Скандальный роман (СИ) - "Алекс Д". Страница 35

Прежде чем сесть за стол я задумчиво провожу пальцем по рамке со старой семейной фотографией. Это был наш отдых в Греции, первая поездка за границу. На фото мне всего шесть, а Дэнни еще не родился. Мама улыбается, и мне хочется верить в то, что ее глаза будто говорят «не расстраивайся, ты все равно прорвешься». Такая красивая. Я разглядываю свою детскую, беззубую улыбку и понимаю, что очень редко так улыбаюсь: как вчера с Алексом в парке и немного позднее, избивая его подушкой.

Блюда нам приносят официанты. Я отходчивая, поэтому неприятный инцидент с отцом забыт, но аппетита у меня нет совершенно. Мы всей семьей бурно обсуждаем последние новости: папа рассказывает о важнейшем в году тендере и о предстоящей крупной сделке, Стелла говорит о новом курсе йоги, Дэн начинает болтать с нами на китайском, а я…я без запинки привираю о том, какими легкими были для меня все экзамены.

Мы выглядим идеальной семьей, как в долбаной рекламе хлопьев для завтрака, но на самом деле слушаем, но совсем не слышим друг друга. И так длится до тех пор, пока папе не приходит сообщение, и он мгновенно мрачнеет. Снова.

— Руслана, — узнаю этот тон его голоса, который не сулит мне ничего хорошего. — Это сообщение от мистера Райта. Он прислал утром, я его и не заметил…ты ничего не хочешь мне сказать?

— А что? — чувствую, как пол буквально уходит из-под моих ног.

— А что? — передразнивает отец, сжимая руку в стальной кулак. — Зачем ты лгала мне?! Я плачу за твое обучение, а ты вот, значит, как безответственно подходишь к учебе. Ты же писательница, черт возьми. Гуманитарий. Я все понимаю, но как ты умудрилась завалить экзамен по философии? И две несданные работы по статистке…

— А ты следишь за мной? — мгновенно вспыхиваю я, не собираясь оправдываться. — Я давно не школьница и справлюсь сама! Никому из родителей преподаватели не присылают табель успеваемости лично!

— Мартин (*Эстонское имя), успокойся, это же семейный ужин…мы так редко собираемся вместе, — пытается смягчить его Стелла, положив ладонь на папино предплечье. Дэн молчит и, наблюдая за нами, нервно постукивает вилкой по тарелке.

— Да, слежу! Тебе пока еще нет двадцати одного года. Право имею, черт подери! — его ноздри раздуваются, а лицо стремительно багровеет. — Опять всякой дурью маешься по ночам? Что дальше? Наркотики? Клубы?! Не заставляй меня нанимать телохранителя.

Ох, его понесло…

— Папа, в клубе я только пою! Работаю, между прочим. Ты с ума сошел?! Какие наркотики? Я никогда ничего такого не употребляла… — кроме травки, и то один раз. Это не считается, попробовала эту гадость и забыла. — Я пишу книги, потому что этого требует моя душа! И просто не успеваю! Меня завалили за пропуски, но я все пересдам, пап. Успокойся, прошу тебя…

— Да ну тебя! — он бьет кулаком по столу, и хрустальные бокалы дрожат, как и рука Стеллы на его плече. — Все мне нервы потрепали на работе, еще и ты тут со своей ложью и полной дурью в голове! Писательница, блин. Станешь ты писательницей, да хоть кем угодно! Только сначала ДОСТОЙНОЕ образование получи и устройся на НОРМАЛЬНУЮ работу, о которой не стыдно заявить в обществе.

— С каких пор «писатель» звучит, как ругательство? Мне не будет стыдно заявить об этом обществу! — я тоже слегка повышаю тон, решая, что нападение — это лучшая защита.

— С тех пор, что большинство писателей — бездельники в вечных поисках вдохновения! Наркоманы! Думаешь, им все само приходит?!? — рявкает отец, и я вижу, как его уже трясет от гнева.

— Не правда! Я никогда не жду вдохновения! Я за ним гоняюсь! Аппетит приходит во время еды, а про тех, кого ты говоришь! — пожимаю плечами я, немного мешкаясь. — У них сложная ситуация в жизни, или они, правда, бездельники, или они не могут писать по заказу… — невольно вспоминаю об Алексе и о переполненной бумагами урне около его рабочего стола.

Но ведь у всех бывают свои взлеты и падения.

"Не важно, сколько раз вы упали. Важно, сколько раз вы сумели подняться”, разве не так?!

— Я повторяю, Руслана: делай, что хочешь. Но будь добра оправдать средства, которые в тебя вложены, — его слова для меня больнее удара, хуже пощечины. Все вокруг расплывается от подступающих к глазам слез, и по повисшей в столовой абсолютной тишине я понимаю, что отец уже и сам жалеет о своих словах.

— Пап, я не твой бизнес… — сиплым, полным невыплаканных слез голосом тихо произношу я.

— Русь, прости, и давай закончим…

— Да, давайте продолжим ужинать, — жизнерадостным голосом предлагает Стелла, как ни в чем не бывало.

Мое терпение стремительно заканчивается.

— Не буду я ничего продолжать! — резко встаю из-за стола, бросая вилку на тарелку с такой силой, что дорогущий фарфор дает трещину. Плевать. — Не буду! Вы! ВЫ ВСЕ! Ни один в меня не верит! По-настоящему! Самые близкие люди, в поддержке которых я так нуждаюсь, втаптывают меня в грязь! Вам всем должно быть стыдно! И я вам всем докажу! Еще автографы у меня просить будете! Понятно?! — кричу я, привлекая к себе внимание наблюдающих за семейное сценой официантов.

— Ох, как мы заговорили! — папа вскакивает из-за стола и кладет руки на его поверхность, глядя на меня своим фирменным, тяжелым взглядом. Но я не боюсь и с вызовом расправляю плечи.

— Да, заговорили, пап!

— Бедная, несчастная, никто в нее не верит, никто ее не любит…я тоже так могу говорить. Легко быть жертвой, Руслана!

— Да. Легко. С этого дня я больше ей не буду, и не буду плыть по течению! С меня хватит! Посмотри на Дэна! Не ломай хотя бы его мечту! — тяжело дыша, я перевожу взгляд на Дэнни, так четко вспоминая один момент из детства. — Мама мне рассказывала, что когда он пинался у нее в животике, она гладила его и говорила: «наверное, будущий футболист»! А ты что? Ты этого не помнишь? И заставляешь его идти по другому пути…позволь нам быть твоими детьми, а не материальным вложением в будущее! Только она меня любила такой, какая я есть. Просто за то, что я это «я», — лихорадочно шепчу я уже тише, задыхаясь от боли и слез.

— Лан… — Дэн берет меня за руку, а я уже не могу остановиться, просто не в силах, и не намеренно причиняю боль и папе.

— Только она в меня верила, пап. Верила в тебя. Во многом благодаря маме ты добился всего этого, разве не так? Благодаря ее вере. И мне так нужна была ваша вера. А теперь я умываю руки, — заявляю я, не в силах уже разглядеть выражение его лица, и быстро убегаю прочь, хватая пальто, резко срывая его с плечиков.

Не могу больше здесь находиться. Ни секундочки.

— Лана! Руслана! — кричит отец, но я ныряю в наш личный лифт и строчу ему смс, завывая в голос.

«Я хочу побыть одна. Правда. Со мной все будет хорошо».

***

— Ну, и чего такая поникшая? Так и не сбросила то самое напряжение? — интересуется Кейт, глядя на то, как я усиленно что-то строчу в ноутбуке. Скоро дым повалит от напряжения. Читаю замечания от Алекса и по ходу дела дорабатываю свое эссе. Он написал мне официальное письмо, от которого так и веет его ледяным дыханием.

— С папой поссорилась, — бросаю я, стараясь даже не вспоминать. Кидаю взгляд на Кейт — она крутится перед зеркалом в крохотном черном платье и рисуется, постоянно взмахивая белокурыми волосами.

— Да уж, это серьезно. Твой папа — гроза Нью-Йорка, — ее бровки превращаются в идеальный «домик».

— Он просто…я очень его люблю. Но это невыносимо. Я просто хочу больше понимания. Хочу быть свободной… — тяжело вздыхаю я, ощущая, как кровоточит в груди невидимая вспоротая старая рана.

— Мне тебя не понять. Моим предкам на меня всегда плевать было. Он хочет, как лучше.

— Да, я знаю, — мне снова становится стыдно за то, что я наговорила ему. О маме. Могла бы выразиться мягче, но я как какая-то садистка, надавила на самое больное. И все это при Стелле…я — паршивая дочь, а не только несостоявшийся автор.

— Колин с ума по тебе сходит, — подруга садится рядом и крепко обнимает меня. Вдыхаю аромат приторно-сладких духов, и чихаю. — Может, все-таки дашь ему шанс?