Буря (ЛП) - Дьюал Эшли. Страница 37

Небо ответило тишиной. Лишь привычно завывал ветер. И Аргон смотрел на звезды, которые были еще совсем тусклыми, и понимал, что теперь его жизнь изменится. Без отца и без матери… кем он теперь был? Сиротой? Глупцом, который пошел на короля Арбора с мечом и двумя клинками, спрятанными за плащом в кожаном ремне?

Юноша неожиданно усмехнулся и ранимо проговорил:

— Я не знаю, что делать.

Ветер взъерошил его бронзовые, кудрявые волосы и ударил в спину, и Аргон поднял сомкнутые в кулаки пальцы и раскрыл их, и пепел улетел на свободу. Его отец теперь был по-настоящему свободен. Он был вместе с Духами, а, значит, был вместе с мамой.

Но кто остался вместе с Аргоном? И был ли смысл подниматься с колен?

Неожиданно предводитель ясно осознал: отца больше нет. Истина, от которой нельзя было укрыться. Он умер. Его убили. В жизни Аргона теперь осталось мало близких людей. Мог ли он кому-то доверять? С кем он мог сейчас поговорить? Кто бы дал ему совет?

Юноша зажмурился, стиснул до боли зубы, а затем порывисто встал на ноги, втянув в легкие вечерний, теплый воздух. Ветер закружился над ним неистовым танцем и нежно прикоснулся невидимыми пальцами к его спине. Возможно, это отец водрузил ладонь на его плечо. Возможно, он рядом, и он хочет, чтобы Аргон поборол в себе мальчишку, и, наконец, стал настоящим мужчиной.

Предводитель сошел с места, не взглянув на обугленное дерево, пепел, оковы. Он не хотел быть здесь. Он не должен был здесь находиться. Молодой человек ловко запрыгнул на сокола и расправил плечи.

— Мы возвращаемся. Аргон уязвимо прикрыл глаза. Мы летим домой.

* * *

Хуракан протяжно выдохнул и посмотрел на маленькую девчонку с синими глазами. Она была истинной речной нимфой: темноволосая, бледнокожая. Еще немного и из нее бы выросла прелестная воровка мужских сердец. Томми постоянно на нее поглядывал, вот же мелкий пакостник! Взгляд-то загорелся, словно увидел он полярную звезду.

— Рано тебе еще стрелы пускать, проворчал старик и поднялся с деревянного стула. Томми смущенно отвернулся, Риа совершенно непонимающе округлила глаза, а старик не обратил внимания и посмотрел на Ксеона, который стоял в углу древней хижины и глядел в окно, будто искал там что-то. Его пальцы задумчиво потирали подбородок. Я не хотел, чтобы так получилось. Видят духи, не хотел. Ветер переменился и совершенно свихнулся.

— Ветер? Юноша перевел ледяной взгляд на знахаря. Ветер не может свихнуться, а вот человек, который отправил нас на верную гибель вполне.

Хуракан лишь отмахнулся. Он прекрасно понимал, что Ксеон его недолюбливает. Да и кто с ним спорил? Хуракан действительно был чудаковатым и немного сумасшедшим. И в этом, к сожалению, было его превосходство над обычными людьми.

— Выпей медовухи, сынок.

— Я сам разберусь, что мне делать.

— Ты плохо выглядишь. Один мой друг так выглядел перед лихорадкой, знаешь ли.

— У меня нет лихорадки.

— Тогда почему у тебя трясутся руки?

Ксеон словно по команде сжал пальцы и отвернулся. Руки у него и, правда, тряслись, вот только от желания схватиться за меч. Эстофа действительно убили, он умер от десятка ножевых ранений до того, как Осгод Беренгарий снес ему голову.

По крайней мере, так говорили.

Обезглавленного вожака клана пригвоздили к дереву на границе Арбора с Дамнумом в знак приглашения трусов и предателей в ряды армии Алмана. Потом тело подожгли. Кто неизвестно. Поговаривают, оно загорелось само по себе, словно стог сена.

Внезапно в хижину ворвался буйный ветер. Он проскользил вдоль склянок знахаря, коснулся огня в камине, а затем небрежно взлохматил серебристые волосы Хуракана. Тот ликующе вскинул брови:

— Вернулся?

— Что? Ксеон обернулся, нахмурив черные брови.

— Ничего-ничего. Ты смотри… смотри в окно. Вдруг что увидишь. А мне надо вас на мгновение покинуть. Горло пересохло, схожу за медовухой.

Ксеон фыркнул. Старик действовал ему на нервы, а, учитывая, что Аргон сорвался с места и пропал, он хотел крушить все, что попадалось ему под руку.

Старик грузным шагом покинул деревянную хибару. Он прошел вдоль разрушенных домов, кивнул парочке мужчин, а они уставились на него так, будто он сам забивал легкие дамнумцев пеплом и пылью. Иными словами, жители Фиэнде-Фиэль Хуракана не любили, но и он их не любил, так что в долгу они не оставались.

Правда, были и те, кого Хуракан считал хорошими людьми: Нуба, Эстоф и Аргон.

Были, конечно, еще болтливый Томми со своей идиотской повязкой, Ксеон, Вортинг из пивной и Летисия, подрезающая его бороду и лохмы раз в полгода. Но Нубу, Эстофа и Аргона он любил больше, чем все парящие скалы Дамнума вместе взятые.

Нуба умерла. Но еще больнее была мысль о том, что погиб Эстоф.

Хуракан в ужасе покачал головой и зажмурился, будто эти мысли причиняли ему не просто боль, но и увечья. Душа Фиэнде-Фиэль последний раз глотнула лесного воздуха в чужой стране и отправилась на небо, чтобы отыскать прекраснейшую Бригиду. Возможно, Эстоф прибывал в лучшем мире. Вот только Аргон остался здесь. В руинах.

Сейчас Аргон стоял на том самом утесе, где должен был встретиться с отцом после путешествия до Рифтовых болот, а потом до Ордэта. Старик его сразу заметил. Высокий, широкоплечий силуэт с бронзовыми, кудрявыми волосами. Его руки покоились на поясе. Г олова была опущена. Он тяжело дышал, но с каждым своим вздохом становился все больше похожим на отца. Хуракан приближался к нему тихими шагами, впервые не зная, что сказать и как вихрем закрутить нужные слова.

— Зря ты оставил Ксеона, неожиданно сказал Аргон, не поднимая головы. Старик с грустью поджал губы. Этот болван дров нарубит.

— А ты? Ты не успел дров нарубить?

Предводитель не ответил. Он вдруг выпрямился, посмотрел на бескрайний простор океана, парящие, величественные скалы, заросшие мхами, деревьями и лианами. И резко отвернулся. Каждый сантиметр этой земли был его домом. Но сейчас казалось, что никто и ничто не связывает его с равнинами и ветрами Дамнума.

— Что делать? Спросил Аргон и посмотрел на Хуракана. Я был там и видел то, что осталось от моего отца… Я должен схватиться за оружие и пуститься на Алмана. Но я ведь не идиот, я знаю, чем это обернется.

— Тогда… не делай этого. Старик легкомысленно пожал плечами. Никто же тебя не заставляет бросаться с головой в пропасть, мак.

— Но отец погиб.

— И что? Теперь и тебе нужно к нему присоединиться?

— Ты знаешь, о чем я.

— В тебе говорит обида.

— Обида? Аргон внезапно ступил вперед и округлил вспыхнувшие злостью глаза. Какого черта ты говоришь такую чепуху, Хуракан? Если во мне что-то и говорит, то гнев, ярость, я готов вот этими пальцами, юноша поднял руки, раскрошить голову Осгода.

— И что потом будешь делать с этим пеплом? Старик прищурился. Развеешь над полем канувших в лето воинов? Принесешь этот пепел на крыльцо их вдов?

Аргон стремительно отвернулся и зашагал вдоль утеса, ощущая, как дикое пламя не унимается в его груди. Он хотел кричать, он хотел сдирать с себя кожу. Его отец… самый близкий и родной человек погиб, а он ничего не мог поделать! Метался как зверь в клетке и беспомощно бил хвостом о землю.

— Много людей переметнулось к Алману?

— Откуда же мне знать, мак? Говорят, что много. В основном из других кланов. Они попросту испугались, не берись их винить, им тоже хочется выжить в этом безумии.

— Там, за утесом, стоят чужие корабли. Аргон нервным движением смахнул со лба капли пота. Это корабли Барлотомеев? Он собирается напасть?

— Твой отец потому и направился в Арбор, мальчик мой. Хотел договориться.

— Договориться.

— У него был шанс, и он им воспользовался.

— Как и Алман, прорычал юноша, уставился на старика и процедил, как и Осгод.

— Здесь нельзя оставаться, Аргон, удрученным голосом протянул Хуракан.

— Отдать Дамнум кучке узурпаторов без боя? Нет уж.