Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy". Страница 97

Но ведь не совсем любит… Вернее, она влюблена, но не более. Не чертовски.

Он коснулся ее лица. Так нежно и бережно, как не касался еще никто. И Елена видела, что слова этого человека полностью совпадают с его чувствами: никакой лжи, никакой ненависти, никакого притворства.

— Тай, я… Я вот долж…

— Знаю, — перебил он. — После моего отсутствия ты… Тебе нужно время, да?

Девушка кивнула, чтобы не говорить слов: не хотелось с головой окунаться в ложь. Вообще-то ей не нужно время. Ей нужно спокойствие. Желательно, чтобы Доберман оставил ее в покое, а Бонни, наконец, поинтересовалась, что с ней случилось за эту неделю. Ей нужна страсть. Всепоглощающая и не дающая времени для обдумывания. Страсть не обязательно от противоположного пола, не обязательно влекущая сексуальное возбуждение. Ей нужна страсть жизни: погружаться на самую глубину, выныривать, улавливая каждое мгновение.

— А как насчет клуба? Помнишь, мы договаривались…

— Хорошо, — кивнула она, снова чувствуя нежность к Тайлеру, снова ощущая то, что это единственный человек, которому она, и вправду, нужна. — Мне… Мне пора.

Она вышла из его автомобиля, улыбаясь напоследок, и направилась к колледжу.

Елена была взбудоражена: новые эмоции тиранили, разъедали как щелочь. И в основном их буйство было вызвано Деймоном Сальваторе напрямую или косвенно. Вина за вчерашний поступок теперь просто рвала и метала. А еще слова Локвуда… Он не обрадуется, когда узнает, что его любимая девушка не только подставила его друга, но еще и жила с ним, спала с ним, целовалась с ним. Сальваторе может в отместку все рассказать. И тогда он не просто снова будет выигрывать.

Он получит два очка за свой ход.

— Привет, — сухо бросила девушка, проходя мимо Бонни и скрываясь за дверями здания.

Бонни не ответила, но Елену это не волновало. Да и Беннет тоже не терзалась угрызениями совести. Она смотрела на машину Локвуда. Тайлер всегда задерживался минут на двадцать, когда Елена уходила.

Он ждет ее. Любит ее. Дышит ею. Бонни тоже хотела бы попробовать, а каково это — быть любимой.

Она отправилась к парню, напрочь забывая о своей грубости и о том, что они договорились держать их обещание в секрете. Да Локвуд сам виноват — зачем надо было вчера ее в клубе одергивать? Может, она бы тогда осталась подальше, подцепила какого-нибудь парня, вышла с ним, и Клаус тогда, может быть, не стал бы снова ее прессовать. Елена была импульсивной, а ее подруга — отчаянной. И это стимулировало обоих совершать те поступки, на которые бы они не решились еще месяц назад.

Беннет открыла дверь, запрыгнув в машину Локвуда, не сказав при этом ни слова и даже не смутившись. Отправляться на занятия не хотелось — куда с таким-то лицом? А похамить снова Тайлеру, вдохновившись его словами — перспектива в принципе неплохая.

— Нам надо ограничить контакты, Бонни, если мы оба хотим сдержать наше общ… — он прищурился. — Когда?

Беннет повернулась к парню. На левой части лица красовался мощный кровоподтек сине-лилового цвета, губа разбита, а во взгляде — то же разочарование, только теперь к нему приплюсовалось и безразличие. Абсолютное безразличие к абсолютно всему.

— Снова те уебки, что и в прошлый раз, да?

— Это ты сглазил, — просто ответила девушка, пожимая плечами. Казалось, что произошедшее ее никак не волновало. — Не важно…

— Важно, Бонни, — он развернулся к Беннет, внимательно оглядывая ее: такая же привлекательная, как и вчера. Не вызывающая, но откровенная и дерзкая. И Тайлеру это понравилось в этой неудачнице: она бросала вызов всему и всем, проигрывала, сдавалась и снова кидалась в бой. Такие отчаянные и красивые девушки никогда не оставляют равнодушными. — Ведь ты можешь обратиться в полицию…

— Не сыпь мне соль на рану, Локвуд, — перебила собеседница, открывая бардачок, ища там пачку сигарет. Она не курила уже больше двенадцати часов — ее дробило. — Однажды я обратилась, а в итоге получила разбитое сердце вместо защиты. Сама справлюсь как-нибудь…

Она оглядела Локвуда, впервые смотря на него как на мужчину. Он был хорошо слажен, статен и привлекателен. С такими чувствуешь себя как за каменной стеной, таких не стыдно показать родителям, с такими не страшно пройтись по аллеям парка. И такие слишком хорошо знают женское тело. Бонни вспомнила, как переспала с ним в клубе. Она плохо помнила, что чувствовала, потому что ее мутило от наркотиков, выпивки и бешеного ритма. Но помнила нежность. Не грубость, не желание получить свое, а нежность.

Девушка отвела взгляд. Чувствовать влечение к парню своей единственной подруги — какое-то извращение. Уж лучше тогда еще раз прочувствовать всю жестокость людей Клауса — в этом хоть какая-то логика есть.

— Слушай, давай я попрошу Добермана, он отделает твоих врагов под первое число!

— Это тот, кто ворвался в твой дом в последний раз? — быстро спросила она, закрывая бардачок и расстраиваясь из-за тщетности своих поисков.

— Ну, да… Он немного вспыльчив, но…

— Нет, не стоит его просить, — перебила девушка, обращая на Локвуда взгляд. Тайлер знал эти эмоции: мольба, злоба, страх и ненависть. Бонни и не умеет, наверное, испытывать что-то еще. Слишком уж она эмоциональна, слишком сломана и слишком уничтожена, чтобы прикидываться счастливой и веселой. — Я сказала, что завязала, а они оставили меня в покое. Ты… Ты можешь отвезти меня домой? Пожалуйста. Холодно сегодня слишком.

Локвуд кивнул, даже не задавая никаких вопросов.

Бонни Беннет, эта железная девочка, привыкшая всегда идти со стиснутыми зубами и сжатыми кулаками, сейчас была хрупка и расстроена. Она была бы не против встречаться с таким парнем как Тайлер Локвуд. С ним можно быть слабой, можно плакать под стихи Уайльда, можно быть беззащитной. С ним можно быть собой: грубить, хамить, кричать, не позволяя прикасаться к себе, не позволяя лезть в свою душу. Тайлер и не станет что-то делать, если его об этом не просят.

А еще рядом с ним тепло. Елена просто не понимает, кого она себе нашла. Она где-то в другой Вселенной мыслями. Она где-то в другом измерении, где мир выглядит совершенно по-другому.

Жаль. Очень жаль, что все сложилось так паршиво. Отец предал, мать забыла, подруга отстранилась, а единственный парень, знающий слабость твоей души, влюблен в другую женщину, которая вряд ли ценит его силу, его красоту и его нежность.

«Когда ты успела стать такой сентиментальной?», — усмехается внутренний голос. А Бонни не знает ответ на этот вопрос. Она знает только одно: сейчас Тайлер Локвуд — единственный человек, который знает ее так близко, единственный человек, который помогает советом, теплым словом и простой этой улыбкой.

Курить хочется. Но сильнее всего хочется быть любимой. Жаль, что Бонни никогда в жизни не узнает каково это — быть эпицентром чьей-то Вселенной.

Разочарование и сожаление.

Ничего лишнего.

2.

Она задержалась в колледже из-за приготовлений к Хэллоуину. Елена не собиралась заниматься подобными вещами. Вечеринки и клубы — не для нее. Но ей домой-то не очень хотелось. К тому же, от семинаров она была освобождена, а, следовательно, делать было нечего.

В шесть вечера уже смеркалось, хотя в других городах Америки к Хэллоуину еще светло и тепло. Однако в этом месте в конце октября было уже холодно, промозгло и темно. Елена шла домой через парк, собственно, как и всегда. Она не стала просить Тайлера довезти ее до дома — надо было подумать над его утренними словами, надо было подумать о своей вчерашней выходке, о том, что делать дальше. Конечно, Деймон вряд ли будет готов идти к примирению. Более того, зная его характер, Елена не сомневалась, что Сальваторе пошлет ее куда подальше при их следующей встрече. Но… Вся эта игра, весь этот счет — все напоминает какой-то сценарий для безумного и иррационального фильма.

На прощание Доберман бросил не очень лестные слова. Его взгляд и его эмоции говорили только об одном: уж лучше он пойдет на виселицу, чем пойдет на компромисс с Мальвиной. Гилберт мучали угрызения совести, но идей как наладить ситуацию не было. Конечно, внутренний голос, гордость кричали об одном: Сальваторе сам напросился на это. Он же первый решил начать вести этот треклятый счет. Но в то же время, другой голос, более тихий, шептал о том, что доля вины Елены тоже есть. Не стоило тогда кидать эти слова в парке про перегрызенные глотки. Может, Сальваторе бы и смирился с выбором своего друга, может быть, даже принял его. Не одобрил. Но принял.