Буря (ЛП) - Дьюал Эшли. Страница 98

Риа читала сестре каждый день, несмотря на то, что глаза ее жутко щипали. Ни одну ночь она проплакала, думая о Томми. О на услышала от Нейрис, что, возможно, стрела, из-за которой Эльба и находилась в бессознательном состоянии, была отравлена. К счастью, совсем скоро эту идею опровергли, и девочка нашла в своем сердце искорку надежды.

В один из дней в королевские покои пришел Ксеон. Он выглядел разбитым. Юноша остановился на пороге, разглядывая бледное, вспотевшее лицо речной нимфы, и ощутил в своем сердце невероятную печаль. Он подошел к Эльбе, протянул руку и робко погладил ее белоснежную щеку кончиками пальцев. Как же ему хотелось, чтобы она очнулась! И в то же мгновение молодая девушка неожиданно повернула голову навстречу его ладони.

Глаз она не открывала, тело ее не шевелилось, но губы внезапно прошептали:

— Аргон…

Темноволосый юноша отнял руку, отвернувшись, словно порыв ветра врезался в его лицо, и сломлено прикрыл глаза. Он не знал, что приносило ему наивысшую муку: видеть девушку хворающей или слышать имя мертвого друга, срывающееся с ее уст.

На третий день королеве стало лучше. Жар спал, но она не приходила в себя.

— Огненные саны от-тличаются неукротимым характером… читала Риа, поглядывая на сестру. Так как огненная к-кровь самая опасная, друиды н-нарекли женщин огненных с-санов даровать жизнь т-только одному ребенку. Иногда дети у огненных с-санов и вовсе не рождаются или рождаются слишком п-поздно. Поэтому…

Неожиданно дверь покоев распахнулась, и порог пересек Хуракан. Он как всегда не пришел с пустыми руками. Прошлой ночью он велел Нейрис поджечь иссушенные ветки алтея, чтобы королеве проще дышалось, сегодня он принес маленький котелок с какой-то грязно-желтой жижей. Старик улыбнулся:

— И ты здесь, как же замечательно, милая! Не хвораешь?

Риа захлопнула книгу и покачала головой:

— Нет, со м-мной все в порядке, если так вообще можно сказать.

Хуракан поставил котелок на деревянный столик и бросил в отвар чистую ткань. На лице Рии появилось недоумение, когда она спросила:

— Что это за г-гадость?

— Не говори чепухи, никакая это не гадость, а лекарство. О но остудит жар Эльбы.

— Но у Эльбы уже нет жара. Так с-сказала Нейрис.

— Тетушка твоя весьма интересная женщина! Старик приложил тряпку к мокрому лбу королевы и заговорчески улыбнулся. Но и она может ошибаться. Что ты там читала?

— Об огненных санах.

— И нашла что-то занимательное?

— Не особо.

Хуракан уселся в широкое кресло и водрузил морщинистые руки на подлокотники. Его лицо помрачнело, плечи опустились. Он ранимо выдохнул, вспомнив о своем маке, и расстроенно посмотрел на маленькую нимфу. Сложно сказать, что чувствовал старик. Не ему осуждать Духов, уж в этом он был уверен. Но он бродил по землям Калахара уже сто сорок два года, а Аргон не дожил и до третьего десятка. И если в этом и крылся какой-то особый смысл, Хуракан его не видел.

— Я х-хотела спросить у в-вас, неожиданно вспомнила девочка и схватила еще одну книгу. Книга оказалась весьма толстой и древней. Старик вскинул брови, увидев ее. Тут кое-что написано, н-но я не понимаю, что это обозначает.

— Откуда у тебя этот фолиант, девочка? Таких в Станхенге не водится. Уж я тут все осмотрел, каждый закоулок, совал свой нос в самые пыльные уголки замка, прямо как мой друг Фиопий. Ну и носище у него был. Как у уродливой вороны.

— Если честно, я украла его из Ордэта.

— Не смеши меня, я еще не совсем из ума выжил.

— М-мне пришлось. Это «Книга стихий», здесь описана история Калахара, в-вся его история, представляете?

Хуракан, словно торнадо, подорвался с места и очутился перед девочкой. Он присел рядом и коснулся пальцами кожаной, темной обложки. Потом погладил золотые буквы.

— Конечно же, я представляю, моя дорогая. Но почему ты молчала? Почему ты…

— Я же украла ее, понуро напомнила Риа, мне не хотелось никому ее показывать.

— И что тебя заинтересовало?

Девочка распахнула книгу и указала пальцем на одну из пожелтевших страниц. Лицо старика засветилось от любопытства, а Риа прочистила горло:

— Здесь г-говорится о магии друидов. Но это другая магия, не магия стихий. Люди ею пользуются нев-вероятно редко, и еще они называют ее…

— Темной магией.

— Да. Мы ведь п-прокляли Лаохесана с ее помощью, и восстанет он лишь потому, что темная магия до сих п-пор разносится п-по Калахару, но темной она становится только из-за самих людей, ведь они н-не используют ее в благих целях. И тогда я начала читать обо всех проклятьях, что когда-либо накладывались на ч-человеческий род. Их было столько, что у меня даже в голове в-все не уместились, но вот что интересно…

— Что же, моя дорогая?

— Проклятье всегда м-можно снять.

— Ну, так предполагается, грузно выдохнул старик, усевшись на каменные плиты, и прошелся пальцами по серебристой бороде. У всего есть противоположность, Риа, таков земной баланс. Тьма и свет. Добро и зло. Мужчина и женщина, он усмехнулся. Куда не глянь, повсюду яд и противоядие. Наверное, в том заключен закон сего мира, моя дорогая.

— Друиды о нас позаботились, пылко воскликнула девочка, они предоставили нам возможность исправлять свои ошибки, и если мы наслали п-проклятье на Лаохесана, м-мы сможем его и снять. В клятве г-говорится, что брат не должен пойти против б-брата.

— Ты имеешь в виду клятву, данную правителями трех земель?

Девочка воодушевленно кивнула, и ее синие глаза загорелись.

— Люди пообещали, ч-что если брат пойдет на брата, то Лаохесан возродится. Но что, если брат пожертвует ради брата. Тогда, возможно…

— … проклятье будет снято, и Лаохесан вернется в глубины океана, закончил старик и с интересом воззрился на нимфу. Он прищурился. И все это ты вычитала в книге?

— Я долго думала, смущенно отрезала нимфа. Это в-ведь может помочь?

— Наверное, моя дорогая. Но я бы не стал надеяться всем сердцем, потому что потом, в случае неудачи, разочарование поглотит тебя, словно бурная река. Я сомневаюсь, что на этом веку найдется хоть один человек, готовый пожертвовать собой, еще и неуверенный в успехе. К тому же… у каждого проклятья глубокое дно. Люди проклинают других людей в приступе ярости и злости. От зависти или корысти. Ими всегда руководят страшные силы, которые трудно побороть. Мы подумаем над этим, обязательно подумаем. Но сейчас я бы очень хотел, чтобы ты больше никому об этом не рассказывала, договорились?

Риа недоуменно нахмурилась, но все же кивнула. Она проследила за тем, как старик поднялся на ноги и едва слышно спросила:

— Но п-почему? У нас ведь совсем м-мало времени.

— Мало времени. Мало веры. И мало людей, моя дорогая. Хуракан поджал губы. Мы с тобой должны все разузнать, прежде чем обрекать кого-то на гибель. Возможно, в том и кроется новая ловушка! Брат пошел на брата, но если брат скажет брату рисковать своей жизнью ради всеобщего блага, будет ли он прав?

Нимфа совершенно запуталась, но не взялась спорить. Старик выглядел невероятно озадаченным. Он внезапно приподнял палец и сказал:

— Пойду-ка я, пожалуй, поразмыслю над всем этим. И еще… Он забрал старинный фолиант из рук девочки и улыбнулся. Э та книга мне определенно пригодится.

Риа нахмурилась, кинулась в коридор следом за Хураканом и захлопнула дверь. Они были уверены, что их разговор останется страшной тайной, секретом, о котором никто не должен узнать раньше положенного срока. И они не подозревали, что все это время рядом находился еще один человек, прислушивающийся к каждому звуку.

Эльба медленно дышала. Она прокручивала в голове слова сестры. Если Риа сказала правду, Лаохесана можно было остановить, избежав кровопролития, избежав очередной и гораздо более страшной войны. Если Риа не ошибалась, Лаохесан Опаленный мог и вовсе не достигнуть Калахара. Никогда. Эльба внезапно отчетливо осознала, что вся ее жизнь, и все, что она сделала, возможно, вело именно к этому моменту. Разве сердце Станхенга не должно было умереть за свой народ? Разве не это ей было предначертано?