Обсидиановый храм (ЛП) - Чайлд Линкольн. Страница 26

Пока Филипов стоял в свете раннего утра, и звуки ветра, проносящегося сквозь еловые ветви над его кораблем, смешивались с обычным пульсом моря, бьющегося о скалы, он решил, что нет причин рассказывать пленнику о том, что они делали и что они еще собирались сделать. В любом случае, через неделю он будет мертв.

У Филипова был еще один источник беспокойства. Двое из членов экипажа — де'Хесус и Миллер — питали особенную ненависть к ФБР. Ни один из них не одобрил план. На собрании они оба настаивали на том, чтобы сразу же сбросить агента ФБР в море. Они проголосовали против плана обмена и разозлились. В ту же ночь Филипов поймал их обоих в трюме, пьяных в хлам, мочащихся на Пендергаста и очень громко смеющихся, после того, как они достаточно сильно его избили. Филипов был раздосадован, но ничего не мог сделать, чтобы наказать их. Разве что запереть выпивку. Фактически — и он должен был это признать — часть его радовалась, видя, как с высокомерного ублюдка сбивали спесь. И сбили ее достаточно сильно: от тяжких побоев он потерял сознание. Но капитану необходимо было сохранять мир и держать всех в узде еще семь дней.

Филипов был обеспокоен расшатанной дисциплиной. Но было кое-что еще, что беспокоило его еще больше: выражение глаз федерала, когда эти два пьяных идиота, проклиная и смеясь, осушали на него свои «шланги», перед тем, как де’Хесус окончательно вырубил его швартовным гаком. Отчего-то то, что капитан прочел во взгляде агента, внушало страх.

20

Старший специальный агент Руди Спанн провел рукой по своим растрепанным волосам и уставился на пакет с уликами, лежащий на его столе, внутри которого вместе с письмом и конвертом поблескивало чуть потертое золотое кольцо и странный, расплавленный с одной стороны медальон. У него были смешанные чувства по поводу этой посылки, которая, внезапно попав на порог Нью-Йоркского отделения ФБР, наделала много шума. Был похищен агент! Тем более, это оказался не простой агент, а А. К. Л. Пендергаст.

Спанн, которого только недавно назначили старшим специальным агентом в Нью-Йорке, не знал Пендергаста. Но он, конечно же, слышал о нем всевозможные истории. У этого Пендергаста было какое-то особое разрешение. По большому счету, он был агентом, который брал и выбирал себе дела сам. Видимо, он был чрезвычайно богат, раз получал официальную годовую зарплату в размере одного доллара — далекую от зарплаты, обычно получаемой гражданскими служащими категории GS-15, 10 ступени [81]. Ходили слухи, что Пендергаст был бунтарем, даже кем-то вроде агента-изгоя, который пренебрегал правилами, но имел хорошую защиту наверху. По правде говоря, он был не в почете среди молодых агентов: их возмущала его свобода, его богатство, его элитарные манеры. С другой стороны, старожилы офиса буквально благоговели перед ним и даже выказывали некое подобие уважения. Но, по сути дела, никто не любил его: он не был общительным человеком и не был тем, кто мог после работы вместе со всеми отправиться вывить пива. Легче было заметить его на стрельбище в выходной день, нежели в компании кого-то из коллег в непринужденной обстановке. По этим причинам Спанн имел с ним мало точек соприкосновения, разве что оказание базовой поддержки на местах. Агент редко появлялся на Федерал-Плаза.

Но, так или иначе, он был федеральным агентом. Если в ФБР и имелось нечто общее, являющееся негласным и бесспорным, так это дух лояльности и товарищества, который связывал их всех вместе. Если агент был убит или ему угрожала опасность, Бюро переворачивало небо и землю, чтобы добраться до преступников.

По этой причине похищение Пендергаста вызвало незамедлительный и масштабный переполох, и Спанн с этим делом мог, как выиграть, так и проиграть.

Он взглянул на свой мобильный телефон, лежащий на столе. Первичный контакт с похитителями произойдет через несколько минут, и агент был настроен решительно с этим справиться. Это дело могло построить всю его карьеру. Спанна одолевали противоречивые чувства: с одной стороны он опасался неудачи, но в то же время его распирало от радости. Он знал, что является чертовски хорошим агентом, так как окончил свой курс обучения в Куантико среди первых, и его карьера с тех пор была звездной и постоянно шла в гору. В свои сорок лет он был одним из самых молодых старших агентов ФБР, да еще и в самом важном региональном отделении страны. А этот случай представлял собой возможность, которая стучала в дверь только раз в жизни. Если он провернет это дело — а он был уверен, что сможет это сделать — то перед ним откроются все двери.

Так как пакет прибыл этим утром, Спанн, бросив все остальные дела, тут же перешел к конкретным действиям. Первым делом он созвал небольшую, но мощную ударную группу, которая вот-вот явится к нему на совещание.

Статус дела «Агент под угрозой» являлся приоритетным. Независимо от того, что могло потребоваться во время расследования — ордера, лабораторная работа, судебная экспертиза, анализы, IT — все это выполняли мгновенно, присвоив запросу первостепенную важность по сравнению с остальными делами. Спанн уже дал указание всем своим лабораториям, чтобы они были готовы в любой момент.

Его секретарь объявил о прибытии ударной группы. Спанн поднялся и вышел во внешний кабинет, забрав с собой пакет с уликами. Все оперативники сразу появились в поле его зрения: трое мужчин и одна женщина — все агенты высшего класса, самая настоящая элита. Они вошли в дверь — молчаливые и мрачные — и устроились в небольшой зоне для совещаний. Спанн кивнул им в знак приветствия и попросил своего секретаря принести кофе, а сам отправился к дальней стене комнаты и поместил пакет с уликами на демонстрационный стол, стоящий под доской для записей.

Как только он заговорил, дверь снова открылась. Все с молчаливым удивлением уставились на вошедшего. Спанн не знал вновь прибывшего лично, но этот человек слыл настоящей легендой ФБР: Говард Лонгстрит, занимавший довольно загадочную должность заместителя исполнительного директора по вопросам разведки. Деятельность управления разведки, которую контролировал Лонгстрит, не имела ничего общего с вотчиной самого Спанна. Хотя он и был выше Спанна по званию, но фактически не имел над ним официальной власти. Что было, конечно же, очень хорошо.

Лонгстрит представлял собой личность почти такую же эксцентричную, как и агент Пендергаст, пусть и несколько иначе: он обладал несколько хищным орлиным профилем, носил длинные седые волосы, а костюмы его вечно были слегка помяты. Темные глаза блестели из-под большого, нависающего лба. Голос Лонгстрита напоминал рычание, и он был необычайно высокого роста: шесть футов, семь дюймов [82]. Вероятно, именно из-за столь высокого роста он почти постоянно сутулился. Его осанка сильно отличалась от военной выправки, широко распространенной в Бюро. У Лонгстрита был спокойный, самоуничижительный способ работы, который сделал его очень популярным среди подчиненных. И, конечно же, ходили передаваемые шепотом слухи о временах, когда он служил в легендарной — некоторые даже утверждали, что в мифической — команде «Призрак». «Это», — внезапно понял Спанн, — «должно быть, и стало причиной того, что он пришел сюда». Кольцо в пакете с уликами подтверждало, что Пендергаст являлся членом того же элитного подразделения.

Спанн немного растерялся.

— Директор Лонгстрит, какая неожиданность.

Гость повернулся к агенту и кивнул на пустое место.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

— Вовсе нет.

Лонгстрит расположился позади, за спинами остальных присутствующих. Его внезапный приход выбил Спанна из колеи, но он быстро собрался.

— Спасибо всем, что пришли, — начал он, — кольцо и медальон идентифицированы как настоящие. На них также обнаружены отпечатки пальцев специального агента Пендергаста: кажется, что они были умышленно нанесены на эти предметы для того, чтобы не оставить нам ни малейшего сомнения, что он находится у похитителей. Исчерпывающие тесты по четырем предметам — кольцу, медальону, письму и конверту — не обнаружили больше ничьих отпечатков, кроме его собственных. Ни ДНК, ни волокон, ни волос — ничего.