Дембель против бандитов - Ахроменко Владислав Игоревич. Страница 25

— Что еще?

— Ствол возьмите. — Оглянувшись по сторонам, Сникерс быстро сунул в окно вороненый «ПМ».

— На кой он нам? — удивился Антип, но оружие взял.

— Ну, мало ли…

— Да и так управимся. На хрена в тачке конкретную статью возить? Мало ли что — менты проверят, то да се…

— Бери, бери… — кивнул Сникерс, отходя от машины. — Вернетесь в город — сразу мне на мобильник звоните. Ну пока, успехов вам, пацаны.

— И тебе всего лучшего.

Описав на пустынной улице правильный полукруг, «Форд-Скорпио» покатил в обратном направлении.

Первые минут пять Антип и Прокоп хранили молчание. Было лишь слышно, как в салоне ровно и зловеще гудит отопитель да в днище машины иногда попадают мелкие камешки.

— Что он тебе говорил? — наконец поинтересовался Антип.

— Ну, рассказал, как этого героя давить надо, — хмуро ответил собеседник.

— И как?

— Минут через десять придорожное кафе будет, там водярой торгуют. Взять пару поллитрух, влить в него, потом завезти на развилку… Знаешь, где асфальтовая дорога в сторону старой свалки идет?

— Знаю. И что?

— Ну… Обождать минут двадцать, пока опьянеет… Положить на дорогу и медленно переехать. А потом проверить, жив или нет. Получается — вроде как смерть нетрезвого пешехода при переходе пустынного шоссе. А если нарисовывается свидетельство о смерти, то его подпись на обменных бумагах и вовсе не нужна.

— А Жора, бля, сука… — с неожиданной злобой резюмировал водитель, обходя на скорости тяжелогруженый самосвал.

— Почему сука? — забеспокоился Прокоп.

— Хрен его знает — вправду его Злой вызывает или нет. Может, трындит. Может, зассал, а потому и придумал, что дело у него срочное. А нас, если что, по мокрухе повяжут. Как пить дать.

— Говорит, не повяжут, — попытался успокоить его розовощекий. — У Васи, мол, все менты куплены. И дорожные — в первую очередь. Ты сам-то где права покупал?

— Почему не повяжут? Я вот точно знаю: если ментовские следователи начнут такое дело по полной программе раскручивать, то и цвет машины установят — на одежде микрочастицы краски всегда останутся, и марку… По следу протектора. Да и многое другое. Соберут в мусарне всех подозрительных водил, у кого такие тачки есть, скажут — на первый-второй рассчитайсь, и начнут бить по ребрам: сперва первых, затем вторых.

— Да ладно тебе жути гнать, — хмыкнул Прокоп. — Мы-то с тобой ни в первые, ни во вторые не попадем. Водила мог быть транзитником. А чуть что — к Васе. Да и Сникерсу не с руки нас подставлять. Мы-то теперь все одной веревочкой повязаны будем. А вон и кафешка… Давай тормози!

Слева от шоссе темнело придорожное кафе с трогательной надписью «Обеды, как у мамы». Это был списанный строительный вагончик, снятый с колес. Таких придорожных забегаловок немало на российских трассах. Но кормят там далеко не по-домашнему. Предлагают обычно лишь бутерброды с засохшей колбасой, супы из китайских концентратов, холодные слипшиеся макароны, облитые желтым поносом гуляша, да помойного свойства кофе. Ну и, естественно, водку: какое же дальнее путешествие обходится без нее?!

Прокоп бросил быстрый взгляд на Корнилова — пленник по-прежнему не подавал признаков жизни. Извлек из внутреннего кармана куртки бумажник, пересчитал купюры…

— Слышь, если этот хер моржовый в себя придет и рыпнуться попробует — сразу по голове бей, — посоветовал он, выходя из машины. — Я мигом…

— Слышь, Прокоп, — приоткрыв дверку, крикнул водитель, — ты не два пузыря покупай, а три…

— Зачем столько?

— Ну… Надо. Потом объясню. Давай.

Илья незаметно приоткрыл глаза. Сантиметрах в тридцати от него маячил массивный бритый затылок Антипа. Бандит по-прежнему был убежден, что пленник еще не пришел в себя. Вот если бы сейчас легонько придушить его, выбросить из машины, пересесть за руль и попытаться скрыться!

Дембель уже приподнял правую, свободную руку, уже примерился, как схватить Антипа за горло, но в это время боковым зрением различил силуэт Прокопа — розовощекий бандюк уже возвращался к машине. Руки его тяжелил целлофановый пакет.

Момент был упущен, ведь пленнику следовало не только придушить водителя, но и успеть пересесть на его место, завести машину и рвануть по трассе! А ведь свободной по-прежнему оставалась лишь правая рука…

— Купил?

— Ага. — Открыв дверку, Прокоп поставил пакет на переднее сиденье, а сам плюхнулся рядом с Ильей. — Три флакона, как ты и хотел. Слышь, а я не понял: на хрена в него столько водяры вливать?..

— А нам? — сказал Антип.

— Нам? И тебе? Ты же за рулем!

— Ты человека когда-нибудь машиной давил?

— Ну, нет еще…

— Вот и я нет. Для храбрости вмазать надо. Для поднятия духа. Понимаешь?..

Темно-серая лента узкой асфальтовой дороги поднималась на покатый холм, теряясь за возвышенностью. Слева белела небольшая березовая рощица, справа темнел заснеженный овраг, поросший вечнозеленым ельником. В этот тихий и умиротворенный пейзаж не вписывались только грязно-синий «Форд-Скорпио», застывший на обочине, да три человеческих силуэта у передка машины.

На теплом еще капоте машины была расстелена половинка газеты, и ветер трепал ее неровный рваный край. Бутылка «Московской» с ядовито-зеленой этикеткой, раскрошенный батон белого хлеба, огрызки сосисок, плавленый сырок, похожий на бивень мамонта…

И трое молодых мужчин с пластиковыми стаканчиками в руках.

С первого взгляда можно было подумать, что троица эта — закадычные друзья, братья-водители, закончившие долгий путь и теперь заслуженно отдыхающие.

Но только с первого взгляда.

Друзьями были лишь двое: крепко сбитый молодой человек в короткой кожаной куртке, похожий на откормленного бычка, да розовощекий блондин с маленькими кабаньими глазками и огромной золотой печаткой на безымянном пальце. Третий же — молодой высокий мужчина с русыми волосами, — наоборот, был им врагом. Разбитое в кровь лицо, сизый кровоподтек в правом подглазье, рассеченный лоб, завязанная за спиной левая рука… И поили его горькой водярой вовсе не для того, чтобы расслабить нервы после долгой дороги…

«Тройка» в России — число магическое. Три богатыря и три медведя, три человека в составе суда и три года, которые обычно ждут обещанного… А потому и выпивка на троих — вещь вполне нормальная. Но ненормально и неестественно выпивать, понимая, что меньше чем через час двое собутыльников бросят тебя под колеса машины, на которой сюда привезли. А пить за упокой собственной души и вовсе дико.

— Давай, герой, пей, чтобы на том свете тебя хлебом-солью встретили! — нервно хохотнул Прокоп и, чокнувшись с Дембелем, отправил содержимое пластикового стаканчика в свою утробу.

— Вишь, какие мы добрые! — Отставив стаканчик, Антип потянулся к сосискам. — Еще в старые времена перед казнью преступнику полный стакан наливали!

— Я б тебе, гнида, мочи ослиной налил, — спокойно ответил Корнилов, но тем не менее выпил.

Илья знал: у него еще есть время. Пока эти гады не вольют в него и в себя всю водяру, лежащую в целлофановом пакете, они не успокоятся. Водяры — чуть меньше полутора литров. Даже с учетом того, что ему, Дембелю, бандюки наливают полный стакан, а себе лишь на донышко, времени остается где-то минут двадцать.

Двадцать минут — это немало.

За двадцать минут можно успеть многое… Главное теперь — усыпить их бдительность. Главное — показать, что воля к жизни покинула пленника навсегда, что он уже не человек, а безответная жертва, готовая скорее принять смерть, лишь бы избежать дальнейших мучений.

Прокоп достал пачку «Мальборо», зашелестел целлофаном обертки, закурил и, подумав, протянул сигареты Дембелю.

— Кури, — великодушно разрешил он.

Закурив от поднесенной зажигалки, Илья задумался. Глубоко затянулся, стряхнул пепел под ноги, скосил глаза налево, затем направо…

Зажженная сигарета — это хорошо. Какое-никакое, а оружие. Лучше, чем вообще ничего. Правда, Сникерс на прощание оставил Антипу ствол, но тот уже поддатый, да и стрелять-то по-настоящему вряд ли умеет. А тем более — по быстро удаляющейся мишени.