Grunge Pool Drive 85 (СИ) - Куприянова Марьяна. Страница 57
— Что-то я так соскучилась, — пожала я плечами, отвечая на немой вопрос в его глазах. — Ничего ведь, что я приехала? Я тебе поесть привезла.
— Кого бы я съел сейчас, так это тебя.
— Фу. Только после душа, мистер Соулрайд.
Мы присели рядом, наслаждаясь неповторимым летним зноем, друг другом и особенным ощущением, которое бывает лишь на Гранж Пул Драйв — ощущением, будто здесь твой единственный дом.
— Ладно, — вздохнул он, — гамбургер тоже подойдет.
— Ах вот как ты быстро меня променял на булочку с котлетой?
— И овощами. И не говори, что тебе не нравится, как я пахну, — усмехнулся он, раскрывая бумажную упаковку. — Я так рад, что ты приехала.
— Потому что привезла еду?
— И газировку, — он показал мне баночку колы и поиграл бровями, поддразнивая меня.
— Говорила мне мама: всем вам только одно и надо — вкусно поесть.
— Святая правда, — Соулрайд с пугающей скоростью пожирал гамбургер, не переставая при этом улыбаться и заигрывать со мной. — О которой я тебя тоже предупреждал.
Я не выдержала и прижалась к его плечу — несмотря на жару, несмотря на мокрую форму и стойкий запах пота.
— Ого, а как же «только после душа»?
— К черту, — я прикрыла глаза и мгновенно стала еще счастливее. — Я обожаю тебя. В любом виде, Гектор. Даже когда ты невыносимо воняешь.
— Не могу сказать того же самого, — хохотнул мужчина, — в том смысле, что я еще не слышал, чтобы от тебя воняло. Хотя… семейная жизнь впереди.
Мы засмеялись и помолчали.
— Ты сама-то обедала?
— Да, не волнуйся. Это все для тебя. Ешь.
— Спасибо, сладкая. Что-то я вспомнил, как у больницы отбил тебя от репортеров, посадил в машину и накормил. Ты была такая неприступная. Злилась на меня за что-то. Весело вспоминать.
— Как проходит тренировка?
— Замечательно. Хотя все переживают. Напряжение медленно нарастает. Порою ловишь на себе чей-нибудь взгляд… будто угроза. Или предупреждение.
— А что Билл?..
— Ничего.
С вечера памяти Дарта Хауэлла младший Хартингтон вел себя адекватно и не выказывал своей неприязни в открытую, хотя и не разговаривал с нами.
— У него действительно есть шанс обойти меня на этот раз. Я вижу, что он прекрасно это осознает.
— Я не верю, что ты заведомо ему сдался.
— Я и не сдаюсь. Не собираюсь. Я выложусь по полной. Но в гонках многое также зависит от случая, понимаешь? — он одним махом допил половину банки, выдохнул, вновь заговорил: — Этот чемпионат… люди возлагают на меня большие надежды. А я так боюсь их не оправдать. Уотербери уверен: восемьдесят пятый непобедим. Я это чувствую. Вижу в каждом перекрестке, в каждом изгибе зданий, в глазах случайных прохожих, в свете фонарей. Наваждение какое-то. Я боюсь, Сара. У меня дурное предчувствие. Оттого на тренировках я веду себя еще более раскованно, чем обычно. Шучу, веселюсь. Хотя и понимаю: наступает время, когда все пилоты перестают быть закадычными друзьями. Они становятся… вроде как… врагами друг другу. Временно. Но это необходимо. Так надо. Меня это и тревожит, и нет, — он вздохнул. — Не могу я потерять всеобщее признание. Это будет ударом для меня.
— Ребята рассказывали мне, что Хартингтоны могут использовать Билла, чтобы расстроить наши отношения и вывести тебя из душевного равновесия. Чтобы ты проиграл. Достаточно будет сделать одну ошибку, и Билл обойдет тебя. Этого они и добиваются.
— В этом есть доля правды. Но к чему ты это?
— Я подумала, если этот чемпионат так много значит для тебя… ты ни в коем случае не должен проиграть его. Особенно из-за меня.
Соулрайд пытливо взглянул мне в глаза.
— На что ты намекаешь?
— Почему бы нам не расстаться на время? Точнее, сделать вид, будто мы расстались. Провести этих аристократичных ублюдков, пользуясь их же оружием. Пусть решат, что добились своего. Тогда, возможно, они от тебя отстанут. Никто не сумеет использовать меня как твою слабость. И ты сможешь сосредоточиться на своей главной цели. Безо всяких помех.
— Вот еще, — посерьезнел Гектор, нахмурив темные брови, и зелень его глаз утонула в тени морщин. — Надеюсь, ты не ждешь, что я соглашусь на эту идею. Пойми. Ты для меня — не какая-то фанатка из прошлой жизни. И то, что между нами происходит — не фарс, не развлечение, которое можно в любой момент прервать, которым можно пренебречь. Я не хочу тебя лишаться. Я не хочу, чтобы между нами что-то изменилось. Даже на время. Даже ради победы. Это было бы слишком эгоистично с моей стороны, ты так не считаешь?
— Скорее рационально.
— Нет. Это усложнение простых вещей. Да черт возьми, что такого они могут сделать? Я люблю тебя. И кто-то вроде Хартингтонов этого не изменит, как бы ни старался. Я сильно сомневаюсь, что у них получится пошатнуть наши отношения. Разве можно иглой разрушить камень? Все это глупости. Ничто не заставит меня отказаться от тебя.
Я сжала его руку в ответ. Нечасто от Гектора можно услышать подобные душеизлияния.
— Даже если ты проиграешь, в чем я сомневаюсь, это ничего не изменит между нами. Проигравший Гектор нужен мне так же сильно, как и Гектор-победитель.
— Спасибо. Мне важно знать это. Действительно важно.
Но сам-то он и представить боится себя проигравшим. Это его величайший страх. Поражение. Хуже, чем монстр под кроватью. Чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Насколько же больно окажется упасть, когда тебя обожает целый город, а то и весь Нью-Хэйвен? Не будет ли смертельным это падение?
Я могла себе представить, что произойдет. Знаменитый восемьдесят пятый облажался на важном чемпионате. Уотербери впадает в ступор, затем — отрицание, признание, «великая депрессия». А Гектор — и того хуже. Тщеславный, эгоцентричный Гектор, слишком привыкший быть средоточием силы в этом маленьком мирке. С самого начала я знала его недостатки. И приняла его вместе с ними. Зачем же я удивляюсь им сейчас? Зачем планирую исправить взрослого мужчину с головой на плечах, темперамент которого давным-давно сформировался без моей помощи. Сколь бы настойчивой и изобретательной я ни была, мне не под силу изменить Гектора. К тому же Соулрайд не из тех мужчин, которыми можно управлять — он сам любит все контролировать. Это уже не податливый пластилин, а горная порода. И чем скорее я с этим смирюсь, тем лучше.
Восемьдесят пятый не бросит гонки ни ради меня, ни ради кого бы то ни было. По крайней мере, мне трудно такое представить. Без Формулы-1, без Гранж Пул Драйв — он ничто. Да и я теперь тоже. Я абсолютно точно понимала, что душе Гектора необходимо перманентное движение, езда на бешеной скорости, иначе она увянет, застынет, опустеет, и никому от этого не будет хорошо.
Если Соулрайд оставит дело всей жизни, то определенно станет другим человеком. А я — именно тот якорь, который тормозит его постоянную душевную гонку. Характер Гектора настолько прекрасен сам по себе, уникален и целостен, что я не имею права трансформировать его во что-то, удобное лично мне. Рука не поднимется. Словно стоишь перед великим произведением искусства и в восхищении понимаешь: здесь все на своем месте, ни прибавить, ни убавить. И кто посмеет перечеркнуть гениальный штрих мастера своей неумелой рукой? Кто не возненавидит себя за это?..
Почти звериная натура Гектора требует постоянной опасности, риска для жизни. Но оттого она так чудесна. Эта вечная жажда ясно отражается во всем, из чего складывается человек: в быстрых и колких, но порою таких длительных и странных, «говорящих» взглядах; в жестких рыжих волосах; папирусных морщинах вокруг зеленой, будто восковой капли глаза; в совершенно пугающей своей открытостью улыбке-оскале; в выступающих жилах на шее, когда он поворачивает голову; в веревках вен, плотно оплетающих вытянутые кисти его рук; в длинных ногах и мускулистых плечах; во всем его существе.
То, как он выглядит, говорит, двигается — не знает полумеров, стремится к апогею и имеет определенный размах, ибо идет наружу, не претерпевая никаких фильтров, прямо из недр души, не знающей границ и всякого спокойствия.