Последний пророк - Вуд Барбара. Страница 96
— О боже, Моргана, я люблю тебя, — сказал он, отпрянув назад, так как он не мог поверить, что она прижимается к нему, не мог поверить в ее близость и красоту, в такое поразительное чудо.
Слезы полились по ее щекам.
— Я тоже тебя люблю, Сэнди. Я думала, что ты никогда не будешь испытывать такие же чувства ко мне.
— Почему же никогда? — спросил он. Его глаза блуждали по ее лицу, волосам, плечам.
— Аделла Картрайт…
— Она — самодовольная дурочка! — Он снова поцеловал ее, но теперь медленно и нежно, хотя внутри него бушевали такие страсти, что он готов был заняться с ней любовью прямо здесь, в поле, в астрах, лилиях и цветах опунции.
— Я не вынесу разлуки с тобой, Моргана.
— Я буду не далеко.
— Я буду приезжать к тебе.
— А я буду приезжать домой.
Они начали возбужденно разговаривать, и скрываемые до сих пор чувства теперь полились через край.
— Выходи за меня, Моргана. Обещай, что выйдешь за меня.
— Да, Сэнди! Да! Но я должна ехать учиться…
Он прикоснулся кончиками пальцев к ее губам, и она замолчала.
— Конечно, ты должна. Я никогда не стал бы мешать тебе. А когда ты получишь диплом, мы будет просвещать туристов и рассказывать им о пустыне и индейцах, что когда-то жили здесь.
Моргана крепко прижалась к нему, оранжевые, розовые, фиолетовые и желтые лепестки прилипли к ее блузке, а покрытые листьями стебли окотийо укололи ее обнаженные руки. Каждой клеточкой своего крепкого тела Сэнди ощущал ее прикосновения. И прекрасное светлое будущее виделось ему.
Он посмотрел на нее, в ее глазах заблестели слезы. Сэнди улыбнулся.
— Моя умная леди, — тихо произнес он, — с твоим умом и моими мускулами наша жизнь будет великолепной!
71
— Господи, прошу тебя! — отчаянно молился Гидеон, стоя на коленях. — Я сделаю все!
Его мать защищала его всю жизнь. Но Гидеон решил, что пришло время поменяться ролями. Когда неделю назад они сидели во внутреннем дворике универсального магазина и она рассказывала ему правду о его отце, он испытывал душевную боль, наблюдая, как она смущается, как мучается от угрызений совести. Он не мог видеть, как она страдает.
Больше всего на свете Гидеон хотел защищать свою мать. Именно поэтому он так горевал из-за своего роста. Разве может такой маленький мальчик носить рыцарские доспехи и защищать свою мать? Каждую ночь Гидеон молился Богу, чтобы он обратил на него внимание и помог ему вырасти, будто Бог был так занят другими делами, что просто упустил из виду Гидеона Делафилд.
Но теперь надежды Гидеона возродились, потому что он увидел, что похож на отца, а, судя по фотографиям, его отец был высоким.
Он хотел защищать не только маму. Гидеон Делафилд мечтал спасать людей. Ему страшно хотелось стать героем! Он проглатывал романы Эдгара Райса Берроуза и Рафаэля Сабатини, мечтая стать капитаном Бладом, Робин Гудом, тремя мушкетерами и всеми рыцарями в доспехах, что галопом скакали на породистых скакунах. И хотя большую часть его мыслей занимали спасенные дамы, прежде всего его мама, а теперь и Моргана, желания Гидеона на этом не заканчивались. Он мечтал защищать любого неудачника, любого коротышку, всех спасать.
Если бы ему немного подрасти!
Моргана продолжала уверять его, что пустыня сделает его сильным. Это была правда. Он находился здесь всего несколько дней, а его руки уже стали крепче. И все это благодаря тому, что он много лазил по скалам, чего не делал раньше. Как только он увидел Арч-Рок, в нем будто проснулось какое-то скрытое «я», которое, словно из шкафа, вышло наружу и сказало: «Эй! Я здесь, Гидеон Скалолаз!» Он карабкался по скалам, как обезьянка, говорила ему мать, радуясь новому увлечению сына (хотя, по правде сказать, она по-прежнему хлопотливо опекала его). Но Гидеон гордился и чувствовал себя героем. Он не мог ждать, когда они приедут в Колорадо, и исследовал руины здесь.
Услышав стук в дверь их домика, Гидеон встал с коленей (он молился возле своей кровати, пытаясь в который раз договориться с Богом) и пошел открывать.
Это была тетя Морганы, миссис Хайтауэр, которая держала тарелку с печеньем. В свете фонаря на веранде ее глаза как-то необычно ярко сияли.
— Привет, Гидеон. Ты в пижаме, — заметила она и вошла, не дожидаясь приглашения.
— Мамы нет дома.
— Я пришла повидать тебя, дорогой Гидеон. Мы можем поговорить? Это очень важно. — Беттина думала об этом разговоре весь день. В особенности ее волновало, как поднять вопрос об усыновлении. Она решила не полагаться на его мать, которая, конечно, настроит его против этой идеи. Беттина начнет разговор в положительном русле, возможно, для начала скажет: «Как это было бы замечательно, если бы Моргана официально стала твоей сестрой! И ты бы мог остаться здесь ненадолго, узнать ее поближе и заодно исследовать пустыню. Ты станешь ходить здесь в школу, и мы так все организуем, что ты сможешь звонить своей маме и писать ей, а она будет приезжать к тебе в гости».
Но когда Беттина поставила тарелку на стол и повернулась лицом к Гидеону; она пришла в замешательство, увидев, как необычно свет выделил черты его лица, придав ему выражение, какого она не замечала раньше. До сих пор Гидеон был просто мальчик. Но когда он закрывал дверь, свет с веранды осветил его красивый лоб и нос — еще не лицо мужчины, но уже было ясно, что в будущем Гидеон станет просто красавцем. Беттина неожиданно подумала, как сильно он похож на Фарадея.
За прошедшие годы она забыла о своих чувствах к Фарадею, она давно их похоронила. Но страсть крошечной искоркой вспыхнула снова, будто эта страсть спала на самом дне ее сердца, притаившись маленьким тлеющим угольком. А теперь теплом разливалась по всему ее телу, пока она, рассматривая Гидеона, отмечала про себя, что хотя он и был низкорослый, но не тощий, как многие мальчишки в его возрасте. Уже было видно, каким широкоплечим он станет, какой крепкой будет его шея; уже сейчас его руки были непропорционально большими. Неожиданно она вспомнила Давида, сотворенного Микеланджело, и подумала: «Скоро Гидеону будет двадцать. Мужчина».
Она присела на диванчик и похлопала по подушке рядом с собой.
— Присаживайся возле меня, Гидеон, дорогой.
Он осторожно сел, сохраняя дистанцию.
— Гидеон, как бы ты отнесся к тому, чтобы остаться здесь, пока твоя мама одна поедет в Меса-Верде?
Его настороженность усилилась. Почему она такая любезная с ним?
— Почему я должен остаться здесь?
— Потому что тебе нравится жить здесь. И ты будешь со своей сестрой Морганой.
Гидеон промолчал, она добавила:
— Твой отец основал это поместье. Как ты уже знаешь, у него здесь есть имя. Ты бы не хотел пойти по его стопам?
— Я хочу поехать со своей матерью, миссис Хайтауэр.
— Зови меня тетя Беттина, дорогой. Я свояченица твоего отца и приемная мать твоей сестры. Думаю, меня можно считать твоей тетей. Или, — тихо и нежно продолжила она, впервые заметив, что цвет его глаз такой же, как и у Фарадея, — ты можешь звать меня Беттина, если тебе так удобнее.
Он ничего не сказал, лишь крепче сжал губы и посмотрел на входную дверь, моля Бога, чтобы его мать поскорее появилась здесь. Она приехала в обед и сказала, что у нее срочное дело в Палм-Спрингс, но пообещала вернуться до того, как он ляжет спать. Где она?
— Ты знаешь, дорогой, — не умолкала Беттина и села к нему поближе, — у тебя также растут волосы на лбу, как у твоего отца. У него тоже был такой «вдовий пик»… прямо здесь. — И она потянулась к нему, желая прикоснуться к его лбу.
Он вздрогнул.
— Когда ты вырастешь, ты станешь таким же, как он, — говорила Беттина, а ее взгляд медленно скользил по его привлекательному молодому лицу. — И даже лучше, держу пари, твой отец не обращал внимания на светские приличия. Но ты ведь будешь их уважать, да?
Ее голос стал гортанным, Гидеону не понравилось, как она странно задышала. Беттина снова придвинулась к нему, и ее щеки покраснели. Теперь он даже чувствовал ее запах — смесь приторных цветочных духов, хозяйственного мыла, которым пропахла ее одежда, и запаха солодкового корня изо рта. Когда она облизала губы, он увидел, что у нее язык черного цвета — от частого сосания освежителя дыхания «Сен-Сен».