Где-то между чёрным и белым (ЛП) - Хикман Шелли. Страница 26

Сэм задумчиво кивнул.

— Ну так вот, — продолжила Софи. — Она пытается решить, хочет ли она, чтобы все между ними наладилось.

— Угу... И?

— И? И что?

— То есть ты считаешь, это станет поводом расстаться.

— А ты так не считаешь?

— Я думаю, это станет поводом расстаться, если Эви так чувствует. И не станет, если она чувствует иначе.

Софи покачала головой, не в силах поверить своим ушам.

— Как ты можешь такое говорить? Это же настоящее предательство. Ты хочешь сказать, что, если бы я тебе изменила, ты смог бы не придать этому значения?

— Не придать значения — нет. Оставить в прошлом — возможно. Честно, я не знаю, что бы я сделал. — Он почесал висок. — Иногда мы уверены в том, как справились бы с чем-то, а когда это происходит на самом деле, обнаруживаем, что ошибались.

— Но как она сможет когда-либо доверять ему?

— Я не знаю, — признал он. — Но люди справляются.

— Ого. — Ее голос звучал резко. — Хочу сказать, я в шоке.

— Люди справляются, — повторил он твердо.

Софи изумленно смотрела на него.

Сэм на мгновение замолчал.

— Мои родители справились.

— Что?

— Ты меня слышала.

— Кто был виноват? — спросила Софи.

— Оба.

— Оба? — Ее глаза стали круглыми от удивления. — Как ты вообще узнал об этом? Они тебе сказали?

— О Боже, нет. — Он вздрогнул и ненадолго закрыл глаза. — Но я подслушал их ссору, когда был подростком. Не знаю, тогда ли это произошло или еще раньше. Не знаю, кто провинился первым, и на самом деле и не хочу знать. Как ни странно, в некотором роде меня бы заинтересовали подробности просто потому, что я нахожу людей интересными. Но как их сын — нет. Мне не нужно этого знать.

Он выбрался из кровати и посмотрел в окно, когда угрожающее серое небо теперь дало волю ливню. Вдали едва слышно раздался раскат грома.

— Здорово. — Он натянул свои боксеры. — Я надеялся, что пойдет дождь.

Все еще переваривая вызвавшую удивление информацию о родителях Сэма, Софи думала о том, что он говорил о них раньше, как они были преданны друг другу, хотя и были полными противоположностями, словно огонь и вода.

— Хм, — раздумывала Софи.

— Что?

— Я не знаю. Эви сказала, что даже после содеянного она все равно чувствует, что они созданы друг для друга. Будто он ее родственная душа или вроде того. Как он может быть ее родственной душой?

— Легко, — ответил Сэм, все еще глядя на улицу. — Но у меня другое определение «родственной души», не такое, как у большинства людей.

— И какое же?

— Не возражаешь, если я открою окно, чтобы мы могли почувствовать запах дождя? Или тебе будет слишком холодно?

Она улыбнулась про себя.

— Действуй.

Он открыл щеколду и настежь распахнул окно, а потом сделал глубокий довольный вдох, вдыхая запах с улицы.

Софи смотрела, как он там стоит, и мечтала украсть хоть грамм его спокойствия. Конечно, и у нее бывали моменты умиротворения, но отчего казалось, будто у Сэма они куда эффективнее?

— Ну, я все еще жду, чтобы ты просветил меня, — напомнила она.

— О. — Сэм постучал себя по лбу, делая себе замечание, в уголках его глаз появились самые очаровательные морщинки. Он забрался обратно под одеяла, и, когда снова прогремел гром, притянул Софи поближе. — Черт! Здесь вроде как холодно с открытым окном, не так ли?

Вместо того, чтобы сказать ему, что ей уже прохладно, она прижалась к его теплой груди, наслаждаясь звуком и запахом дождя на улице.

— Ладно, — продолжил он. — Мой взгляд на родственную душу.

Софи подперла голову рукой, чтобы легче было смотреть на него.

Сэм посмеивался.

— Из-за тебя я начинаю чувствовать себя мастером-джедаем, а тебя моим юным падаваном.

Она ответила, раскрыв ладонь и подняв ее к потолку, показывая, что все еще ждет ответа.

Он покачал головой и смущенно улыбнулся.

— Это тот, кто дополняет тебя. Кто помогает расти не только через радость, но иногда и через боль. Может, испытывает твое терпение, твою способность прощать. Почему, думаешь, так много женатых пар, готовых быть вместе вечность, несмотря на то, что они полные противоположности? — Он на секунду повернулся к ней, а потом посмотрел вперед, потирая свой подбородок. — Ты смотришь, как они, став старше, ссорятся друг с другом, и думаешь про себя: «Что за черт? В рекламе «Виагры» все не так». Но что-то настоящее удерживает их вместе так долго, иначе все бы разводились в ту самую минуту, как вырастали бы их дети.

Софи долго и пристально смотрела на его профиль, получая удовольствие от глубокого размышления, подтверждаемого его нахмуренными бровями.

— Ты самый настоящий романтик, да? — спросила она мягко.

— Как скажешь. Смейся надо мной, сколько влезет.

— Я не смеюсь над тобой.

Он перекатился на бок, чтобы они были лицом друг к другу.

— Ты черно-белая. Я серый, — сказал он просто. — Вот поэтому-то мы и вместе.

Глава 20

Софи обычно с нетерпением ждала начала занятий по пятницам, ведь это был день повторения — возможность для ребят наверстать упущенное перед тем, как принимать участие в еженедельной викторине. Для нее это была возможность поставить им оценки. Но эта пятница была не самой лучшей.

После третьего периода Нина сидела рядом с ее столом. Она редко принимала участие в активностях на уроке. Большую часть времени она ковыряла ногти или играла со своими длинными волосами. Она была внесена в план поведения, а это означало, что Софи должна каждый день заполнять карточку, оценивая старания Нины по шкале от одного до шести. Затем Нина заберет карточку и понесет на следующий урок, где ее должен будет оценить другой учитель.

После нескольких неудачных попыток заставить Нину делать хоть что-нибудь, Софи наконец спросила:

— Нина, ты вообще собираешься что-нибудь делать сегодня?

— Нет, — совершенно спокойно ответила Нина.

— И почему это, позволь спросить?

— Потому что я не хочу. — Она сказала это обыденным тоном, как само собой разумеющееся. Таким образом Нина сама себе заработала единицу в карточку.

Софи покраснела, потому как она столько лет рассказывала детям о злоключениях, о том, как мы должны трудиться, даже если этого очень не хочется делать. И как, по их мнению, они смогут работать с таким отношением? Как они себе это представляют? Придет босс, и они скажут ему в лицо: «Извините, но я не хочу этого делать»? Хотя она старалась не обращать на это внимание, кровь Софи каждый раз закипала, когда ей приходилось об этом говорить, ведь она очень хорошо знала, что все сказанное ею влетает детям в одно ухо и вылетает из другого.

Сколько раз она воевала сама с собой, разрываясь между обещанием больше не тратить время и энергию на борьбу с учениками, которым все по барабану, и упрямым отказом позволить им победить? Почему она просто не может отпустить ситуацию? Ведь они никогда не изменятся. За последние пять лет работы она не могла припомнить ни одного ученика, до которого ей удалось бы достучаться. Конечно, были у нее ученики, которым уже было не все равно, которые много работали, потому что понимали важность образования. Однако было слишком много тех, кому было все равно, до кого просто невозможно было достучаться.

Софи не нравилось чувствовать себя подобным образом. Все это было слишком удручающе.

Она испробовала все подходы: мягкий, жесткий и даже «я говорю тебе все это, потому что мне не все равно, и я желаю тебе всего самого лучшего». Но чаще всего в ответ получала лишь отрешенный взгляд, и порой она задавалась вопросом, есть ли там хоть кто-то живой внутри.

Поскольку Софи всегда нравилась школа, она считала, что быть учителем — это разумный выбор профессии. К сожалению, это было ошибочное суждение. Будучи самомотивированным, всегда готовым отвечать учеником, она не могла понять детей, ненавидящих школу. Почему они даже не пытаются? Почему не хотят получать хорошие оценки? Почему им все равно, когда они получают плохие отметки? Кто вообще эти существа и как ей преодолеть этот разрыв?