Последний пророк - Вуд Барбара. Страница 50

Она положила ладони на рисунок и с помощью больших и указательных пальцев сделала рамку, а потом двигала ее, останавливалась, изучая фрагменты узора.

— Боже мой! — вдруг выпалила она.

— Что? — Он наклонился к ней поближе и почувствовал слабый запах розы.

— Посмотрите, существо с четырьмя ногами. Это может быть овца или собака. А сюда посмотрите. — Она переместила руки. — Похоже на дерево. Вот этот символ здесь означает воду. А вот это звезда.

— Не такой уж он хаотичный, — пробормотал он, в первый раз разглядев картинки в узоре. — Не просто линии, изгибы и точки, но самые настоящие предметы!

Он был потрясен. Раньше, когда он рисовал кувшин, он ничего не видел, кроме хаоса, — никаких отдельных компонентов. Но сейчас, когда прекрасные руки Элизабет выделили рамкой каждый символ, он вдруг увидел и дерево, и мужчину, и ястреба.

— Но вам придется выделить каждый символ, чтобы отчетливо рассмотреть, — посоветовала она. — Это почти как…

— Что?

— Это почти как зашифрованное сообщение. Похоже на головоломку, которую нужно решить.

— Головоломка? — Сначала те два рисунка от цыганки-гадалки, а теперь этот таинственный кувшин.

— Разгадку этой тайны, — сказала Элизабет, — можно было бы найти в самой культуре анасази. Что эти символы и геометрические узоры значили для них? К сожалению, мы знаем очень мало о древних жителях Нью-Мексико. В этих символах нет никакого смысла без контекста… о, это очень странно!

Она повернулась к следующему наброску. Он продолжал следить за ее красивыми руками. У Элизабет Делафилд были красивые, длинные, сужающиеся кверху пальцы, на ногтях: — маникюр, хотя она и лазила по горам и ковырялась в земле.

— Доктор Фарадей, символы не повторяются. Это крайне необычное явление.

— Может быть, они рассказывают нам какую-то историю?

— Да, но где начало, а где конец? — Она снова посмотрела на него своими спокойными голубыми глазами, и ему захотелось окунуться в них. — Как будто эта история рассказывалась по замкнутому кругу — без начала и конца.

Их глаза встретились, и он задумчиво сказал:

— Я пришел сюда за ответами, а нашел еще больше загадок. — А потом, утонув в красоте ее глаз, тихо добавил: — Чудеса никогда не закончатся?

43

— Никто не знает, что означает индейская наскальная живопись, символичны ли пиктографии, случайны ли они или рассказывают какую-то историю, — сказала Элизабет Делафилд, когда они шли по узкому ущелью, чьи базальтовые стены были покрыты причудливыми выгравированными или нарисованными символами. Фарадей старался следить за тем, что и как говорила Элизабет, но, так как она шла впереди него, все, что он мог видеть, — это ее прекрасную, стройную фигуру и ее белокурую головку, на которую он шел, как на маяк.

Проснувшаяся страсть приводила его в бешенство. Человеку, который находится в духовном поиске, это не позволительно. Он во всем винил демонов из каньона Чако. Но Фарадей знал, что, возродив в себе крепкую христианскую веру, он поднимется над властью темных духов и над слабостью своей плоти. Когда они шли через камни и развалины, профессор Делафилд обернулась через плечо и улыбнулась. Он улыбнулся ей вслед.

А потом им пришлось взбираться наверх и его сопротивление ослабло.

Он привык к тому, что женские ноги всегда были спрятаны под длинными юбками (хотя, как врач, он часто исследовал оголенные женские бедра и икры, но он относился к ним только так, как подобало врачу). А сейчас он не мог не смотреть на ноги Элизабет, когда она поднималась по умеренному склону, — сильные упругие бедра под брюками оставляли так мало его воображению. От волнения у него перехватило дыхание, а Элизабет остановилась и посмотрела на него.

— Вы в порядке? У вас очень красное лицо.

Он пробурчал, что не привык к таким экскурсиям, и настоял на том, чтобы она шла впереди, а он будет ее догонять. Он сел на валун и подождал, пока она не скроется из виду за поворотом тропы. Он распахнул рубашку и стал обмахивать себя шляпой. Почему он все еще оставался здесь, раз уже получил информацию, за которой пришел?

«Вам нужно исследовать территорию вблизи дерева джошуа, — сказала она ему за день до этого похода, когда они сидели в главной палатке. А затем она добавила: — Интересно, а что, если квадрат с молнией внутри означает рудник. Территория дерева джошуа исторически была горнодобывающей областью».

Значит, нет необходимости больше задерживаться здесь. И все же он не уходил. Фарадей хотел быть уверенным, что профессор Кин идет на поправку и рецидив не повторится. Ему нужно узнать все об индейцах от Делафилд и членов ее команды. Он ждал хорошей погоды, чтобы сделать превосходные наброски…

Сидя на солнышке, он придумывал какие угодно отговорки, не желая признавать истинной причины — тайного желания находиться рядом с Элизабет Делафилд.

На скале в каньоне Баттерфляй они нашли большое количество петроглифов — фантастические фигуры и символы, на которых он с трудом пытался сконцентрироваться. Пространство было таким узким, что рука Элизабет часто касалась его руки, когда она указывала ему на изображения снежного барана и гремучих змей. Ее теплое дыхание невольно ласкало его щеку, а когда она потянулась наверх указать ему на одну фигурку, ткань блузки натянулась на ее груди и ему показалось, что он сейчас потеряет сознание.

Сославшись на болезнь, которой он страдал в Альбукерке, Фарадей сказал, что чувствует себя еще слабым и ему нужно вернуться в лагерь и отдохнуть. Элизабет радостно согласилась.

Они ели ленч и разговаривали об индейских шаманах. Фарадей забыл о своем дискомфорте в ущелье и весело смеялся со своей очаровательной собеседницей. Когда он совсем успокоился, он рассказал ей о своей дочери, о том, как она появилась на свет, как он стал вдовцом. Больше он ей ничего не сказал, но, казалось, она все поняла.

Когда Элизабет спросила его, кто сейчас заботится о Моргане, он не мог сказать ей правды. Фарадей хотел, чтобы она была о нем самого лучшего мнения. Он полагал, что даже ее, женщину современных взглядов, потрясет то, что он живет с сестрой своей жены, не будучи с ней связанным узами брака. Он уже и так своими ночными визитами возмутил спокойствие нескольких домовладелиц в Альбукерке. Поэтому он просто сказал Элизабет то, что говорил всем: Моргана под присмотром очень умелой и надежной женщины. В конце концов это была правда.

Элизабет и Фарадей как будто потеряли счет времени, когда они вдвоем исследовали местность, в восхищении делая новые открытия и взволнованно обсуждая их за обедом с остальными членами группы. Пока Элизабет фотографировала каменные склоны и валуны, покрытые символами и рисунками, Фарадей зарисовывал облака и ястребов, калифорнийских перепелов и пустынные ноготки. Пустыня Мохаве была разноцветной палитрой — от оранжевой королевской бабочки до розовой пустынной ивы, от ярко-синего дубоноса до желтой иволги, от белокрылых голубок до черногрудых перепелов, и все оттенки желто-коричневого и розовато-лилового песка и гор. Они совершали долгие прогулки наедине — под луной и под солнцем — и разговаривали обо всем на свете.

— Вы отличаетесь от других мужчин, доктор Хайтауэр. Мужчины-коллеги не воспринимают меня серьезно, потому что я женщина, а мужчины других профессий думают, что я просто заполняю свой досуг, пока я еще не замужем и не стала матерью. Но вы уважаете меня и мою работу. Это такая редкость.

Элизабет тоже была редкостью. Работая, она обычно напевала себе под нос популярные мелодии, чаще всего песню Скота Джоплина «Рэгз». Прекрасная Элизабет, такая же яркая, как солнечный рассвет, думал Фарадей, но эти мелодии не спасают ее душу, что еще больше располагало его к Элизабет.

Доктора интересовала ее личная жизнь, но он не осмеливался спрашивать. Казалось, не было в ее жизни мужчины, который ждал ее возвращения домой. Чем ближе он узнавал ее, тем яснее понимал, что она сдерживает свои чувства, как будто она пыталась их защитить. Они лазили по камням и валунам в поисках пиктографий, держась за руки, он часто брал ее за узкие запястья, чтобы помочь ей спуститься вниз. Скоро их разговоры начали прерываться короткими паузами, которые становились все длиннее и длиннее, а однажды они прекратили разговаривать и не смогли смотреть друг другу в глаза. Потом один из них сказал что-то прозаическое, чтобы рассеять магию момента.