Дань кровью (Роман) - Юнак Виктор. Страница 36
К бану Твртко князь Лазарь отправил своего логофета. Будучи заинтересованным в возвращении Боснии Хумской области, отнятой жупаном при помощи Санко Милтеновича, и понимая, что справиться с Алтомановичем можно только общими усилиями, бан Твртко не только согласился выставить против жупана свое войско, но обещал даже возглавить его лично.
Осенью, как и намечалось, сыграли свадьбу Вук Бранкович и Мара, старшая дочь князя Лазаря и княгини Милицы. Вук, владелец Косовской области, мечтал вернуть себе крепость Звечан, которую в 1370 году отнял у него жупан Никола. Значит, и у Вука был свой интерес в распре с Алтомановичем. Тем более что славное прошлое Бранковичей-Младеновичей подстегивало Вука к укреплению мощи своей державы.
Обязались выставить свое войско и братья Стефан и Лазарь Мусичи, а также другая мелкая властела, вассалы князя Лазаря. Таким образом, определилась очередная коалиция против жупана Николы. Оставалось только назначить время выступления в поход.
Вот, наконец, и пришло время для мести. Радона Куделинович ничего не забывал и ничего не прощал своим обидчикам, которых он почитал за кровных врагов своих. Давно он уже держал при оружии свою дружину. Все ждал, когда настанет время.
И вот, едва отошла от зимней спячки земля и молодая поросль проклюнулась из-под земли, то есть в самом начале апреля, кликнул клич Радоня, и все его ратники тут же явились пред ним.
— Слушайте все! — воскликнул Радоня, сидя в полном боевом облачении на своем любимом буланом Шарце, коне с крупной головой, пышной гривой, зачесанной на один бок. — Пришла пора отомстить врагам нашим за все невзгоды и надругательства над нами.
— Месть, месть! — завопили ратники, вздымая кверху мечи и копья.
— Ни один человек Хрвоя Дучича, ни один себр Любиши Богданчича не должны уйти от вашей карающей по справедливости руки. Не бойтесь, коли в этот день прольется больше крови, нежели в том есть необходимость. За эту кровь перед Богом буду отвечать я, ваш господин Радоня, сын Куделина из рода Любибратичей. Об одном лишь прошу вас: коли попадутся в руки ваши Хрвое с Любишей, чтобы ни один волос не упал с их голов. С ними хочу я пообщаться лично. В противном случае Господь Бог покарает ослушавшегося жестоко. Дав наставления братьям и жене, Радоня отправился в поход во главе своего войска. На сей раз, однако, он был более осторожен и оставил своему младшему брату Юнко полсотни конников на случай, если в его отсутствие нагрянут на вотчину непрошеные гости.
Нападение Радони на окрестные дубровницкие села было неожиданным. Почти год отдыхали они от его наскоков. Благополучно плодился скот, золотели нивы. Да и крестьяне спокойно занимались своим делом, не оглядываясь на восток в страхе, не донеслось ли оттуда гиканье ратников ненавистного Куделиновича. И воины, в обязанность которых входило следить за границами республики, притупили свою бдительность. В этот самый момент и нагрянул Радоня. И полилась кровь, и заголосили бабы, и завопили дети, и заполыхали окрестности, и заметалась скотина и прочая живность. Добыча оказалась немалой, но Хрвое Дучича поймать не удалось. Он в это время нахваливал свой товар вдалеке отсюда — на площади Святого Петра в славном граде Венеции. Впрочем, Радоня не очень расстроился из-за этого. Главным своим врагом он считал Любишу, а уж тот-то никуда из своего дома не уйдет. Главное — нагрянуть неожиданно. И Радоня отправил двадцать конников в Требине, сопровождать скот и пленных дубровчан, а сам с сотней дружинников направился по владения бана Твртко, чьим подданным являлся Любиша Богданчич.
Радоня угодил прямо к трапезе. Любиша как раз дожевывал гусиную лапку, когда в трапезную вбежал слуга с искаженным от испуга лицом.
— Господин, там… там Радоня со своей дружиной.
Любиша поперхнулся гусем и, налившись краской, закашлялся. Тут же нащупал рукой медный кубок с остатками красного вина и запил. Успокоился. Поймал на себе испуганный взгляд жены Елицы. Десятилетняя дочь Вишня, как запуганный заяц, бегала глазами по отцу, матери, слуге.
— Быстро, дружину на коней! — скомандовал Любиша.
— Поздно, господин. Тебе бы в пору спастись.
Любиша посмотрел на слугу. Тот стоял мертвенно-бледный, и Любиша только сейчас заметил, что за пояс у него был заткнут обоюдоострый нож.
— В башню, скорее всем в башню, — бросил он жене с дочерью, а сам вслед за слугой выскочил во двор.
Быстро подбежал к конюшне. Конюх уже держал за повод оседланного коня. Любиша вскочил в седло. Пахло гарью — горело его село. Кричали люди. Ревела скотина. Любиша надеялся в возникшей сутолоке умчаться незамеченным. Но не успел. Едва выскочил за ворота, навстречу ему с десяток конников во главе с самим Радоней. Увидев Любишу, Радоня натянул поводья, останавливая коня, и ухмыльнулся. Подал знак своим окружить Любишу. Но тот не стал дожидаться и с яростью всадил коню в бока шпоры. Конь всхрапнул, задрал голову и понесся во весь опор. Глаза животного налились кровью, и с губ слетел густой сгусток пены. Промчавшись мимо ошарашенного Радони, Любиша понесся прочь. Казалось, конь его не скакал, а летел.
— Держи его! — завопил Радоня, разворачивая коня для погони. — Ежели уйдет, всех изрублю!
Не догнать бы дружинникам Радони Любишу, ибо кони их устали от двухдневного похода, да не растерялся Милкус, меньший брат Радони, бывший в этой десятке. В мгновение ока вытащил он из-под луки седла длинный аркан и, раскрутив его (а Милкус пользовался арканом мастерски), бросил вслед удаляющейся лошади Любиши. В самый последний момент петля аркана успела обхватить ее заднюю ногу, и Любиша, тут же выброшенный из седла, перелетел через голову коня и рухнул на землю шагах в двадцати от него, от сильного удара потеряв сознание. Когда же открыл глаза, то увидел вокруг себя лоснящихся от пота, гарцующих коней и злорадно-ненавидящие глаза всадников. Сам Радоня щерил в ухмылке свой большой щербатый рот.
— Как поживаешь, братец? — Радоня успокаивал своего Шарца, похлопывая его по холке. — Давно мы с тобой не виделись.
Любиша поднялся на ноги и молча исподлобья смотрел на окруживших его людей.
— Что ж ты молчишь, али братца своего забыл? Забыл, как чуть по миру его не пустил? — Ухмылка уже сошла с лица Радони, и он грозно смотрел на поверженного врага.
Любиша только плюнул в ответ в сторону Радони. Тот побледнел от злости.
— Ну-ка, хватайте его, — гаркнул он, и тут же три дюжих молодца во главе с Милкусом спрыгнули с коней и, свалив Любишу наземь, связали его арканом.
Становилось невыносимо жарко и душно от полыхающего кругом огня. Дыхание спирало от запаха горелого мяса. Человеческих криков уже почти не было слышно, так как дружинники Радони одних разогнали, а других полонили и вывели за село в открытое поле. Туда же погнали и скотину.
— Что-то здесь слишком жарко. — Радоня даже закашлялся. — Пора уходить отсюда. Но прежде, Милкус, наведайся в дом этого рыцаря и догоняй нас.
— Не волнуйся, Радоня. Своего мы не упустим. — Милкус передал аркан Радоне, а сам с тремя всадниками направился к дому Любиши.
Радоня повернул коня и направился в противоположную сторону. Связанный Любиша бежал за ним. Когда Радоня дал шпоры коню, Любиша не удержался, упал на землю и конь поволок его за собой по сухой и пыльной траве. У берега реки остановились. Радоня оглянулся. Любиша, черный от пыли и собственной крови, лежал не шевелясь.
— Эй, вы, ну-ка проверьте, не отдал ли он Богу душу, пока его бренное тело мой конь волок по земле, — окликнул Радоня своих конников.
Один из них спрыгнул на землю, подошел к Любите, приставил ухо к его сердцу. Прислушался.
— Живой! — Ратник поднялся и пнул Любишу ногой в бок. — Ишь, разлегся.
— А вот мы его сейчас приведем в чувство. — Радоня тоже спешился, отвязал от седельной луки веревку аркана. — Ну-ка, забрось этот конец вон на ту ветку.
Радоня передал веревку ратнику, пнувшему Любишу, и указал на склонившуюся над берегом иву, толстая, морщинистая ветвь которой будто парила над водой. Ратник схватил веревку и хотел было потащить Любишу к берегу, но тело его оказалось тяжелее, чем можно было предположить. Тогда на помощь подошел еще один ратник, и вдвоем они доволокли Любишу до самой воды, перебросили веревку через указанную ветку и взглянули на Радоню. Все остальные дружинники были уже на земле и, предвкушая развлечение, смотрели на серебристую рябь реки.