Дзержинский - Тишков Арсений Васильевич. Страница 78

— Во-первых, подписав составленный Троцким проект резолюции, я действовал в рамках Устава партии. И не я, а Троцкий навязал партии дискуссию в такой тяжелый момент, а во-вторых, ты, Зося, знаешь лучше других, что я никогда не считал зазорным открыто признать свою ошибку. И сейчас, после выступлений Ильича и решений съезда, я готов где угодно заявить: да, я ошибся, не милитаризация производства и не администрирование в профсоюзах должно быть, а школа, школа управления, хозяйничания, школа коммунизма. И если мы не сумеем убедить, повести за собой рабочие массы, то никакими приказами нам не поднять производительность труда.

Нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский был немало удивлен, когда ему позвонил Дзержинский и попросил немедленно принять его для обсуждения важного вопроса.

Что это за важный вопрос, ради которого так спешно едет в Наркомпрос грозный председатель ВЧК?

«Феликс Эдмундович вошел ко мне, как всегда, горячий и торопливый, — вспоминал впоследствии Луначарский. — Кто встречал его, знает эту манеру: он говорит всегда словно торопясь, словно в сознании, что времени отпущено недостаточно и что все делается спешно. Слова волнами нагоняли другие слова, как будто они все торопились превратиться в дело.

— Я хочу бросить некоторую часть моих личных сил, а главное, сил ВЧК на борьбу с детской беспризорностью, — сказал мне Дзержинский, и в глазах его сразу же загорелся такой знакомый всем нам несколько лихорадочный огонь возбужденной энергии.

— Я пришел к этому выводу, — продолжал он, — исходя из двух соображений. Во-первых, это же ужасное бедствие! Ведь когда смотришь на детей, так не можешь не думать — все для них! Плоды революции — не нам, а им! А между тем сколько их искалечено борьбой и нуждой. Тут надо прямо-таки броситься на помощь, как если бы мы видели утопающих детей. Одному Наркомпросу справиться не под силу. Нужна широкая помощь всей советской общественности. Нужно создать при ВЦИК, конечно, при ближайшем участии Наркомпроса, широкую комиссию, куда бы вошли все ведомства и все организации, могущие быть полезными в этом деле. Я уже говорил кое с кем; я хотел бы встать сам во главе этой комиссии, я хочу реально включить в работу аппарат ВЧК… Мы все больше переходим к мирному строительству, я и думаю: отчего не использовать наш боевой аппарат для борьбы с такой бедой, как беспризорность».

Луначарский ожидал всего, только не этого. Предложение поразило его и своей оригинальностью (ВЧК, орган борьбы с контрреволюцией, — и забота о детях!), и своей целесообразностью (привлечь к этому делу под эгидой ВЦИК все ведомства и организации). Согласие было немедленно дано, и 27 января 1921 года при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете была создана комиссия по улучшению жизни детей. В нее вошли представители профсоюзов, органов просвещения, здравоохранения, продовольствия и рабоче-крестьянской инспекции.

Председателем комиссии был назначен Дзержинский, а его заместителем В. С. Корнев, член коллегии ВЧК и начальник штаба войск ВЧК. В тот же день Дзержинский познакомил Корнева с проектом письма ко всем чрезвычайным комиссиям. Дзержинский писал, что его назначение председателем комиссии по улучшению жизни детей — указание и сигнал для всех чрезвычайных комиссий. Работу по улучшению жизни детей чрезвычайные комиссии должны проводить в тесном контакте с органами народного образования, социального обеспечения, продовольствия, женскими отделами, советами профсоюзов и другими организациями.

— Боюсь, Феликс Эдмундович, не поймут нас на местах. Чека завалены по уши своей основной работой по борьбе с контрреволюцией. Им не до детей, — сказал Корнев.

Дзержинский взволновался:

— Нельзя так узко понимать борьбу с контрреволюцией. Забота о детях есть лучшее средство истребления контрреволюции. Этим Советская власть приобретает в каждой рабочей и крестьянской семье своих сторонников и защитников, а вместе с тем и широкую опору в борьбе с контрреволюцией. Вы подали хорошую мысль, товарищ Корнев, давайте включим в письмо такое разъяснение. Не может быть, чтобы наши товарищи не откликнулись.

Феликс Эдмундович не ошибся. Губернскими уполномоченными деткомиссии ВЦИК стали, как правило, председатели ЧК.

В стране насчитывалось 5,5 миллиона беспризорных детей. Сама эта цифра говорит об огромном объеме работы деткомиссии.

Большую поддержку деткомиссии оказало Советское правительство. Председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич Ленин отдал распоряжение передать под детские учреждения лучшие загородные дачи и лучшие здания в совхозах, а поезда с продуктами питания для детских домов отправлять без всякой задержки наравне с воинскими эшелонами.

Разразившийся в 1921 году голод в Поволжье вызвал новую волну детской беспризорности и преступности. Из голодающих губерний было эвакуировано в другие места и спасено от голодной смерти 150 тысяч детей. Основная тяжесть работы по эвакуации легла на чекистов.

Среди огромных, постоянно окружающих его забот Дзержинский успевал посещать детские дома. Вернувшись в ВЧК, отрывал листки от блокнота со своими пометками и отдавал их секретарю ВЧК Герсону. Герсон читал: «120 тысяч кружек, нужно сшить 32 тыс. ватных пальто, нужен материал на 40 тыс. детских платьев и костюмов, нет кожи для подошв к 10 тыс. пар обуви». Или: «Ясли, Басм{анны} район. Приют на Покровке. Не хватает кроватей. Холодно. 25 грудных детей — одна няня». И тут же следовали указания, распоряжения, телефонные звонки, письма. И приходило тепло туда, где до его посещения было холодно, появлялись платья и кровати…

Однажды Феликс Эдмундович пригласил Софью Сигизмундовну посетить с ним детскую больницу для больных трахомой.

— Это ужасная, мучительная болезнь. Я переболел ею в первой ссылке. Тогда старухи из села Кайгородского лечили меня своими народными средствами, — рассказывал ей Дзержинский.

В больнице они обошли все палаты. Феликс Эдмундович беседовал с детьми и медицинским персоналом, подробно расспросил о нуждах больницы и сделал все от него зависящее, чтобы помочь маленьким страдальцам.

На обратном пути Дзержинский был задумчив и сосредоточен. Софья Сигизмундовна видела, что он обдумывает какой-то вопрос, и решила не мешать. Сам выскажется, когда захочет.

— Зося, — наконец сказал он, — я думаю о том, что помочь детям, больным физически, не так уж трудно. Меня тревожит судьба детей-правонарушителей. Тут дело значительно сложнее. Тюрьма их только портит. Труд — вот лучший воспитатель такого ребенка и подростка! Обязательно переговорю об этом с Дмитрием Ивановичем.

На следующий день о судьбе малолетних правонарушителей состоялся обстоятельный разговор между Дзержинским и народным комиссаром юстиции Д. И. Курским.

Феликс Эдмундович горячо доказывал необходимость создания для малолетних преступников трудовых коммун: особого типа, полузакрытых исправительных колоний, где бы управление строилось на самодеятельности самих ребят под руководством опытных педагогов, а в основе перевоспитания лежал труд, серьезная, полезная работа, не для формы и видимости. Пусть производственные мастерские и земледельческие хозяйства, созданные из малолетних правонарушителей, станут дополнительным средством улучшения материального положения коммун.

— Не поверите, но эти чумазые — мои лучшие друзья, — говорил Дзержинский, прощаясь с Курским, когда все вопросы были обсуждены. — Среди них я нахожу отдых. Всему надо их учить: и рожицу вымыть, и из карманов не тянуть, и книжку полюбить, а вот общественной организованности, мужеству, выдержке — этому они нас поучить могут. Стойкость какая, солидарность — никогда друг друга не выдадут!

Когда в подмосковном поселке Болшево была создана первая трудовая коммуна, взволновались крестьяне окрестных деревень. Прислали делегацию к Дзержинскому.

— Как же так, товарищ Дзержинский, ворье они, хулиганы, а без охраны? Они нам всю округу разграбят, молодежь спортят, — говорил пожилой крестьянин, комкая узловатыми, натруженными пальцами картуз.