройства этой твоей жизни.

В рассказе «Такова жизнь» шериф решает сыграть злую шутку, инсценировав погоню линчевателей за молодым негром Бичером.

Подобные сюжеты многократно использовались американскими писателями. Принципиально новое в этом рассказе — изображение Бичера. Он — человек, который испытал ужас смерти, но преодолел страх. В положении почти безвыходном, убежденный в том, что за ним гонятся линчеватели, Бичер выбрасывается из машины. Он не стал безропотной жертвой, он избрал единственно возможную для свободного человека форму поведения в этой трагической ситуации.

Шериф Тохкью твердил Бичеру: «Ты узнаешь, какая она, жизнь, на самом деле. Все ползают, Бичер. Я ползаю перед мистером Смоллвудом, понятой Таун ползает передо мной, а негры ползают перед белыми». Юноша ответил: «Я больше не стану ползать. Хватит с меня». И он доказал это.

Мальц недаром начал свою литературную деятельность с пьес: его проза, особенно его новеллы, чрезвычайно драматичны. Писатель словно фарами освещает тот кусок жизни, где сосредоточен узел противоречий, тот момент, когда решается — по какому пути пойдет человек. Проблема по существу драматическая — проблема выбора — находит и соответствующую драматическую форму.

Читателю известно лишь предсмертное письмо Джона Питкена — заболевшего силикозом рабочего («Человек на дороге»). Но за этим письмом — целая трагедия жизни человеческой, страшная трагедия трудящихся в богатой Америке. Этот ранний рассказ жив и сегодня, потому что в нем не стареющее и не умирающее истинное, скромное благородство простого человека. Писатель умеет изнутри, с какой-то удивительной теплотой и проникновением показать красоту, золотые россыпи душ тех людей, мозолистые руки которых покрыты грязью и копотью.