Северный богатырь. Живой мертвец (Романы) - Зарин Андрей Ефимович. Страница 48
— А дело вот какое, — тихо заговорил Дмитрий, наклоняясь к Федулову, — брат мой, Семен, у себя в имении помер.
Старик откинулся и раскрыл рот.
Дмитрий только кивнул головой и продолжал:
— Да, помер мой брат, и я теперь — всего наследник. Так вот я хочу быть всего наследником и хочу жениться на вашей дочери, и вы уговорите ее! За это вам особая награда будет!
Старик оправился от неожиданности и уже внимательно слушал Дмитрия.
«Что же, — мелькнуло в его уме, — не тот, так другой. Денежки те же, покой тот же, а этот еще награду сулит! Что же, не в девках сидеть Машутке!»
— На все воля Божья, — сказал он вздохнув, — а я согласен! Ну, новый зятюшка, поцелуемся! — прибавил он весело, и на его лицо вернулось прежнее спокойствие.
Они поцеловались.
— С чего же это Семен Павлович помер? — спросил старик.
— А не знаю еще! — беспечно ответил Дмитрий. — Горячка, что ли. Только вчера с усадьбы приехал Еремей и доложил мне, а ныне и государю сообщено.
— Ах! — раздался в ту же минуту крик за дверью, и что-то грузно упало на пол.
Дмитрий вскочил и бросился к двери, которую с трудом отодвинул. На полу лежала Маша, лишившаяся чувств. Дмитрий легко поднял ее с пола и перенес на диван.
— Подслушивала, — резко сказал он старику. — Позовите слуг, а я поеду. Завтра за ответом буду.
— Ладно, ладно, — рассеянно ответил Федулов и стал беспомощно кричать: — Марфушка, Ермолай! Черти!
— Что глотку дерешь? — вбежала старая Марфа, но, увидев бесчувственную Машу, только всплеснула руками и крикнула: — Ахти мне! Чем ты ее, греховодник, до такого довел? Ась?
— Молчи, молчи, дура-баба! Семен Павлович умер, а она узнала!..
— Жених? Семен Павлович? Ахти мне!
— Да ты что, чертова кочерга, воешь? Ты ее в чувство приводи! — рассердился старик.
— Сейчас, сейчас, — захлопотала старуха. — Я ей перышком покурю! Живо! — и она помчалась в кухню, вернулась с пучком птичьих перьев, зажгла их и напустила такого смрада, что все стали чихать и кашлять.
Маша тоже закашлялась и очнулась.
V
Разгром
Сидор Карпович, бывший дядька Семена Брыкова, а потом его дворецкий или мажордом (как называл он себя), встал ни свет ни заря и занялся порядком. Это значило, что, где ворча, где болтая, он обходил пять господских комнат, входил в кухню и там оставался, не зная в доме места теплее и уютнее.
Сидор Карпович был седой, степенный старик с выправкой старого слуги екатерининского времени. В холщовой рубашке с жабо, в желтом нанковом сюртуке, в чулках и башмаках, он время от времени вынимал из кармана тавлинку и с важной миной набивал табаком свой красный нос, нагло свидетельствовавший о единственной слабости старика.
Затем Сидор вышел в прихожую и первым делом ткнул в бок спавшего на конике Павла, казачка и рассыльного, малого шести футов ростом. Тот вскочил как ужаленный, и спросонья вытаращил глаза.
— Дрыхнешь! — с укором заговорил Сидор. — Восемь часов, а он дрыхнет! Вставай, ленивец! Вот я ужо…
Павел пришел в себя и обозлился.
— Чего же мне делать-то вставши? — сказал он, — на вас глядеть, что ли?
— Так! А чистоту блюсти?
— Да чего ж блюсти-то? Барина нет, все прибрано.
— А приедет? Ты гляди, рожа-то у тебя? Опухла ведь вся! Лопнуть хочет! А космы… Поди, поди, умойся, очухайся, а то я тебя возьму за вихры! — он погрозился и пошел дальше.
Гостиная с пузатой мебелью красного дерева, с ясно навощенным полом, с картинами на стенах и клавикордами действительно блестела чистотой. Дальше были рабочая комната и спальня, затем курительная с низкой турецкой мебелью, с целой стойкой трубок, с оружием по стенам и наконец столовая; все было в таком порядке, что хоть сейчас вводи хозяйку и хвастайся.
Сидор Карпович остановился в прихожей, торжественно понюхал табака и прошел в кухню, где Степан Лукьянович разводил уже жаркий огонь.
— Наше вам! — приветствовал он дворецкого, — как почивать изволили?
— Ничего себе. Спасибо, Лукьяныч! — ответил старик, присаживаясь у стола. — Поснедать бы чего малость, а? Червячка заморить! А? — и он подмигнул повару.
— В одночасье!
Скоро перед стариком стояли штоф «Ерофеича», тарелка груздей и кусок жирной грудинки. Старик жадно начал закусывать, говоря в то же время:
— Не иначе, как нонче, должен барин приехать. Ишь, неделя как нету, а обещал в три дня обернуть. Марья-то Сергеевна, поди, стосковалась! Ты, Лукьяныч, нынче изготовь к господскому обеду все по правилу. Беспременно будет.
— Сидор Карпыч! — вдруг раздался испуганный оклик, и в кухню влетел Павел.
Дворецкий поднял на него укоризненный взгляд.
— Ну, чего орешь? — сказал он. — Сидор Карпыч! Сам знаю, что Сидор Карпыч! Чего тебе?
— Еремей приехал! — ответил Павел, — да с телегой.
— Ну, ну! Барин послал и приехал. Зови его сюда!
— Барин, да не наш, а Митрий Власьев! И Федька с ним.
— Ну, Федька, и пусть Федька. Зови их!
Но в эту минуту без всякого зова в кухню вошел Еремей и остановился перед Сидором, не снимая с головы шапки.
Старик сурово взглянул на него.
— Чего шапки-то не снимешь? — сказал он. — Ишь, словно в кабак ввалился. Зачем барин прислал?
— Было бы перед кем шапку ломать, — ответил Еремей, нагло улыбнувшись, — довольно, покланялись!
Старый Сидор даже откинулся при такой наглой речи.
А Еремей продолжал:
— А барин прислал за тем, чтобы все, что ни есть в доме, на воз уложить и к себе везти, а тебя, старого пса, на веревку взять да к той же телеге привязать! Затем и приехали! А вы живо! Помогать!
Дворецкий ничего не понял из его речи, но в то же время услышал в комнатах какую-то возню и грохот.
— Стой! — сказал он сердито, — что ты там намолол? Пьян, что ли? Какой барин? Куда везти?
— К нашему барину, — ответил Еремей, — к Дмитрию Власьевичу Брыкову, потому как Семен-то Павлович побывшился…
— Как побывшился? Кто сказал? — закричал старик, вскочив на ноги.
— Хоть бы и я! — усмехнулся Еремей. — А теперь-то уж и всем ведомо. В государевом приказе есть!
Старик схватился за голову, но через минуту очнулся.
— Так его сюда везут?
— Прикажет барин — и привезут, его воля. А теперь имущество давай!
— Имущество? — грозно сказал старик, — нет такого права. Доколь не увижу своего барина мертвым, чубука не отдам!
— Сами возьмем! — усмехнулся Еремей и двинулся в комнаты.
Старик бросился за ним, вбежал в комнаты и на мгновение замер. Федька и мужик уже успели очистить гостиную и дружно волокли из кабинета красивый буль.
— Разбойники! — закричал Сидор, бросаясь на них, — пошли прочь! Павлушка, беги за квартальным! Батюшки, грабят: Степан, Антон!
Однако Еремей ухватил его за ворот сильной рукой и, отбросив в сторону, сказал:
— Нишкни, если не хочешь батогов узнать! Сказано тебе — барский приказ!
— Да я к квартальному!
— Ну, и что будет тогда? — раздался позади него насмешливый голос, и растерявшийся старик увидел перед собою Дмитрия Брыкова и с ним квартального.
— Батюшка, — рассеянно пробормотал Сидор, — да что же это?
— А то, — сказал Брыков, — что брат помер и я теперь над тобой барин, а потому, если не хочешь на съезжую, то не шуми!
— Да как же волочить-то все? Ведь по суду!
— Я тебе покажу суд! Собака!
Старик всплеснул руками и залился беспомощными слезами, а тем временем Федька, Еремей и мужик тащили мебель, обдирали ковры и все валили на воз.
Брыков ходил по разоренным комнатам с квартальным и говорил ему:
— Ты опись-то делай! Я тебе все сам скажу, да не мешкай!
— Я, ваше благородие, мигом, — подобострастно сказал квартальный.
— Что же это? Разбой! Как есть разбой! — твердил всхлипывая старик Сидор и беспомощно разводил руками.
Еще два раза приезжал пустой воз во двор и уезжал полный доверху. Уже вечерело, когда Дмитрий Брыков снова сказал старому Сидору: