Тайна старого фонтана - Фокс Виктория. Страница 35
— Я и не говорю. Она спросила меня, почему не получается? Она написала это.
— Могу я увидеть доказательство?
— Я выбросила записку. Я была в панике.
— Ну конечно.
— Какие тебе нужны доказательства? — вздохнула она. — Я твоя жена.
— Я подозреваю, ты поняла все неправильно, вот и все.
— Что здесь можно неправильно понять? Изабелла ненавидит меня с самого начала, и — уж поверь мне — она наслаждается моим горем. Она издевается надо мной, смеется. Мое бесплодие — это ее мечты, ставшие реальностью.
— Это безумие.
— Неужели? А как же свадебное платье, Джио?
— Только не начинай.
— Не начинать что? — Плотина рухнула. — Я говорила тебе, это она сделала!
— И я тебе говорил. Я спросил ее, она ничего об этом не знала. Ну послушай, как будто в Голливуде тебя было некому больше ненавидеть. Скорее всего, это была одна из тех актрис, с мужьями которых ты трахалась.
Это было как пощечина. Джио никогда не был таким злым. Вивьен почувствовала страх. Что с ним случилось?
— Как ты смеешь?
— Прости.
Он отвернулся, его плечи были напряжены.
— Но ты просто не понимаешь.
— Чего я не понимаю?
Повисла долгая пауза. Она боялась, что за ней последует нечто безапелляционное, например: Меня. Ты не понимаешь меня. Но он молчал. Я понимаю тебя, — хотелось прокричать ей, — но посмотри, что она с нами делает! Посмотри, в кого ты превратился!
— Не важно, — в конце концов сказал он, — забудь об этом.
Как будто она могла.
— Неужели наш брак ничего не значит? — прошептала она. — Не значит, что ты должен быть на моей стороне в первую очередь? Ты клялся защищать меня, Джио. Нужно было уточнить, что в первую очередь защита потребуется от твоей сестры.
Он смотрел ей прямо в лицо. Но вместо сожаления в его глазах был гнев.
— Разве ты сам не видишь? — Вивьен решила пойти дальше, пути назад у нее не было, — она все время копает под меня — в Хэллоуин, в первый наш год, на твой день рождения, — а как она давит на прислугу…
— Как тебя остановить? Ты потеряла рассудок.
— У Изабеллы свои методы. Она умнее, чем ты думаешь.
Но Вивьен уже не сомневалась, что Джио прекрасно знал, насколько Изабелла умна — и даже больше. Она сомневалась в себе, не раз по ночам обнаруживая пустое место там, где должен был спать ее муж, и слыша сквозь стену смех женщины, представляя себе, как они говорят и не могут наговориться, и кто знает, что еще они делают там, у нее на чердаке, а потом обнаруживала его на другой стороне пропитанной потом постели и убеждалась, что он здесь, всегда здесь.
Может, он прав? И она действительно сходит с ума?
Джио что-то говорил в ответ, но она уже ничего не слышала. Не хотела слышать. Все, что он говорил, было в защиту сестры. Она больше не могла выносить этого. Не могла так жить. Ему нужно было принять решение.
— Я или она, Джио. Я серьезно.
В комнате повисла тишина. Выражение лица Джио разрывало ей сердце, их когда-то искренняя любовь уничтожена кознями Изабеллы. В ту же минуту она захотела забрать свои слова назад. Без Джио у нее не будет ничего. Все, что у нее есть, — здесь. Он. Барбаросса.
— Не делай этого, Вивьен.
Она открыла рот, но не издала ни звука. Это был его ответ.
Вивьен открыла дверь спальни и бросилась вниз по лестнице, на террасу, по дороге, она продолжала идти — куда глаза глядят, лишь бы убраться отсюда.
* * *
Всю неделю она избегала встречи с мужем. Это было несложно — Джио уходил на рассвете и возвращался затемно. Пару раз он пытался поговорить, но она не могла: рана еще не зажила. Если он только не собирался сказать: «Белла ничего для меня не значит, я люблю только тебя, и, если ты хочешь от нее избавиться, я сделаю это», — разговоры ничего не могли изменить. Даже в мыслях это звучало невозможно, как будто речь шла о любовнице.
Она его сестра.
Его сестра.
Ирония заключалась в том, что, если бы Джио сказал это, искренне сказал, у нее больше не было бы проблем с Изабеллой, да и, собственно, не было бы никакой необходимости в отъезде Изабеллы. Но Джио ни разу не сказал ей, что она важнее, что в случае катастрофы он бы спасал ее, свою жену, в первую очередь. Или она хотела слишком много? Она не знала.
Она лишь понимала, что ей больно.
Вивьен оставила их. Она позволила брату и сестре вновь погрузиться в выдуманный в детстве мир, позволила им обедать наедине за огромным столом, гулять в саду после наступления темноты, сидеть плечом к плечу у каменного фонтана.
Какой яд Изабелла влила ему в уши?
Вивьен жила в комнате для прислуги, она строила планы от смелого решения вернуться в Голливуд до не менее смелого поехать одной в опасное путешествие в дальние страны, возможно в Индию или Египет, но мечты сводились к одному: Джио невыносимо соскучится и вскоре признает свою ошибку. В ее мечтах Изабелла пыталась сделать его счастливым, но у нее ничего не вышло, она показала свое истинное лицо, совершив какой-то подлый поступок, и Джио упал к ногам Вивьен, увидев наконец правду и ужасно сожалея о том, что сделал. Затем он отправлялся искать ее по всему земному шару, а когда находил, она успокаивала его, говоря, что никогда не переставала любить, и теперь наконец они начнут все сначала…
Дни шли за днями, но планы не осуществлялись, а фантазии не сбывались. Но и их было достаточно. Вивьен обнаружила, что смогла создать в голове альтернативную реальность, настолько убедительную, что в другой просто не было необходимости. Она фантазировала о том, как избивает Изабеллу, или как Изабелла живет в нищете и умоляет ее о прощении. Она представляла себе, как ее выставили из этого дома и она больше не имеет отношения к их семье.
Адалина и Сальваторе беспокоились из-за ее поведения, но они были достаточно деликатны, чтобы не совать нос в хозяйские дела. Раньше Вивьен стыдилась того, как ее изгнание выглядит в чужих глазах, но потом ей стало все равно. Сальваторе был воплощением учтивости, вставал, когда она входила, обращался к ней, соблюдая все формальности, и, казалось, не обращал внимания, когда находил Вивьен на кухне в одиночестве и в полной тишине глядящей на огонь. Адалина тем временем готовила еду на всех, но ей приносила отдельно, не задавая вопросов. Однажды, увидев кроткую благодарную улыбку на лице Вивьен, получившей порцию запеченных баклажанов, она задержалась у двери и спросила:
— Могу я сделать для вас что-то еще, синьора?
Вивьен посмотрела в тарелку. От вида баклажанов скрутило живот. Для нее можно было сделать миллион вещей, но ни одна из них не была во власти Адалины.
— О, Лили…
Она больше не могла притворяться. Нет, с ней не все в порядке. Нет, она не в норме. Нет, она проводила время за пределами замка не потому, что в это время года в некоторых комнатах сквозняк. На протяжении большей части своей жизни она изображала беззаботность, как будто хорошая мина при плохой игре могла привести ее к выигрышу. Она чувствовала усталость. С того самого вечера, когда произошла их с Джио ссора, она чувствовала усталость от всего. Она проснулась утром в сиреневой комнате, забыв, а потом снова вспомнив, что Джио нет рядом, и почувствовала такое изнуряющее утомление души и тела, что понадобились все ее силы, чтобы просто встать с постели. Доброта в голосе Адалины снова воскресила это чувство.
— Я так люблю его, — сказала она горничной, — но… — Она задумалась, что сказать, но решила говорить правду. — Но я ненавижу ее. Я знаю, что с ней произошло, и мне жаль, но почему я должна расплачиваться за это своим браком? Она сделала мою жизнь несчастной с тех пор, как появилась в ней. Я пыталась, Лили. Ты веришь мне? Я пыталась. Я знаю, как много она значит для Джио. Но я так больше не могу, не могу!
Адалина села рядом с ней. Она успела поработать в нескольких поместьях, в которых секретов было столько же, сколько и комнат. То, что счастья не дают ни деньги, ни положение в обществе, было правдой, она хорошо это знала. Хозяйка дома была кинозвездой. Но в то же время человеком.