Опричник (СИ) - Хорошавин Сергей. Страница 22

   Попрощавшись с Иваном Михайловичем, я забрал своего аргамака и приведя его к корчме, кликнул стрельцов. Через пару минут из дверей вышел Заболоцкий и порадовал, что эти охламоны с утра отправились на рыбный рынок -- ухи им, видите ли, с бодуна захотелось, а то у корчмаря не допросишься, говорит, мол, рыбы нет, оно и понятно: осерчал он на них, ладно хоть со двора не согнал. За что? То история темная, когда толмач вернулся от родителей, служилые уже мировую пили, но видать у хозяина осадочек остался. Со всеми этими приключениями в путь выехали только после обеда.

   Цена ямской гоньбы до Мурома меня откровенно напрягла. Вместе с парой ночей постоя на ямских дворах, это удовольствие быстрой езды обошлось мне в три рубля, пятнадцать алтын и три денги. В Нижнем Новгороде я бы мог купить на эту сумму три пуда воска! Причем харч у нас был свой: толмач прихватил изрядный запас домашних пирогов, всемером едва смогли съесть за три дня.

   По дороге задумался о шведских делах: всех деталей Русско-шведской войны 1554-1557 года я, конечно, не знал, но кое-какое представление о ней имел. При этом меня напрягала явная не состыковка с тем ошеломительным поражением, которое потерпели шведы и совершенно мизерными результатами победы для самих русских. Густав Ваза, судя по его паническому отступлению и подготовке к эвакуации остатков войск из Або, явно осознавал, что поставил страну на грань национальной катастрофы. Армия была фактически разгромлена и деморализована, в казне пусто, а русские войска дышали шведам в затылок. И при этом, каким-то образом шведы умудрились выйти сухими из воды. То ли Иван Грозный не был заинтересован в скудных северных землях, то ли Стен Эрикссон не поскупился подкупить Алексея Адашева, но никакой особой пользы от этой победы Россия не получила. Даже заключенное на сорок лет перемирие шведы нарушили гораздо раньше.

   Как и что произошло на самом деле, можно только гадать, но то, что для Ивана Васильевича финские земли не особо интересны, на мой взгляд, очевидно. Мне же доступ к некоторым тамошним месторождениям в будущем очень бы пригодился, значит озаботиться решением данной проблемы нужно сейчас. Да и спокойнее даже на своей территории вести работы будет. Есть в это время у шведов неприятная привычка лезть на чужую делянку, чтобы урвать там то, что им не принадлежит. Такие повадки нужно отбить по возможности раз и навсегда!

   Изучая в свое время историю Выборгского замка, я отметил для себя интересный факт: в 1553 и в 1555 годах Густав Ваза некоторое время жил там и лично руководил постройкой укреплений. Раз уж благодаря моей наводке русские воеводы начали свои приготовления гораздо раньше, есть неплохой шанс застать основатели шведской династии в самый неудобный для него момент, фактически со спущенными штанами, так что, думаю, стоит проработать все детали предстоящей операции по приезду в Выксу. Упускать такую возможность просто грех.

   Муром встретил нас нерадостно -- хоронили погибших во время набега черемисов. Взять город им не удалось, но без жертв не обошлось. Зашел к воеводе сторожевого полка, насчет обещанной Иваном Васильевичем полусотни касимовских татар: Давид Федорович оказался на месте, государеву грамоту прочел, но сильного желания выполнить изложенные в ней требования я в его глазах не заметил. С другой стороны, пойти поперек государевой воли он тоже не спешил. В итоге, после увещеваний уговоров и пререканий, сошлись на том, что трех десятков всадников мне хватит за глаза для конных разъездов и бережения от татей. Упредить все одно успеют. Взамен же недоданных по грамоте татар, он выделит для моих ватажников два десятка пищалей, разумеется, с отдачей, после того как в них отпадет надобность. К ним в придачу -- свинца, пороха да фитилей, этого добра у воеводы было изрядно, а вот с людьми было туго. Долго задерживаться в Муроме не стали, после обеда переправились на другой берег по наплавному мосту и, погоняя коней, пошли вверх по течению Железницы.

   Всю дорогу меня терзали нехорошие предчувствия, которые по приезду оправдались лишь отчасти, хотя по началу, увидев дымок над лесом, я ждал гораздо худшего. Переправившись через Выксунку, мы спешились и стали взбираться на холм. Из-за построенного Ласкиревым частокола пока было не понятно, что именно дымит. Заметили нас издалека: сначала кто-то заорал: "Татары!". Затем бухнули несколько выстрелов из пищалей, а спустя минуту я услышал отборный мат стрелецкого головы. Пока добирались до ворот, я поневоле вникал в тонкости местной обсценной лексики. Разнос Михайло Дмитриевич устроил не столько за то, что стреляли, не разобрав в кого, сколько за пустую трату припаса. И то, верно: попасть из стрелецкой пищали со ста двадцати саженей можно только случайно, хотя убойной силы у пули и хватит на таком расстоянии.

   Въехав во внутренний двор, я с облегчением заметил, что дымят остатки одной из бань и угол избы-столовой, расположенный рядом с нею. Разглядев Ласкирева на затинном помосте, потребовал незамедлительно изложить все по порядку. Тот показал провинившимся кулак и стал спускаться. На людях стрелецкий голова говорить не стал, махнул рукой, пойдем де, поснедаем чем бог послал. Расположившись на скамье, в попахивающей гарью столовой, Михайло Дмитриевич, не дожидаясь пока мне с Заболоцким принесут ужин, начал свой рассказ.

   А дело было так: набег стрельцы фактически проспали! Отряд, состоящий из черемисов, чувашей, мордвы и казанских татар напал ночью. До сотни бунтовщиков перебрались через частокол и, не заметив впотьмах землянок, пробрались в самый центр поселения. Там они успели поджечь два из трех наиболее крупных зданий, то есть собственно одну из бань и столовую. Со второй баней у них не заладилось -- лес толком не просох, да и доставляли его до места после дождя по глине, посему огонь быстро потух. К тому времени хлебопеки, что топили печь в кухонной пристройке, дабы успеть к утру испечь хлеба, сообразили, что дело неладно и подняли шум. Как потом рассказал один из них, приспичило ему по малой нужде, он и пошел, а дверь оказалась подпертой снаружи жердью, да и гарью от горящего угла потянуло.

   Баня к тому времени уже вовсю полыхала. Это и сыграло на руку стрельцам, которые с нескольких сторон, прямо из бойниц землянок и стрелковых ячеек вдарили огненным боем по хорошо подсвеченным силуэтам мятежников. Среди нападавших началась паника. Основной отряд налетчиков, карауливший у северных ворот, чтобы в случае чего перехватить разбегающихся, ломанулись на помощь, попутно сняв караул, но дальше их встретили не менее "дружелюбно". Причем и в хвост и в гриву! Недаром я в свое время велел заложить там пару стрелковых ячеек для усиленного наряда. Вот туда-то и рванули по ходам сообщения мои ватажники, в отличие от желторотых новиков, бывавшие и не в таких переделках.

   Своего оружия у бурлаков не было, так они прихватили его у едва проснувшихся стрельцов, вместе с припасом. Пока заряжали, противник уже перебрался через ворота и поспешил на помощь поджигателям. И сразу же получил в спину залп из двух десятков пищалей, а затем с левой и правой сторон, из бойниц землянок, направленных в сторону внутреннего двора, откуда по ним начали палить стрельцы.

   Из прорвавшихся через ворота татей, как минимум половина успела развернуться и под градом свинца уйти обратно в лес. Из поджигателей унесла ноги едва пятая часть, а то и менее. Убитых на месте было немного -- десятка три-четыре, но оказать помощь пленным сразу после ночного боя никто не удосужился. В итоге к утру, из шестидесяти семи человек, запертых во второй бане, больше сорока отдали богу душу. Остальные дожили до нашего приезда, и теперь ждали своей участи. В целом, вместе с теми, кто лег у ворот, противник потерял около сотни, считая захваченных в полон.