Сетевая вечность (СИ) - Подольный Дмитрий Евгеньевич. Страница 1

Подольный Дмитрий Евгеньевич

Сетевая вечность

Глава 1

Реально ли хоть что-то? Дни, время суток, символы на циферблате, мгновения рассудка, осознающего, что он ещё здесь. Дни, когда ты не помнишь, чем закончилась твоя предыдущая реальность, и не можешь осознать, где начинается нынешняя. В подобные этим дням, ты не всегда можешь понять, сколь давно ты открыл глаза, и давно ли твои глаза были закрыты, пока слепой, обезумевший разум носится там, куда осознанной мысли вход закрыт. Что до тебя, то ты не более чем посредник этих двух состояний, этакая дрянная шина данных, сквозь которую каждый сигнал приходит разорванным, изувеченным, деструктированным настолько, что исходный файл уже не может быть восстановлен. В такие дни, с каждым таким утром, вечером или ночью... Тебе кажется, что всё, что было раньше, не больше чем сантиметровый слой пыли и сетей паутины на застывших, неведомо когда, кулерах, забытых к списанию и переработке. Не более чем бумажная труха на корешках книг с именами вечных бессмертных и давно забытых классиков.

Рано или поздно ты понимаешь, что всё вовсе не так, что ты здесь, в настоящем. В настоящем, где ты лежишь на старом, жёстком диване, обитым истёртым войлоком, с прожжёнными сигаретными окурками дырами, величиной не крупнее авторучки, из которых, словно из рваной раны, то и дело норовит выглянуть пожелтевший от времени и дыма наполнитель. Ты лежишь вдавленный, неподъёмный, с тяжёлой головой, наполненной словно свинцом, не повернуть, ни хотя бы приподнять. Твой рот открыт и пересушен, лишь изредка кончиков потрескавшихся губ касается лёгкие дуновения слабого сквозняка от крыльчатки, вращающегося в изголовье вентилятора. В твоей бетонно пластиковой тюрьме тепло, мрачно и тихо, лишь слышно, как шуршат в щелях где-то по краям потолочных плинтусов, под цвет серебряных обоев, то ли вентили, то ли крысы. Секундная пауза. Проверка пинга.

Кто ты? Дабы разобравшись с вопросом "где ты?", ты узнаёшь, что это не самое важное, а главное не так страшно. Ты это ты, но не больше. Всё так, минутная заминка, во время которой одуревшая, осушённая дешёвым спиртом голова из последних сил вступила в бой с твоим настоящим "Я", не желая примеряться с действительностью. Макколди, пьянь без надежды на будущее, трезвый лишь на службе, ни в коем разе не герой и не пример для подражания. Тебя хоть кто-то любит? За исключением двух-трёх друзей навряд ли.... Хотя уже двух, ведь Ску-Би ты усадил за решётку, так как он торговал не тем чем надо, и не там, где ему положено. Ты свою работу знаешь, детектив. Не любишь, как и большинство других, как и другие, ты веришь, что твой начальник эгоистичная свинья, а твоя должность, подобна роли каторжника, в дерьмовой пьесе дерьмового автора и с такой же театральной труппой. Стив, это ты. Это твой мир. Твоя рука касается тёплого, твёрдого пола, с покрытием под паркет, паркетом не являющимся. На руке синий циферблат с числами, указывающими на дату и время, кольцом на кисте, в вечном хороводе кружащими справа на лево.

19.07.2053. 13:07

Двоеточие меж тройкой и нулём всё время пульсирует и является единственной живой частичкой в холодной синеве голограммы дополненной реальности. Ты смотришь на время и закрываешь глаза, сквозь веки видишь, как комнату наполняет свет, искусственный свет нарисованного за окном города, наполненного неоном и белоснежностью, чистотой и счастьем. Искусственным светом с таким же искусственным счастьем. Изображение на окне то же голограмма, которую ты забыл закрыть с последнего раза, когда устал от настоящей картины мира, на нём огромные белые монолиты вздымаются к искусственным синим небесам, и сверкают подобно спортивному инвентарю в бликах солнца и неона, отражаясь, зеркальным лабиринтом, друг в друге. Кольцевые автострады, подобно змеям опутывают их тела и уносятся вдаль, от запада к востоку, от юга к северу, снизу доверху и так до бесконечности.... По ним, радужными бликами, несутся, словно электроны по проводам, электромобили на магнитных подушках, не касаясь своими округлыми, выверенными формами стальных вен дорог. Частные вертолёты, подобно стрекозам кружат от одних посадочных площадок к другим, развозят прекрасных дам в изысканных платьях, к столь же прекрасным сэрам, живущих в самом поднебесье и решающих судьбы мира.

Помнишь, когда ты впервые сказал:

-Выключи голографическую проекцию, Ева.

И Ева послушалась, открыв реальность. Чёрным хромом реальность заполнила окно, содрав свою притворную маску, скрывающую лицо обветшавшей старухи. Лишь глаза этой старухи смотрели огнём вывесок и служебных машин, которые благодаря усиленным магнитным нагнетателям неслись над вечно стоящими в непрекращающемся гуде автострадами. Стрекозы вертолётов, стали чёрными воронами, несущих в лапах, будто гнилую добычу, ржавые, безжизненные цистерны и ящики. Город смотрит на тебя рваными шпиками и перепутьями проводом и труб, вдоль которых льются потоки воды и дыма. Город не желает выглядеть хоть немного дружелюбнее. Ты отвечаешь городу тем же. Тогда ты отвернулся от окна, сорвал со стула свой мятый плащ, цвета не то хаки, не то олива, и вышел за автоматически открывшуюся дверь. Лишь искусственный голос ОИ Евы напутствовал тебе в след.

-Удачного вечера, мистер Макколди.

Как и тогда, прошлым вечером всё было так же. Привычный порядок действий. Ты надеваешь плащ и бредёшь к десяткам дверей лифта, стоящими ровным строем вдоль лестничного пролёта. Ты подходишь к центральной двери и нажимаешь на слегка вмятую, истёртую от сотни тысяч нажатий, кнопку. В подъезде то и дело мерцает еле живая лампа. Краски на стенах нет, есть лишь мутный стеклопластик, тёмно-жёлтого цвета, цвета этого города, этой жизни. По углам пластик рыжее.

-Подай... Подайди, слышь, а???

Голос раздался сзади, там же где и всегда. Ты даже туда не смотришь, Стив. Не смотришь, так как и без того знаешь, что там нет ничего кроме кучи тряпья и картона, в которых зарылся очередной шлак улиц и общества. Социальный Статус этой грязи не выше 20, а значит ему не положено почти ничего, кроме дешёвого пойла и входа в здания типа F4. Жилые постройки граждан с СС от 60 до 80. То есть таких как ты, детектив.

Лифт открывается. Кабина 3 на 3 метра вместилище для уже втиснутых, будто законсервированных граждан всех пород и национальностей, голов 10, а то и больше. Но тебе ведь не до этого, тебе не важно, сколько их здесь. Ты знаешь, лифт останавливается лишь когда в нём есть место, а допустимый вес не превышен, и это нормально, что он забит под завязку. В каждом подобном этому здание живёт почти три тысячи человек. Лифтов 10, а само здание является проходным блоком, между другими жилыми постройками такого же типа, сковавшие друг друга, как эта толпа в лифте. Пахнет мочой и приправами, дешёвыми духами, потом, машинным маслом и грязью. Люди молчат и ждут, когда консервная банка снова откроется и впустит хоть немного воздуха.

Ворота лифта отворяются, в лице бьёт сырой ветер. Толпа выталкивает тебя на покрытую потёками масла и воды посадочную площадку. Вас таких здесь с пол тысячи или немногим больше, так сразу не протолкнёшься, учитывая, что размеры площадки не больше футбольного поля. И не малою часть этой площадки городили такси и перекрытия с жёлтыми маяками и табличками "Ремонт". Платформа покрыта трещинами, сверху вечно что-то капает, а местами не прекращаясь льётся. Такси сверкают кислотными оттенками зелёного, синего и розового, неоном вывесок и реклам. Машины грязны, краска на тех местах, где нет рекламы, истёрта, а на окнах постоянно мерцают лица и фигуры девочек на заказ, а также восточных ресторанов. Сквозняки подымают полы твоего плаща, и ты крепче прижимаешь руки в карманах к корпусу, твоя голова немыта и светлые русые волосы стали маслянисто тёмными. Ты идёшь, беззвучно, всюду бьёт музыка, электронные биты задают ритм жизни, сквозь них рвётся какофония женских и мужских голосов на всех языках, отрывками гремят рекламные вставки и шум толпы.