Время повзрослеть - Аттенберг Джеми. Страница 1
Annotation
Андреа — дизайнер, бывшая художница, пристрастившаяся к алкоголю и сознательно решившая никогда не иметь детей. Но у всех окружающих совсем другое мнение по поводу того, какая жизнь должна быть у тридцатидевятилетней женщины. Через некоторое время Андреа узнает, что ее новорожденная племянница неизлечимо больна и семье Берн придется пересмотреть свои приоритеты. Как поведет себя сама Андреа? Изменит ли она отношение к семье?..
Джеми Аттенберг
Квартира
Андреа
Индиго выходит замуж
Шарлотта
Хлоя
Сигрид
Индиго стала мамой
Эвелин
Последний мужчина на Земле
Фелисия
Бетси
Вечеринка
Нина
Индиго разводится
Девчуля
Грета
Актриса
Уже не ребенок
Воссоединение
Благодарности
Об авторе
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
Джеми Аттенберг
Время повзрослеть
© Jami Attenberg, 2017
© Shutterstock / Vadim Georgiev, обложка, 2017
© Depositphotos / kmiragaya, обложка, 2017
© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2017
© Книжный Клуб «Клуб Семейного досуга», перевод и художественное оформление, 2017
Квартира
Ты учишься в художественной школе, возненавидев ее, бросаешь учебу и переезжаешь в Нью-Йорк. Для многих людей переезд в Нью-Йорк — это проявление амбициозности. Но для тебя это означает провал: ты здесь выросла, а значит, просто возвращаешься домой после неудачных попыток самореализации в других местах. Психологически это шаг назад.
Какое-то время ты живешь у брата и его девушки в маленькой комнате для гостей, спишь на кровати, втиснутой между полкой для обуви, несколькими гитарами брата в чехлах и грудой книг, оставшихся с тех времен, когда его подружка училась в Брауне. Ты находишь работу через все ту же девушку брата. Ты не ненавидишь работу, но и не любишь ее, однако не можешь вертеть носом: ты ничуть не лучше остальных, в некоторой степени даже хуже, намного хуже. Ты осознаешь свое положение и принимаешься за труд.
Ты начинаешь зарабатывать. Находишь маленький пыльный и ветхий лофт с отвратительным видом на набережную в Бруклине. В нем одно панорамное окно, в которое можно разглядеть вдали крошечный Эмпайр-стейт-билдинг. Теперь ты дома. Все вокруг вздыхают с облегчением. «Теперь она в безопасности», — думают они. Ни при каких условиях тебе не задают вопрос: «Так что, ты все-таки забросила искусство?» Они не хотят этого знать, или им все равно, или они просто боятся услышать ответ. Как бы то ни было, все молчаливо наблюдают за новым этапом твоей жизни, в которой больше нет творчества. Несмотря на то, что ты любила его больше всего на свете.
Но у тебя есть маленький секрет: ты каждый день рисуешь. Сказать кому-нибудь об этом — все равно что признаться: в твоей жизни есть пустота. Поэтому ты предпочитаешь не говорить об этом никому, кроме психотерапевта. И вот каждый день ты рисуешь одно и то же, снова и снова: этот чертов Эмпайр-стейт-билдинг. Ты просыпаешься по утрам (или после полудня на выходных при наличии похмелья), выпиваешь чашку кофе, садишься за ломберный стол у окна и рисуешь его, чаще всего карандашом. Если у тебя есть время, ты обводишь контур чернилами. Если опаздываешь на работу, то рисуешь его вечером, и тогда добавляешь цвет, чтобы отразить постоянно меняющуюся подсветку здания. Иногда ты рисуешь одно только здание небоскреба, а бывает, добавляешь строения вокруг него; можешь изобразить небо, и мост на переднем плане, и Ист-ривер, а можешь добавить оконную раму вокруг пейзажа. Все твои альбомы полны этих картинок. Ты осознаешь, что могла бы рисовать одно и то же здание всю жизнь. Однажды ты прочитала: «В одну реку дважды не войдешь. Это будет уже не та река. Да и ты будешь уже не тот»[1]. Эмпайр-стейт-билдинг — твоя река. И чтобы войти в нее, тебе не нужно выходить из квартиры. Тебе нравится твое творчество, даже несмотря на то, что ты не развиваешься и твои работы можно продать разве что туристам, гуляющим рядом с Центральным парком в солнечную субботу, не более того. В них нет вызова, нет послания, всего лишь один и тот же вид из окна. Но это твой максимум, это все, что ты можешь предложить, и этого достаточно, чтобы ты чувствовала себя особенной.
Ты занимаешься этим шесть лет. Квартира находится в Бруклине, в постоянно меняющемся районе. Зачем переезжать, если аренда такая дешевая? У тебя есть посредственная, но хорошо оплачиваемая работа, на которой тебе удается отличиться и добиться незначительного повышения. Ты занимаешься волонтерством то здесь, то там. Посещаешь мероприятия по указаниям своей матери-активистки. Альбомы с бессмысленными зарисовками накапливаются на нижней полке книжного шкафа. С горем пополам они заполняют твою пустоту. Еще ты много пьешь и долгое время принимаешь кокс и экстази, а иногда таблетки, которые помогают прийти в норму в конце вечера. Это другой способ заполнить пустоту. Появляются и мужчины — смутные фигуры в твоей постели, в твоем мире, но они интересуют тебя не более, чем попытки приглушить голос в твоей голове, утверждающий, что ты попусту тратишь свою жизнь, что ты ребенок, что атрибуты зрелости — полное дерьмо, они ни черта не значат, и ты заперта в ловушке между работой и домом, и так будет до тех пор, пока что-то не заставит тебя измениться. А еще ты скучаешь по творчеству.
Кажется, что в жизни других людей, которых ты знаешь, изменения происходят очень просто. У них нет проблем с продвижением по карьерной лестнице, покупкой квартир, переездом в другие города, с тем, чтобы полюбить кого-то и жениться, сменить фамилию или добавить новую через дефис, взять кота из приюта и, наконец, завести детей, подробно описывая все это в интернете. Действительно, кажется, что им не приходится прилагать для этого особых усилий. Они строят свою жизнь как здание, каждый ценный блок которого абсолютно предсказуемым образом укладывается у тебя на глазах.
Один из твоих любимых моментов: подруга приглашает тебя сходить куда-нибудь выпить, подруга, с которой вы миллион раз ходили выпивать. И вот вы сидите за барной стойкой, она смотрит в меню и ничего не заказывает. Ты вынуждена спросить:
— Ты пить-то будешь?
А она отвечает:
— Хотелось бы, — и делает драматическую паузу.
И ты точно знаешь, что будет дальше: она собирается сказать тебе, что беременна. Она говорит это с таким подтекстом, будто тебе повезло, что ты все еще можешь выпивать, а ей, бедняжке, нельзя, у нее внутри этот дурацкий ребенок. Чертов глупый ребенок. В ней.
Потом ты узнаешь, что твой брат и его жена ждут ребенка, и ты не можешь им завидовать, потому что это твоя семья, а еще потому, что они всегда были невероятно добры к тебе. Вы с братом особенно близки, потому что ваш отец умер очень рано — от передозировки. Ты устраиваешь вечеринку в честь этого события, на которой перебираешь с коктейлем «Мимоза» и рыдаешь в ванной, совершенно уверенная, что никто этого не заметил. И ведь нельзя сказать, что ты хочешь ребенка, или выйти замуж, или чего-то в этом роде. Это все не для тебя. Но ты почему-то испытываешь дикую усталость. Усталость от мира. Усталость от попыток соответствовать тому, чему ты не соответствуешь. Вечером ты возвращаешься домой и рисуешь Эмпайр-стейт-билдинг, и любимое занятие воодушевляет тебя настолько, что ты ищешь в интернете значение сегодняшних цветов — подсветка здания зеленая с синим — и узнаешь, что это в честь Национального дня борьбы с расстройствами пищевого поведения. Ты снова впадаешь в депрессию несмотря на то, что у тебя никогда в жизни не было расстройств пищевого поведения.