Сексуальный студент по обмену (ЛП) - Грехем Анджела. Страница 26
«Моя», — произносит он одними губами и подмигивает.
Длиннее поездки на автобусе у меня ещё не бывало.
~~~~~
После нашей регистрации в гостинице у нас остаётся ещё много времени до вечера, поэтому Кингстон предлагает голосовать. Решено, что мы пораньше поужинаем, а затем отправимся на экскурсию в музей Ван Гога, прежде чем он закроется. Также ходят слухи, что перед закрытием там меньше народу.
Мы с Нат добираемся до нашей комнаты и по очереди идём в ванную, чтобы быстро освежиться, после чего она произносит то, что может оказаться самым подавляющим предложением, что она когда-либо мне скажет:
— Значит, ранее в автобусе, у тебя на самом деле был оргазм, или ты просто была совсем близко? — она лыбится от уха до уха, так быстро потирая руки, что они могут заискриться.
У меня есть всё шансы подавиться собственным языком, лицо опаляет таким жаром, что, кажется, могут появиться волдыри.
— Я... э-эм... чт…
— Это и есть ответ, — на её лице появляется разочарование. — Если бы ты кончила, тебя бы это сейчас не оскорбило. Ну ладно, — она пожимает плечом, — не волнуйся. Недолго осталось.
— Ч-что? Нет, неважно. Мне очень неловко с этой… эм… темой.
— Ну, подруга, лучше привыкай, потому что этот сексуальный кусочек рая на задании, а задание это — ты!
Я сдаюсь перед этой сумасшедшей девчонкой.
— Можем уже пойти? — спрашиваю я, качая головой. — Я готова поесть.
— Говоря о еде, держу пари, он...
— Натали! — выкрикиваю я, накрывая её рот рукой. — Хватит, я серьёзно! Если я уберу руку, обещаешь больше не говорить о нём ни единого пошлого слова?
Она кивает, бормоча в мою ладонь:
— Обещаю.
Я убираю руку от её рта, но ни на секунду не отвожу от неё взгляда, пока мы идём к двери.
Глава 15
Обед прошёл приятно и спокойно, что попросту означает, что у Натали был полный рот, и поэтому она не ляпнула ничего запрещённого. Музей Ван Гога19 был потрясающим и, как и ожидалось, без столпотворения.
Фактически, в Амстердаме нигде нет столпотворений. Я увидела всего лишь пару-тройку автомобилей, так как здесь популярно ходить пешком или ездить на велосипеде, и все передвигаются спокойно.
Мы все идём по улице, упиваясь видами, когда вдруг кто-то впереди нашей группы резко сворачивает налево в район, который... мы называем неблагополучным. Не буду говорить за всех или судить только лишь по улице, на которую мы только что повернули, но не могу придумать лучшего слова, чтобы описать её. Атмосфера резко меняется, и чувство очарования, хоть и с толикой испуга, поднимается по моему позвоночнику.
Я цепляюсь за руку Нат мёртвой хваткой, как раз в тот момент, когда Кингстон протискивается через нашу группу и берёт мою вторую руку.
— Не отпускай, — громко рычит он.
— Где мы? — спрашиваю я.
— О, я знаю! — быстро и с возбуждением говорит Нат. — Мы приближаемся к району красных фонарей20! А та кофейня, в которую заходит Пэттон... Я также знаю, что это знааааа-чииит, — распевает она.
Я смотрю на Кингстона обеспокоенным взглядом, но он развеивает мою тревогу тёплой, успокаивающей улыбкой, и ободряюще сжимает мою руку.
— Я тебя держу, любовь моя. Не беспокойся.
Мы следуем за остальными в «кафе», и как только я вхожу внутрь, то вспоминаю некоторые пикантные кусочки, которые нашла в интернете, когда готовилась к этой части путешествия. Едкая дымка, поднимающая к потолку, вовсе не смог, и не пар от кофе. Это буквально облако дыма от травки.
Некоторые из нашей группы уже нашли столики и курят свои «заказы», пока я стою в замешательстве, пытаясь понять, что на самом деле творится вокруг меня.
— Пойдём, — Нат дёргает меня за руку. — Давай сделаем это! Мы достаточно взрослые. Здесь это законно, и ты знаешь, что как говорится, однажды в Риме…
— Мы не в Риме, — бурчу я.
— Кингстон, скажи ей, что всё в порядке! — умоляет его Нат.
Он смеётся.
— Эхо и сама может решить. Но я скажу, — он приподнимает мой подбородок, чтобы я посмотрела на него, — она права, это законно, и определённо является частью приобретения культурного опыта. Если решишь принять участие, я буду рядом, трезвый, и присмотрю за тобой. Если решишь ничего не делать, — заканчивает он, сжимая моё плечо, — тот же расклад.
— Ну, давай, по крайней мере, займём столик и притворимся, что мы такие же, — жалуется Нат.
На это я соглашаюсь с лёгкостью. Должна признать, мне вроде как хочется посмотреть, так как я никогда не пробовала подобного в своей жизни, и знаю, что и не попробую. Но я никогда не подчинялась, и никогда не подчинюсь чьему-то подавляющему давлению.
Вот почему — хоть и весьма долгое время спустя, когда я накуриваюсь до такой степени, что все мысли улетучиваются — мне некого винить, кроме себя самой.
Всё кажется смешным, даже в замедленном темпе. Особенно Нат. Нет тревожного страха или беспокойства, и я чувствую, как отпускаю все свои запреты и свободно смеюсь. Я хорошо провожу время.
Пока не происходит обратное. Вещество, курсирующее в моей кровеносной системе, мгновенно оказывает на меня противоположный эффект, когда Джеки бросается на колени Кингстону.
Гнев, которого я никогда не испытывала прежде в своей жизни, пронзает меня, поглощая с головой: никакого медленного возгорания — мгновенное, полномасштабное зажигание. Я не могу контролировать ни свои мысли, ни свой рот.
— К чертям собачьим «ты моя, я твой»! — мне кажется, что я кричу, несмотря на невыносимую сухость во рту. Если бы он заботился обо мне, он уже установил бы границы для этой шлюхи. — Ты всего лишь долбанный лжец, Кингстон Хоторн! Мне всё это надоело. Я иду домой!
Встаю, хватая телефон, чтобы позвонить брату, и выбегаю за дверь. Слёзы застилают глаза, а пальцы по какой-то причине не работают. Только Богу известно, кому я звоню сейчас, если вообще кому-то звоню.
Затем телефон ускользает из моих рук — его вырывают так же быстро, как меня уволакивают в тёмное, внушающее страх место. Отлично, ещё одно похищение в стиле Кингстона.
— Эхо, любовь моя, это я, Кингстон. Перестань кричать.
Я не осознавала, что кричала, или снова кричу, или... какая разница.
— Оставь её в покое! Сейчас она не хочет с тобой разговаривать! Я позабочусь о ней, сексуальный подлый мужчинка!
Нат шатает на ногах, и либо говорит заплетающимся языком, либо я так слышу, но её спасение всё ещё невероятно.
— Но я на его стороне по поводу телефона, Куряга. — «Я так полагаю, что Куряга — это я? Ладно, тогда она может быть Бульбулятором21». — Никаких звонков. Себ не оценит такой юмор.
— Ты называешь его Себом? — у меня глаза вылезают из орбит, и я это знаю. — Последняя моя лучшая подруга, которую я таковой считала, тоже называла его так, потому что спала с ним. Потом она спала с этим, — я тычу Кингстону в грудь. — Ты полный отстой.
Я начинаю плакать, или, по крайней мере, замечаю, как слёзы, которые уже были на глазах, катятся по щекам. Я не мыслю здраво, но достаточно трезва, чтобы понять, что боль сокрушительна.
— Натали, не могла бы ты оставить нас с Эхо наедине?
— А, не-а, не могла бы, — да, я официально люблю Бульбулятора.
— Пожалуйста, я... — он снова пытается.
— Эй, Нат, не подойдёшь помочь мне? — из-за угла появляется Пэттон. — Джеки не может держать свои руки подальше от меня, а тебя она боится.
Я смеюсь так сильно, что фыркаю. Нат такая же устрашающая, как фея, взмахивающая своей звенящей палочкой.
— Какого хрена так смешно? — она смотрит на меня. — Я могу быть устрашающей!
— Чёрт возьми, дамы, вы и травка — вещи несовместимые, — вздыхает Кингстон, как обычно запуская руку в волосы. — Осталась ли хоть одна эмоция, которую ты ещё не ощутила в данный момент?