Путь колеса (Роман) - Ульянский Антон Григорьевич. Страница 31

Синтроп нашел бутылку, которую искал. Он налил себе вина, держа пальцы левой руки внутри стакана, чтобы чувствовать уровень жидкости. Затем, не вытирая пальцев, он разыскал сыр и отрезал себе кривой ломоть. Рыбья чешуйка прилипла к сыру с одного краю. Он выпил и закусил и, проглотив чешуйку, почувствовал посторонний вкус.

Эварт мог прийти каждую минуту. Надо было приступать к разговору. Тарт пошевелился, чтобы дать о себе знать.

— Это ты, Эварт? — спросил Синтроп. — Отчего от сыра пахнет селедкой? Ты опять не мыл тарелок?

— Я не Эварт, — сказал Тарт. — Я другой человек. Я пришел по делу и нашел дверь открытой…

Синтроп, обнаружив около себя чужого человека, не скрыл неудовольствия. Он сердито вздохнул и опустил руку в карман.

— Я ничего не могу поделать с болваном, который оставляет двери открытыми, — сказал он, вертя в руках предмет, который он вынул из кармана. — Мой Эварт — безнадежный болван и переделывать его поздно. Но я могу проучить болванов, воображающих, что в квартиру слепого человека можно входить не постучавшись и расхаживать как у себя дома.

Тарт услышал треск, точно щелкнул тугой электрический выключатель, и почти сейчас же лицо Синтропа и стены комнаты начали мутнеть перед его глазами. Он протер глаза, с неприятным ощущением человека, у которого зрение шалит. Но предметы продолжали мутнеть. Чернота клубами расходилась в воздухе и закрывала их от него. Затем, в сомкнувшейся тьме, он перестал что-либо различать. Он видел только, что чернота продолжает сгущаться. У него было чувство, что он потерял зрение.

Голос Синтропа привел его в себя.

— Это мой единственный способ самозащиты, — сказал он. — Ничего особенного не случилось. Если вам известно мое имя, то вы слышали и о лампочке темноты. Сейчас вы видели ее в действии. Садитесь там, где стоите. Не удивляйтесь, если температура в комнате несколько подымется. Не думайте о бегстве. Если вы выскочите на свет, вы ослепнете. Посидим в темноте, подождем Эварта.

Тарт нащупал стул и сел. У него кружилась голова. Он понимал, что его зрение осталось при нем, но тоскливое чувство не проходило. Впервые его окружала темнота, до такой степени черная. Даже в Палермо, в крепостных галереях, памятных ему по недавнему побегу, в глухих боковых ходах, куда не проникал никакой свет, темнота не так страшила его, как в этой культурной комнате, где еще минуту назад было светло и солнце падало сквозь большие окна. Просветы окон, которые сначала висели во тьме бледными четырехугольниками, потускнели и слились с общим фоном. Тарт оглядывался кругом и не мог найти их.

Занятый своими ощущениями, он ее сразу заметил, что температура в комнате поднялась. Он почувствовал пот у себя на лбу, но приписал это своему волнению. Неожиданно резкая струйка тепла задела его лицо и рассеялась вокруг.

— Становится жарко, — сказал Синтроп. — Это значит, что комната достаточно затемнена. Сейчас я потушу лампочку.

Он еще раз щелкнул выключателем. Горячие струи в воздухе потеряли плотность, но темнота осталась прежней.

— Поговорим о деле, — сказал Синтроп. — Кто вы? Зачем вы ко мне пришли?

Тарт молчал. Ответ надо было еще придумать.

— Я агент компании «Стикс», — ответил он, когда молчание затянулось.

Ответ был жестоким, но он вводил разговор в колею. У него могло быть два продолжения. Или Синтроп останется спокойным и скажет: «Не знаю такой компании», и это будет значить, что реклама «Стикса» говорила не о нем. Или же он смутится и выдаст себя вопросами: «Почему вы приехали раньше времени? Я вас ждал только через неделю. Разве сроки передвинуты?»

Синтроп вздохнул после его слов, один раз, тяжело и с хрипом, но не стал задавать вопросов. Он долго молчал, и Тарт напрасно вслушивался в его дыхание: это была обычная одышка грузного человека.

— Вы самозванец, — сказал он потом с спокойным убеждением. — Сомнительная личность. Вы читаете рекламы и узнаете названия фирм. Но вы не знаете, как ими пользоваться. У меня есть дела с разными фирмами, но их доверенные, являясь ко мне, прежде всего говорят свой пароль. Это предосторожность слепого человека. Вы не догадываетесь о паролях. Кроме того, вы не умеете лгать. Челюсти скрипят у вас, когда вы лжете. Не раздражайте меня. Говорите прямо, в чем у вас дело. В двух словах и только правду. Если я услышу у вас фальшивую ноту, я дам контрсвет в комнату, и это отразится на вашем зрении.

— Я агент комитета колеса, — сказал Тарт покорно. — Я работаю в восточной Европе. Я ищу человека, который изобрел колесо. Я приехал к вам, потому что вы один из немногих, кому эта задача по силам.

Синтроп гулко рассмеялся.

— Ко мне уже приходили с этим делом, — сказал он почти добродушно. — И не только с этим. Народ шатается ко мне по всякому поводу. Если я изобрел лампочку темноты, то почему я не предсказал землетрясения в Итаке? Почему не выгнал саранчи из Канзаса? Они не понимают, что с меня вполне достаточно моей лампочки. Таким людям полезно побеседовать с Эвартом. Они приписывают мне слишком много гениальности. Эварт отказывает мне даже в той, какая у меня есть. С его точки зрения я только порчу предметы. Когда он увидел лампочку темноты в действии, он сказал: «Как же это вы так ухитрились испортить лампочку, что она не только не светит, но даже наоборот»…

— Итак, — сказал Тарт, — не вы пустили колесо?

— Не я.

— И у вас нет никаких догадок, кто бы это мог быть?

— Догадки есть. Я не был бы химиком, если б не строил по этому поводу догадок. Но конечно, это догадки слепого старика, без книг, без лаборатории, без свежей литературы. Мне даже казалось, что я знал этого человека. Лет шесть назад меня в этой комнате посетил один химик из Европы и высказал взгляды, которые сейчас отчасти осуществлены в колесе. Не стану называть его фамилии, а то вы полетите неведомо куда и будете надоедать ни в чем неповинному человеку. Потому что на самом деле это был не он. Он был слабоват для этого дела. Между тем изобретатель колеса заслуживает стоять рядом со мной и Роденом…

Входная дверь хлопнула. Вернулся Эварт.

— Опять эта темнота… — бормотал он, не входя в комнату. — Господин Синтроп, не пугайте людей. Из окон идет дым, а ничего не горит. Подождите, пока я одену очки.

— Захвати еще одну пару очков, — крикнул Синтроп. — Напротив меня на стуле сидит человек. Надень на него очки и выведи наружу. Пусть уходит вместе с очками. Это молодой человек. Будет жаль, если его зрение пострадает.

У Эварта, по-видимому, уже бывали дела с посетителями, сидящими в темноте. Он безошибочно нащупал Тарта, насадил на него очки и потянул за плечи к выходу. Его порывистая манера была бы обидной, если б в то же время он не давал Тарту дружелюбных советов, как защитить глаза при переходе на свет.

— Жмурьте глаза! — говорил он, подталкивая его к дверям. — Жмурьте глаза, чертов сын! Когда выйдете наружу, не сразу открывайте их. Не надейтесь на очки.

Он захлопнул дверь и оставил Тарта на лестнице. Тарт некоторое время стоял не двигаясь, с закрытыми глазами. Когда, понемногу раздвигая веки, он начал видеть предметы, он испытал глубокое облегчение. Втайне, все время, пока он сидел в темноте, его не оставляла мысль, что он потерял зрение.

На улице, прямо от Синтропа, он повернул в бюро компании «Стикс». Компания набирала служащих для отеля в Бетане, с обязательством оставаться в зоне разрушения до последнего автомобильного рейса. Риск отпугивал претендентов, и Тарт без труда получил место в обслуживающем персонале. Оставалось ждать шесть дней. Эти шесть дней стоило потратить, чтобы еще раз поговорить с Синтропом.

24. НЕ ВЫ ЛИ АВТОР ЭТОЙ КНИГИ?

Город Бетан готовился к встрече колеса. Жители потели около грузовиков, накладывая на них мебель и имущество, оконные рамы и двери, а иногда и стены домов, вывозя все, что могло оправдать расходы на перевозку и хранение. Дома ободранном виде оставлялись на растерзание колесу.