Любовь между строк - Баркли Дженни. Страница 11

Посреди улицы стоял шарманщик, издавая ужасный визг, который, кажется, совсем не мешал прохожим; более того, они даже бросали ему монетки. Катя была вынуждена заткнуть уши, но на вопрос Тома, нравится ли ей центр города, ответила:

— Да, здесь очень уютно.

Они дошли до главной улицы, прошли мимо впечатляющей новостройки, служившей зданием парламента, и увидели еще одну пешеходную улицу.

— Нам туда, — показал Том. — А здесь находится мой любимый книжный магазин. Он не очень дешевый, зато в нем всегда огромный выбор книг на английском языке.

— А ты выгодный покупатель, правда?

— Так получается. Хотя у меня почти нет времени на чтение и на столе скапливается стопка книг, которые я должен пробежать, прежде чем купить новые.

Они вышли на широкую площадь.

— Ну что, я сдержал свое обещание — показал тебе город. Еще чуть-чуть — и ноги в кровь собью. Наверное, и ты тоже устала.

— Хм… Я так понимаю, ты собрался выполнить свою угрозу и спокойно поговорить со мной, — ответила Катя с улыбкой.

— Умница, угадала. — Они вошли в первое попавшееся кафе, и Том галантно отодвинул для нее стул от столика.

— Ну вот, все только по-голландски. Неужели трудно было написать по-английски? — разочарованно сказала Катя, пролистав меню.

— Возможно, они приняли нас за местных. Впрочем, не важно. Ты что предпочитаешь — сырный сандвич или стейк с печеным картофелем? — спросил Том.

— Лучше что-нибудь между ними.

— Тогда советую попробовать «Уйтсмийтер»

— «Утс…» — что?

— «Уйтсмийтер». Это яичница с хлебом и ветчиной, но запеченная с паприкой и сыром.

— Хорошо, я беру это.

Том сделал заказ по-голландски и, когда официант ушел, задумчиво посмотрел на Катю:

— А теперь вернемся к нашим баранам.

Катя закатила глаза, но ничего не сказала.

— Итак, ты думаешь, что я тоже смеялся вместе с теми идиотами над той идиотской шуткой?

— Там не прозвучало ничего другого, над чем можно было бы посмеяться. И не будь ты мачо, каким я тебя считаю, ты бы одернул наглеца.

Официант принес кофе.

— Знаешь, я смеялся вовсе не над этим, — продолжил Том. — Я просто представил себе на секунду, как бы ты выглядела в красном нижнем белье. Мысль увидеть тебя в таком облачении очень заманчива. Жаль, что ты из-за подобного пустяка обвиняешь меня в очередной раз в «мачизме», если можно так выразиться.

Катя добавила молоко в чай и размешала.

— Знаешь, это не пустяк. Это именно то, что делает тебя женоненавистником в моих глазах. Ты любую женщину, и меня в том числе, воспринимаешь только внешне. Для тебя женщина — кукла в соблазнительном белье.

— То, что для тебя — проявление женоненавистничества, для других женщин может оказаться комплиментом, — парировал Том. — Да, я прекрасно понимаю, что ходить на высоченных шпильках по улице — не бог весть какое удовольствие. Я вообще считаю, что быть настоящей женщиной — искусство. И, поверь, кое-что понимаю в этом искусстве. Но тебя я неплохо узнал в последние дни, и в этом вся разница.

Катя посмотрела на него с непониманием:

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что именно тебя, Катю, которую я уже достаточно хорошо знаю, а не любую незнакомую женщину с улицы, я хотел бы увидеть в красном белье.

— Том, это все детали. Даже если ты говоришь правду, это не меняет высокомерного тона, который ты применяешь в своих статьях.

— Высокомерного по отношению лично к тебе?

Кате стало жарко. Но не от кофе, а оттого, что Том видел ее буквально насквозь.

— Я такого не говорила. — Она попыталась уклониться от ответа.

— И никогда не скажешь, — заметил Том. — Ты ведь не хочешь признавать, что я задел тебя как личность. Ты пытаешься показать, что я оскорбляю тебя именно как женщину — и свою обиду приписываешь всем женщинам в мире, утверждая, что и они в такой ситуации почувствуют себя оскорбленными.

Катя ответила долгим молчанием. Казалось, он читает ее мысли, причем именно те, которые она сама старалась вытеснять. Не то чтобы она могла во всем с ним согласиться, но если копнуть глубже, то, наверное, Том был прав и речь шла о ее личных эмоциях и проблемах.

— Не надо обвинять во всем меня, — тем не менее возразила она ему. — Ведь это именно ты насмехаешься над правозащитницами и пишешь, что мы все должны вести себя как сексуальные объекты, чтобы сделать карьеру…

— Возможно, ты сама провоцируешь меня, — задумчиво ответил Том. — Если почитать некоторые твои статьи, то можно подумать, что их автор — благочестивая монахиня.

— Ты говоришь глупости, не имеющие ко мне никакого отношения. — Катя чувствовала себя загнанной в угол, тем более что внутри ее постепенно крепло убеждение, что она действительно приписывала свое личное раздражение стилем его публикаций всем женщинам.

— Ответь мне на один вопрос, — продолжил Том после короткой паузы. — Что бы случилось, если бы ты вдруг опубликовала статью с рассказом о жаркой ночи с твоим пастором в исповедальне?

— Что? При чем здесь я? — Катя была элементарно растерянна.

— Просто ответь на вопрос, — хитро подмигнул Том.

— Хорошо, мне вкатят иск за клевету.

— Такое бывает, — согласился Том. — А что произойдет, если ты просто напишешь о его воскресной проповеди?

— Если это будет чистой правдой, то ничего.

Том кивнул и продолжил:

— Как, по-твоему, отреагировали бы газеты в первом случае?

— Как обычно. Когда пахнет скандалом, кто-нибудь обязательно подольет масла в огонь и начнет плести интриги.

— А во втором?

Катя пожала плечами:

— Никак. Такие заметки никого не трогают.

Их разговор прервал официант, принесший заказ. Катю вдруг обуяло такое чувство голода, что она предпочла бы сейчас сосредоточиться только на обеде.

— Вот именно! — Том подцепил вилкой кусочек. — Ты понимаешь, о чем я?

Мысли Кати были полностью поглощены едой:

— Я сдаюсь.

— Когда появляется моя очередная статья, она задевает читателей за живое. Некоторые находят в ней информацию для размышления, обсуждают ее с друзьями. Моя колонка поляризует мнения, и за нее меня многие ненавидят. Они совсем не знают меня и судят обо мне только по моим статьям. Меня и мою колонку обсуждают, а значит, говорят и о моем журнале. То же самое происходит с нелюбимыми телепрограммами. Мы можем переключить канал, но мы этого не делаем, потому что хотим подзавестись.

Слушая Тома, Катя успела расправиться с половиной своей порции. Она посмотрела на него и кивнула:

— Да, я понимаю. Все, что ты делаешь, это просто шоу. Такое же, как по телевизору.

— Можно сказать и так. Пойми меня правильно, Катя. Когда ты на трех страницах расписываешь тернистый путь женщины к креслу топ-менеджера, это, конечно, приятно читать тому, кто такой путь проделал. Но это никого не заводит, никто на тебя не обижается, а значит, не жалуется, и конкуренты не злорадствуют по поводу того, что ты снова влипла.

— Ты хочешь сказать, что я скучно пишу? — с некоторым вызовом спросила Катя.

— Нет, не скучно. Но слишком сухо, что ли, — поправил Том. — Так ты не вызовешь приливной волны. Для этого необходим скандал или его видимость, даже если речь идет о совершенно безобидных вещах.

Катя пристально всмотрелась в его лицо:

— Тем самым ты утверждаешь, что лишь играешь роль?

Том утвердительно кивнул:

— Я просто изображаю из себя скверного мальчика. Я пытаюсь попасть в самое больное место и спровоцировать ответную реакцию читателя.

— И я могу тебе верить?

— Да, можешь. Правда, я попросил бы тебя никому об этом не рассказывать.

Катя искренне рассмеялась:

— Ты боишься, что я тебя разоблачу? Брось, Том, ты восстановишь справедливость в следующей же статье! — Она задумалась. — Кстати, а почему ты рассказываешь мне то, что с точки зрения корпоративной этики другие в принципе знать не должны?

— Потому что я те… — Он запнулся. Черт побери! Еще секунда — и у него с языка сорвались бы слова, в которых он бы потом раскаялся! — Потому что я тебе доверяю.