Длинные руки нейтралитета (СИ) - Переяславцев Алексей. Страница 90

  Чешуйчатый бомбардировщик совершенно не торопился. Ледяная глыба была сформирована за минуту - по понятиям соплеменников, непозволительно медленно. Готов!

  Снаряд пошел вниз, подгоняемый силой тяжести и полями телемагии. Разумеется, Таррот чуть-чуть подправлял его траекторию. И попал он точно перед фок-мачтой, поскольку та была ближе других к тому месту, откуда чувствовался наибольший водный шум - носу корабля.

  Грохот удара дошел даже до драконьего неважного слуха. 'Ледяное копье' пробило верхнюю палубу, обе батарейные палубы (верхнюю и нижнюю), пролетела сквозь почти пустой трюм, разнесла по щепочкам некстати подвернувшуюся бочку с солониной и вышибла кусок киля вместе с прилегающей обшивкой.

  Таррот совершил несколько кругов. Несомненно, атакованный корабль тонул. Как может быть иначе, если палуба вдруг осветилась огнями, люди стали спускать шлюпки? Наконец, характерные потоки воды исчезли. Это означало, что волны больше не разбиваются о корпус.

  Дракон полетел обратно в пещеру. Он был доволен собой и результатом воздушной атаки.

  Удивительное дело: спаслись все члены экипажа. Разумеется, утром началось расследование. На это дело отрядили нескольких флаг-офицеров, ибо утопленным оказался линейный семидесятичетырехпушечный корабль 'Корнуоллис'. Расследование заключалось в опросе свидетелей, поскольку быстро поднять утонувший корабль было немыслимо. Результаты оказались парадоксальными, чтобы не сказать большего.

  Старшина трюмной команды, увидев повреждение и оценив масштабы пробоины (течью это назвать было нельзя), сделал вывод, что в корпус попало огромное ядро - вероятнее всего, мортирное. Ничем иным он объяснить возникновение этакой дырищи не мог. Самого выстрела он не слышал. Заделка повреждения виделась совершенно невозможной, о чем и было сразу же доложено вахтенному командиру.

  Боцман в момент возникновения пробоины как раз поднимал с коек матросов, которым предстояло заступить на вахту. Натурально, его тоже не было на палубе, и он тоже ничего не видел, хотя сам удар, конечно слышал.

  Удалось определить лишь одного члена экипажа, который видел все своим глазами. Это был матрос Том Аткинс. Но единственное, что от него удалось добиться в части описания события, было: 'Оно со свистом прилетело и ударило'. Затратив немало времени и усилий, следственная комиссия выяснила, что это самое 'оно' летело очень быстро, и потому матрос Аткинс ничего толком разглядеть не успел. Некоторым следователям показалось примечательным, что этот достойный представитель нижних чинов Королевского флота с ослиным упрямством твердил, что никакого выстрела он не слышал. Однако коллеги напомнили, что русские орудия могут стрелять беззвучно. Опрос вахтенных на других кораблях дал однозначный результат: никто не заметил водяных столбов от промахов. Отсюда следовало, что выстрел был единственным. Точность прицеливания превосходит все мыслимые пределы - вот какой был сделан вывод.

  Правда, в ходе одного из совещаний следственной комиссии прозвучала мысль, что-де это и был обещанный русскими неприятный сюрприз, сообщение о котором передали через французского лейтенанта Райяра, но эту идею даже не отвергли в ходе обсуждения: ее просто не заметили.

  Этот день стоило бы назвать днем посетителей.

  Правду сказать, некоторые из них Пироговым предвиделись, а именно: барон Остен-Сакен и генерал князь Васильчиков, то есть большое военное начальство. Уж на такое простое предсказание Николаю Ивановичу хватало житейского и врачебного опыта.

  Хозяин кабинета учтиво приветствовал вошедших и задал вопрос, ответ на который уже знал наверняка:

  - Чем могу быть полезен, господа?

  Разумеется, посетители первейшим делом посчитали узнать о состоянии здоровья Павла Степановича. Но при этом барон добавил:

  - ... и поверьте, мы бы не стали отвлекать вас, Николай Иванович, однако нам известно, что состояние дел под Севастополем находится под высочайшим вниманием. Положительно необходимо знать сроки выздоровления адмирала Нахимова, каковые обязан донести до сведения светлейшего князя Меньшикова. Для него же я обязан подготовить соображения по обороне Севастополя, а князь, в свою очередь, доложит государю. Согласитесь, что без участия Павла Степановича сей документ составить должным образом никак нельзя.

  Ответ хирурга был уже готов:

  - Ради точности должен заметить, господа: лечащим врачом адмирала являюсь не я, но Мария Захаровна Руа. Осмелюсь предположить, вы о ней знаете...

  О существовании этой дамы в Севастополе не знали разве что глухие паралитики.

  - ...и хотя я, разумеется, имею понятие о состоянии раненого, но за тонкостями надобно обращаться к ней.

  - Как так, Николай Иванович, - осмелился удивиться вслух князь, - я сам слышал, что Мария Захаровна была ранена в то же время на том же люнете. И она все-таки лечит?

  Ответ был дан твердым и даже несколько сухим тоном.

  - Виктор Илларионович, эта женщина - великий врач. Несмотря на собственное тяжелое ранение, она нашла в себе силы работать над раной Павла Степановича. Вот кто может дать вам точный прогноз.

  - А ее лично расспросить нельзя ли?

  - Сейчас разузнаю...

  Через минуту в дверь палаты постучал один из добровольных охранников.

  - Марьзахарна, тут к вам их сиятельства князь Васильчиков и барон Остен-Сакен. Спросить хотят. Прикажете принять?

  И, понизив голос:

  - Не горит огонек-то.

  'Негаторов нет, и то хорошо', подумала Мариэла, а вслух ответила:

  - Передай, что вскорости выйду.

  Госпожа доктор появилась в приемной. Тут мысли посетителей оказались различными. Барон подумал: 'Нет, она вполне ничего, а то говорили, что, дескать, краше в гроб кладут'. Князь же про себя решил, что по сравнению с последним разом, когда он ее видел, эта дама сильно отощала, и плащ на ней висит, как на вешалке.

  Разговор с посетителями получился насквозь деловым.

  - Вас интересует состояние здоровья Павла Степановича, не так ли?

  - И ваше также, - галантно поправил Васильчиков.

  - Мне еще лечиться двадцать два дня, не меньше. Кость была задета... Что до господина адмирала, то мозг работает нормально, но перенапрягаться нельзя. Другими словами, если он спит, то посетителей я не пущу. Сейчас он это и делает. Что до перспектив, то ему придется подвергаться моему лечению еще те же три недели. Пока что я обязана делать ему... процедуры на головном мозгу каждые несколько часов, но эта необходимость скоро пройдет. Еще два дня, самое большее. Но и после этого каждый день сеанс лечения. Каждый день - и никаких поездок вплоть до полного выздоровления! Но ведь вы хотите с ним поговорить, не так ли?