Кардинал Ришелье и становление Франции - Леви Энтони. Страница 70

Ришелье был вынужден собирать деньги в Амстердаме при помощи испанца еврейского происхождения по фамилии Лопес, но даже тот был так стеснен в средствах, что не мог позволить себе купить гобелены Рубенса, которые, как предполагалось, должны были продать в 1640 г. с аукциона в Гаарлеме по заранее обговоренным ценам. [285] С самого начала 1638 г. Ришелье, хотя и уверенный во французской военной мощи, особенно в военно-морских силах, неустанно искал возможности заключения союзов, которые приведут к миру без ущерба для целостности Франции. Пробные попытки вести переговоры с Испанией провалились, поскольку Ришелье настаивал на сохранении Лотарингии и Пиньероля за Францией, а Оливарес требовал возвращения голландцами Бразилии.

Франция имела 41 военный корабль и шесть армий. [286] К несчастью, один из командующих — Шатийон во Фландрии — глупо упустил из поля зрения канал, которым, как оказалось, пользовались испанцы, и был вынужден отступить, сняв осаду с Сент-Омера, а другой — Креки — был убит в Италии. Посланный ему на смену кардинал Ла Валетт, третий сын герцога д’Эпернона, был разбит при Верчелли. [287] Ришелье нужно было принимать во внимание позицию Карла I Английского, союз с которым мог бы обезопасить Ла-Манш. Союз с Англией и Богемией казался особенно привлекательным, поскольку Карл, женатый на сестре Людовика XIII, был братом Елизаветы, недавно овдовевшей королевы Богемии, чей старший сын должен был бы унаследовать палатинский электорат, если бы не имперский запрет, лишивший его отца этого права. Англия, однако, предпочитала оставлять вопрос о выборе союзников на континенте открытым.

Помимо смерти отца Жозефа случились и другие печальные и значимые события. 21 сентября умер Карл Гонзага — французский герцог Мантуи, бывший герцог Неверский, а 7 октября — Виктор Амадей Савойский. Регентша Мантуи Мария, невестка умершего герцога, испанка по происхождению и предпочтениям, сразу же начала переговоры о мире с Испанией и 25 марта 1638 г. подписала сдачу Монферрата, включая Казале, испанскому губернатору Миланских территорий. Ришелье обезглавил губернатора Казале, Монтильо, хотя ему была обещана неприкосновенность за содействие в сдаче ее французам. Граубюнден также вышел из союза с Францией главным образом потому, что поток французского финансирования иссяк.

Карл Лотарингский бросил свою супругу Николь в Париже и стал двоеженцем, вступив в брак со своей любовницей Беатрис Косенца, княгиней Кантекруа. После провала попытки снять французскую осаду Арраса в 1640 г. он порвал с испанцами и предложил Ришелье обсудить условия мира. Кардинал не доверял ему, но согласился его принять в феврале 1641 г. В итоге Карлу вернули герцогства Лотарингское и Барское. За Бар он должен был признать свою вассальную зависимость от Людовика. Франция будет удерживать Нанси и Клермон до конца войны. Прежде чем покинуть Париж, Карл нанес визит своей жене, холодно обращаясь к ней как к «кузине». Почти сразу же после возвращения в Лотарингию он начал организовывать с Гизом новый заговор против Франции.

В Савойе, которая теперь была зависимой от Испании, регентшей малолетнего правителя была Кристина, сестра Людовика ХШ и, следовательно, свояченица Филиппа IV Испанского, но ей приходилось выдерживать натиск сильной происпанской партии, возглавляемой двумя братьями Виктора Амадея — Морицем, нерукоположенным кардиналом, и принцем Томмазо Савойским. Опустошения, произведенные испанцами в Монферрате, убедили Кристину подписать антииспанский договор с Францией 3 июня 1638 г., отдав савойские войска под командование французов, однако юный герцог умер, и регентству его матери пришел конец. Ришелье заручился поддержкой Мазарини в Риме, но ему не удалось склонить кардинала Савойского к женитьбе на дочери Конде. Впоследствии, в сентябре 1640 г., Франция одержала военную победу над принцем Томмазо в Турине.

Между тем в 1639 г. Мазарини прибыл в Париж по приглашению Ришелье, стал французским подданным и договорился о подписании в 1640 г. в Турине соглашения между Кристиной, Францией и двумя братьями Виктора Амадея. Жена принца Томмазо была сестрой графа Суассонского, но она вместе со своими детьми находилась на положении заложницы в Мадриде, а стратегическое значение Савойи для Франции заметно уменьшилось с 1630 г.

На юго-западе попытки испанцев вторгнуться на территорию Франции по обе стороны от Пиренеев были отражены, но усилия французов перенести войну на территорию Испании потерпели провал из-за отказа герцога де Ла Валетта, сына и наследника д’Эпернона, старшего брата кардинала Ла Валетта и мужа племянницы Ришелье, взаимодействовать в мае с Сурди, адмиралом и архиепископом Бордо, у которого старший д’Эпернон когда-то выбил из рук бревиарий. [288] В мае 1638 г. Сурди одержал морскую победу в Атлантике над возвращающимся домой испанским флотом, а 22 августа высадил войска, для того чтобы объединиться с силами Конде и Ла Валетта. Страх перед гневом Ришелье по поводу того, как эта победа в итоге обернулась поражением при Фонтарабии, заставила Ла Валетта, на чьей совести оно лежало, дезертировать и искать убежища в Англии. Даже после того как в стенах этого города 7 сентября был сделан пролом, Ла Валетт не ввел в него войска, хотя их численность составляла 12 000 человек против семи или восьми тысяч испанцев. Вместо этого французы обратились в беспорядочное бегство, оставив на поле боя несколько сотен убитыми. Конде, которого Ришелье призвал к себе для отчета, обвинил Ла Валетта в дезертирстве. Людовик выступил перед парламентом и приговорил Ла Валетта к заочной казни.

За два дня до катастрофы под Фонтарабией родился дофин. Ришелье руководил войсками, собиравшимися штурмовать Ле-Катле, и вынужден был отложить свое возвращение ко двору. Свою искреннюю радость по поводу случившегося события он выразил на страницах «Gazette». Теперь у короны был наследник по прямой линии и, хотя дофину еще нужно было повзрослеть, шансов на то, что Гастон станет королем, заметно поубавилось. Вполне вероятно, что Ришелье действительно видел в рождении ребенка у Анны знак Божьей милости. Не менее судьбоносным было и рождение несколькими днями позже инфанты — Марии Терезии — в Мадриде. Вряд ли Ришелье и Оливаресу потребовалось больше одного мгновения, чтобы понять, что в возможном будущем браке инфантов заключается решение главной европейской проблемы. Немедленно возобновилось осторожное прощупывание возможностей заключения мира, хотя Ришелье по-прежнему был готов настаивать на условиях, выгодных для Франции.

Ришелье поймет, насколько ненадежны его генералы, когда его зять Брезе будет то и дело искать возможности оставить свои войска, как говорили, лишь ради того, чтобы насладиться дынями, поспевшими в его имении, и подготовиться к осенней охоте. [289] Штурмы Фонтарабии и Коруины ни к чему не привели, но борьба на юго-западе, по крайней мере, удерживала испанские войска от активных действий в Италии, и эта война спровоцировала Каталонию на восстание против Мадрида, после того как четверть ее дворян и 10 000 солдат, главным образом каталонских, умерли от болезней или пали в бою при защите Сальсы от Конде.

Репрессии мадридских властей в Каталонии были кровавыми. Имело место неслыханное осквернение освященных гостий, что привело к отлучению святотатцев от церкви и превратило народное возмущение в священную войну. На улицах Барселоны толпы сжигали дома правительственных чиновников и убивали их хозяев. Пон-Курле с двадцатью одним кораблем встретил испанский флот в Средиземном море 7 сентября и потопил два галеона, один из которых был флагманским. Предвидя все возможные дипломатические осложнения, Ришелье тем не менее понял, что обстоятельства вынуждают к тому, чтобы распространить на Каталонию французский суверенитет, и, нуждаясь в мире больше, чем когда-либо, видел, что голландцы процветают благодаря войне. Ришелье был связан обязательством не заключать мира без их согласия, хотя как через французского посла в Риме д’Эстре, так и через Пужоля, неофициального переговорщика Ришелье в Мадриде, он исподволь выяснял перспективы мирных соглашений с императором и с Испанией.