Восход Левиафана (СИ) - Фролов Алексей. Страница 76

- Нет, - отрезал Локи, и тон его не подразумевал возражений. Потом он быстро взглянул на Карна, еще мгновение - и его глаза смягчились. - Не пойми меня неправильно, малыш, но ты задохнешься. Серьезно. Это не та дрянь, к которой вы тут привыкли. Я такую штучку даю лишь тем, кто меня порядком достал и кому давно пора на тот свет. Зато гляди, какой фокус покажу! Доставай свою цибарку.

Карн обиженно скривился, но послушно полез за сигаретами. Достал из пачки любимого «Честера» «палочку смерти», в единственном экземпляре, сунул в зубы. Локи быстро огляделся - рядом никого не было. Он поднес к лицу Карна руку с оттопыренным указательным пальцем. Мгновение - и на кончике пальца возник язычок алого пламени. Карн подкурил, потом бог огня сделал тоже самое со своей самокруткой. Глубоко затянулся и выпустил струю плотного, жирного дыма. Карн не смог разобрать запах, не было в нем ни одной знакомой нотки. Но неприятным он бы его не назвал, скорее странным, настораживающим.

- Действительно, фокус! - улыбнулся Карн. - А не боишься, что тебя за такими вот фокусами кто-то увидит?

- А вот не боюсь, - весело ответил Локи, вновь делая глубокую затяжку. Ну и легкие, подумал Карн, он уже едва ли не треть своей самокрутки вдул! И это - за две тяжки! - Во-первых, рядом никого не было. А если бы и был, что с того? Ты видел вообще, что Дэвид Блэйн делает? Мой огонек на кончике пальца - пшик в сравнении с его финтами!

- А он случайно... - протянул Карн и внимательно посмотрел на Локи.

- Бог? - брови Локи взлетели ввысь. - Да боже упаси! Ифрит сраный! Хотя в своем деле - мастер, не поспоришь! Это, кстати, его фишка. Мимикрия. Понял?

- Честно - нет, - признался Карн.

- Их Ангелы истребляют наравне с нами, - пояснил Локи. - Потому что духи стихий - потомки первых богов. Сильные твари. И очень хитрые. Но не суть. Их народ на грани вымирания, как вы говорите - в «Красной книге». Большинство прячется, а вот Дэвид (кстати, его настоящее имя - Дэви) придумал другой способ спастись от ангельского ГЕСТАПО. Знаешь поговорку, если хочешь что-то хорошенько спрятать...

-... положи на самое видное место, - без труда закончил Карн. Теперь он все понял. - Значит, Дэвид решил спрятаться на виду у Ангелов?

- А кто будет искать опального духа огня среди телевизионных звезд? - хохотнул Локи. - Да его весь мир в лицо знает! С внезапно вспыхнувшей тягой людей ко всему потустороннему многим из нас стало легче. А ну, сколько всяких гадалок и медиумов приходится на квадратный метр? Тут чуть ли не каждый второй - ведьмак потомственный! Как говорил один замечательный персонаж: не стоит недооценивать предсказуемость человеческой тупизны.

- Ангелы не ищут вас среди этих, гхм, чародеев и волшебников? - Карн едва докурил свою сигарету до половины, а Локи уже прятал пустой мундштук в карман полупальто.

- Искали поначалу, потом плюнули. Не стоит оно того, - пояснил Локи с задумчивой улыбкой. - Слишком много затрат. У них ведь какая бухгалтерия! В Гелиополисе целое здание для этого отстроили. Иегова еще тот скупердяй. Помнишь, тридцать серебряников? Иуда просил триста, сторговались на сто пятьдесят, но в последний момент «большой папа» поставил всех перед фактом... Ну да ладно, это уже совсем другая история.

Карн многозначительно покивал, не особенно вдумываясь в слова древнего бога. Все эти исторические рокировки уже начали его доставать. Он с детства любил историю, но теперь оказалось, что все это - мишура. Не то, чтобы ему было сложно отказаться от старой картины мира, просто нужно было время. Как говорил Эрра, по идее Тот должен был наставлять и учить Странника десятилетиями, прежде чем он смог бы проявить себя, встать на путь своего предназначения. У них десятилетий не было, а потому Карн постигал премудрости реального положения вещей экстерном, что было крайне утомительно для его рассудка.

Они прошли мимо здания университета, которому Карн в свое время отдал пять лет своей жизни. И ни о чем не жалел, ведь это были самые безумные ночи и самые похмельные утра! А потом ему вспомнилось, как один его друг решил получить степень кандидата наук. Что самое смешное - филологических. У Карна этот факт всегда вызывал безудержное веселье. Ну, то есть суть диссертации по любой другой специальности он еще мог понять. Технари, например, изобретают всякие интересные штуки, порой - реально полезные. Айтишники пишут проги, опять же, порой - практически значимые. Физики отправляют нас в космос, биологи совершенствуют наши тела. Все это, конечно, в теории (вон, Сколково - влиты миллиарды, а результат?), и тем не менее.

Но что нам дают диссертации по филологическим дисциплинам? В частности - по литературе (друг Карна защищался именно по литературе, русской). Что до нас хотел донести писатель в таком-то произведении? Как эволюционировал его взгляд на мир от одного романа к другому? Как совершенствовалось его художественное мастерство? Как мы, дураки, уже который десяток лет не понимаем его гениальности? Но ведь все это - хренотень откровенная!

«Чудное мгновение» Пушкина проанализировано и переанализировано тысячи раз, и все восхищаются глубиной образов, тонкой романтичностью и искренностью чувств поэта! Того самого, который после ночи с Керн (которой эти строки посвящены) в письме Вульфу (который «побывал» в Анне после Сергеича) обозвал ее «вавилонской блудницей». Какая к черту искренность! Сергеич знал, чего хотел и еще лучше знал, как это получить.

Да и вообще, разумно ли пытаться влезть в голову писателя? Если шире - творца? Ведь вариантов - уйма, и еще в школе на уроках литературы детишки не зря спорят до посинения, потому что у многих взгляды расходятся. И ведь каждый - по-своему прав. Это творчество, полет фантазии, иногда обусловленный эмоциями, а порой - откровенно приземленными желаниями (страсть, деньги, слава - нужное подчеркнуть). И где тут наука, если нельзя быть объективным? А главное пользы - никакой. Карн уважал своего друга, ценил его за блестящий интеллект и искрометный (хотя и жестковатый) юмор, но стремления к кандидатсву не понимал.

Карн дружил с Женькой чуть ли ни с детского сада. Их с полным правом можно было назвать лучшими друзьями. У них даже было свое «особое» приветствие: соприкасаться сжатыми кулаками, потом прикладывать раскрытую ладонь к груди в районе сердца. Выглядело странно, но они придумали этот жест еще в школе и никогда им не пренебрегали, здоровались так даже в людных местах и во время официальных мероприятий. Обычно окружающие сдержано улыбались, но старых друзей их реакция мало волновала. Жаль, что однажды пути двух друзей разошлись. Карн не видел Женьку много лет, но хорошо помнил его презабавные истории. И в особенности - одну.

Как-то Женька рассказал Карну о том, как он защищался. И только тогда Карн понял, насколько все плохо! Казалось бы, преподаватели - это элита общества, «та самая интеллигенция», ведь они, наравне с учителями, в буквальном смысле создают будущее. Они делают из неоперенных ребятишек птиц высокого полета, профессионалов своего дела. Ну, то есть так должно быть. В теории.

А как на самом деле? Так вышло, что Женька поступил в аспирантуру родного университета на платное место. Потому что бесплатное было всего одно на факультет (что само по себе, мягко говоря, удивляет), и получил его, ха, племянник проректора (тот факт, что проректору сам ректор приходится через три пизды колено родственником, можно опустить). Женька учился с этим чудаком на букву «м» два года и с первого дня понял, каким образом парень оказался тут. Как говорится - ни ума, ни фантазии.

За три года обучения в аспирантуре Женька этого типчика видел всего пару раз, так что ситуация его не особенно напрягала. А потом так сложилось, что когда у обоих диссертации были написаны, они оба подали документы в один и тот же диссертационный совет. Совет располагался в соседнем городишке (всего сто двадцать километров), не менее засранном и убогоньком. Собственно, других вариантов и не было, в близлежащих городах по русской литературе советов больше не было, так что единственной альтернативой оставались столичные университеты, которых все как-то откровенно побаивались.