Крест и стрела - Мальц Альберт. Страница 92

— Возместить? — почти закричал Цодер. — Разве можно вернуть к жизни хоть одного безвинно убитого? Разве сто миллионов сердец облегчит какая-то епитимья?

— Тише! — сказал Фриш. — Будьте же…

— Какая чепуха! — опять перебил его Цодер, понижая голос. — Неужели, божий человек, это и есть ваша мораль, эти пустые слова об епитимье?

— Нет, — грустно ответил Фриш. — Вы не хотите меня слушать, поэтому и не понимаете.

— Чего я не понимаю?

— Что зло на земле не ново! — Голос пастора задрожал от волнения. — В Риме сжигали христиан, а готы разгромили Рим; в Англии протестанты убивали католиков, а во Франции католики устроили резню протестантов. Зло не ново, друг мой, и ни один народ не обладает монополией на добро: нужно понимать истоки зла — оно не зарождается в воздухе, его не приносит ветром, у него есть свои источники и причины, свои условия для роста и существования. И это нужно понять!

Цодер криво усмехнулся.

— Это и есть ваша логика? Общественное развитие движется вперед. Сифилис я лечу не заклинаниями, как раньше лечили его знахари. И нет оправдания современным людям, если они ведут себя, как каннибалы.

— Отлично, — сказал Фриш, — но какой вывод вы делаете из этого?

— Должно прийти возмездие! — шепотом сказал Цодер, близко наклоняясь к Фришу. — Необходимо защитить человечество. Этот очаг чумы должен быть сметен с лица земли. Вот ради чего я живу — чтобы увидеть возмездие.

— Да, — сказал Фриш, — возмездие должно прийти, это верно. Но в восемь часов придет Баумер, и я вас спрашиваю: кому вы будете помогать, ему или Веглеру?

— Не знаю, — простонал Цодер, прикрыв глаза дрожащей рукой. — Тут нет логики. Мне следовало бы дать Веглеру умереть и покончить со всем злом. Я знаю… знаю… Веглер — враг Баумера. Я тоже враг Баумера. Это меня и сбивает с толку. Я хотел поговорить с вами…

Фриш вдруг протянул руку и тронул Цодера за плечо.

— Взгляните на меня, — мягко произнес он.

Цодер отнял руку от глаз.

— Вы же знаете, что Веглер — это не Баумер. Да, он тоже немец, но другой.

Цодер кивнул.

— Дружище… не думайте, что я не могу вас понять.

Глаза пастора, только что бывшие такими враждебными, сейчас смотрели на измученное лицо доктора теплым, лучистым взглядом.

— Будьте же честны, дело не в Веглере. Вы сами это знаете. Вы знаете, что он ненавидит этих преступников так же, как и вы. Дело в вас самом, в вашей душе. Вы не можете вынести бесчеловечности нашего времени, и ярость заставляет вас обвинять всех, слепо и огульно. А Веглер опровергает ваше обвинение. Поэтому вы сбиты с толку. Нет, дело не в Веглере, и даже не в Германии: вы увидели Человека, и это повергло вас в смятение.

Цодер отвел глаза.

— Я нисколько не в смятении, — проворчал он. — Мой принцип ясен. Я…

— Послушайте, — мягко сказал Фриш. — Когда-то моим символом веры были слова пророка Михея: «Чего требует от тебя господь — действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред богом твоим». И я носил эти слова в своем сердце. «Как это удивительно! — думал я. — Это тот нравственный путь, который я изберу для себя». Какой вздор! Разве я понимал, что такое нравственность? Ничего я не понимал. И знаете почему? Потому что я ничего не знал о Человеке и его жизненных потребностях. Я и о боге ничего не знал, так как я убежден, что нельзя понять бога, не видя Человека.

— Я знаю человека, — сказал Цодер. — Он гнусен. Я видел следы его ног. Они кровавы. В нас есть первобытная слизь. Да поможет нам бог — мы мерзкие созданья. Где в животном мире вы встретите неосознанную жестокость немецкой солдатни? Нигде! Звери загрызают зверей, когда голодны, но не ради забавы. Нет, я не верю в вашего бога, в вашу совесть — и в вашего человека.

— Было время, — медленно сказал Фриш, — когда я испытывал те же чувства, что и вы. Но я не так труслив, как вы, Цодер, и не до такой степени нелогичен.

— Что?! — У Цодера запрыгали губы. — Если вы еще раз назовете меня сумасшедшим, я вас ударю. Клянусь вам, ударю! Мне не нравится ваша физиономия. Знаете, на что она похожа? На неумелый рисунок. Ни черт, ни характера. Бесцветная. И зачем, спрашивается, я вас слушаю?

— Вы слушаете меня потому, что вы — порядочный человек, — спокойно ответил Фриш. — Но повторяю: вы — трус.

Может, раньше я и считал вас сумасшедшим, но теперь нет, уверяю вас. Вы стали мне гораздо понятнее. Я не освобождаю вас от моральной ответственности. Вы во многом виновны и к тому же трусливы… а вашу пресловутую логику вы носите в жилетном кармане и достаете, когда понадобится… — Фриш умолк и настороженно прислушался. Снаружи донеслись голоса. Они приближались и стали отчетливее.

— Да нет, не здесь, — вон там, — сердито крикнул кто-то. — И не по прямой, неужели вы не понимаете? Зигзагами, понятно?

— Они роют щели, — сказал Цодер.

Фриш кивнул; напряженность отпустила его.

— Который час?

— Двадцать пять минут восьмого.

— Ладно. — Он закашлялся, и лицо его слегка исказилось. — Цодер, помолчите минутку и выслушайте меня.

Доктор передернул плечами.

— Я вам не союзник, — пробормотал он, — и вы мне тоже.

— Когда я учился в духовной семинарии, — торопливо начал Фриш, — у меня была одна цель: постичь бога. И мне казалось, что это мне удалось. Но один вечер перевернул все мои представления. Вы помните? Это был тот вечер, когда коричневорубашечники потащили меня на вокзал. Знаете ли вы, Цодер, что чувствует человек, когда божьи создания избивают его, унижают, заставляют бегать на четвереньках, а другие смотрят и молчат? Огромное отчаяние. «Зачем жить? — думал я. — Ради чего? Если человек таков, значит у него нет души, он — зверь, и разве мыслимо жить среди таких людей?»

Хриплый голос прокричал снаружи:

— Щель должна быть по плечо человеку, иначе она ни к черту не годится! Ну-ка, полезайте туда, измерьте сами!

— Но потом я попал в концлагерь, — вполголоса продолжал Фриш. — Там я два года размышлял о том, что такое мораль, Я толковал об этом с другими. И постепенно мне стало ясно, как далека от живого человека та этика, которой нас учили в семинарии. «Добро и зло», — говорили мы. — «Человек должен быть добродетельным». А что мы знали о происхождении добра и ала? Поверьте мне, мораль не имеет ничего общего с церковной кафедрой. Церковь — только место для сборищ, где можно — разумно ли, глупо ли — обсуждать вопросы морали. Человеческую мораль порождают условия жизни. Добродетели и пороки людей — как плоды, произрастающие на почве их существования. Богач никогда не станет красть хлеб. Ему это не нужно. Он украл бы империю, если б мог, и считал бы это нравственным поступком. А какой добродетельный поступок должен совершить отец, на глазах у которого умирает от голода ребенок? Как пастор, отвечу: он должен украсть. Этот поступок нельзя осуждать, он неизбежен. Что должно считаться нравственным для русских, родину которых захватил враг? Убивать. И какую нравственную идею усвоил пастор, побывавший в концлагере? Отвечаю твердо, Цодер, без всякого смирения: он научился ненавидеть существующее ныне зло, ненавидеть людей, использующих свою власть, чтобы творить зло, и ненавидеть убеждения, которые порождают зло. — Фриш остановился; его влажные молящие глаза не отрывались от лица Цодера. — О, выслушайте меня! — горячо зашептал он. — Если мы твердим: «Не убий», не вникая в причины убийства, то это не нравственность, а безнравственность. Люди затевают войны, но по каким причинам? Ведь несчастный немецкий крестьянин, гибнущий в России во имя ложного патриотизма, не жаждет завладеть русской нефтью или пшеницей. А если даже и жаждет, тогда он дважды одурачен, потому что, если он выживет, добыча достанется не ему, а прежде всего тем, кто послал его воевать. Разве вы не понимаете, Цодер? Кто вдолбил нашим детям, что воевать — это высшая честь? Почему? Кому нужны пешки? Вы — врач. Когда к вам приходит человек с гноящимися болячками, то, пусть он даже отвратителен, вы все равно стараетесь найти микробы заражения. Неужели вы не видите микробов зла? Это те, кто превратил людей в марионеток, Цодер! Кто стремится сделать Германию империей — вы, я, Веглер? Господи боже, да поймите же вы наконец, в чем дело! Когда дети голодают, их отцы воруют! Когда такой народ, как наш, истязают голодом, потом обманывают, потом раздувают в нем самомнение, то его легко можно сделать хищным. Так действует зло, Цодер, и его источники легко нащупать, они реальны, они имеют свою историю и свое происхождение.