Дьявол против кардинала (Роман) - Глаголева Екатерина Владимировна. Страница 16

— Закрепиться в Анжу, провести переговоры с господами де Роганом и Ледигьером, чтобы они держали гугенотов наготове, с герцогом де Монморанси, который обеспечит нам поддержку в Лангедоке. Нормандия и Бретань и так у нас в руках.

Сидевшие за столом герцоги де Лонгвиль и де Вандом согласно закивали.

— И главное, господа, — быть готовыми выступить всем сразу. А для этого предлагаю утвердить единое командование.

Ришелье сел, показывая тем самым, что его выступление окончено. Пряча усмешку, наблюдал за собравшимися: несомненно, каждый прочил в главнокомандующие себя и ни за что бы не потерпел оказаться под началом у соседа.

— Я полагаю, — вступила королева, — назначить главнокомандующим господина Луи де Марильяка.

Снова шум, возмущенные возгласы. Мария беспомощно посмотрела на Ришелье, ища его поддержки. Марильяки — Мишель и Луи — были его протеже, которых он ввел в окружение королевы-матери. Лицо епископа было по-прежнему бесстрастно.

— Что ж, — сказал он, дождавшись небольшого затишья, — поскольку иных предложений не поступило, решение ее величества утверждено.

Он едва удержался от смеха, увидев ошеломленные лица членов совета.

Донесения о волнениях в Нормандии поступили в конце июня. Отовсюду приходили тревожные сообщения о том, какие армии собирают сторонники королевы-матери. Люинь был подавлен, Деажан озабочен, Силлери удручен, маршалы хранили суровое молчание. В таком настроении и начался королевский совет четвертого июля.

Однако оказалось, что король, пребывавший в последнее время в мрачном расположении духа из-за несварения желудка, сегодня бодр и весел. Он выслушал депеши, обвел взглядом своих советников и справился об их мнении. Шомберг опасался удара с юга, Креки предлагал идти на Анже, Деажан — укреплять столицу, Люинь молчал и грыз ногти.

— Да, вариантов множество, но нужно идти на того, кто сильнее и ближе, — подвел черту Людовик. — Это Нормандия. Я хочу пойти прямо туда, а не ждать, сидя в Париже, пока моим королевством овладеют, а на подданных наденут ярмо. Я верю в силу своего оружия, ибо вины на нем нет. Совесть моя чиста, я ни в чем не был непочтителен к королеве-матери, несправедлив к народу или скуп в отношении вельмож. Итак — вперед!

Через три дня, оставив Анну Австрийскую замещать себя в Париже, король выступил в поход во главе восьми тысяч пехоты и шестисот всадников. Вместе с ним отбыли его брат Гастон, принц де Конде и маршалы Шомберг, Прален и Креки. Еще через три дня он достиг Руана, из которого сбежал герцог де Лонгвиль. Неделей позже сдался Кан, покинутый Вандомом. Не задерживаясь в Кане, король двинулся к Луаре. В Анже началась паника.

От герцога д’Эпернона, который должен был выступить навстречу королю из Пуату, не поступало никаких известий, герцог Майенский зачем-то явился в Анже, где был встречен крайне неприязненно.

Подступы к резиденции королевы-матери прикрывал городок Пон-де-Се, расположенный на трех островках на Луаре, соединенных четырьмя мостами. Охраняли его граф де Сент-Эньян, герцог де Рец и примкнувший к ним Вандом. В их распоряжении были три тысячи пехотинцев, четыреста всадников и три пушки. Узнав о приближении королевской армии, защитники Пон-де-Се послали гонца к королеве, чтобы получить от нее приказ: что им делать. Королева, немного подумав, велела обороняться и не атаковать. Что же это за война такая, возмутился де Рец и ушел из крепости, уведя с собой тысячу пехотинцев и почти всю конницу. Когда Сент-Эньян об этом узнал, вблизи замка уже выстраивались королевские полки.

Людовик и Креки, посовещавшись, определили удобные позиции для пушек и распределили силы. Аркебузиры выстроились в шахматном порядке в две линии, чтобы посменно вести огонь. Пехота с фашинами [3] ринулась вперед.

Бой длился три часа. Солдаты Сент-Эньяна отчаянно сопротивлялись. Со всех сторон неслись крики, лошадиное ржание, грохот пушек и аркебуз, щелканье мушкетов, стоны раненых. Людовик, в латах, на коне, принимал донесения и отдавал приказы. Он был полон воодушевления и не чувствовал усталости.

К исходу третьего часа королевские солдаты прорвались через ров и вломились в крепость. Защитники замка стали прыгать со стен в Луару, пытаясь спастись вплавь. Несколько сот человек утонуло. Сент-Эньян был взят в плен, Вандом сбежал.

Опустили подъемный мост, и король, приветствуемый восторженными криками и блеском клинков, вступил в покоренную крепость.

Шум разрывов и выстрелов, гул отдаленного боя долетал до Анже. Мария Медичи с фрейлинами в тревоге стояла на балконе, теребя в руках платок. По улице, по направлению к замку, проскакал какой-то всадник без шляпы, покрытый пылью. Мария поспешила вниз.

Она выбежала во двор; в этот момент всадник въехал в ворота и почти свалился с коня. Это был Вандом.

— Все пропало, — прохрипел он, — король идет сюда. Я переплыл реку. Это был ужас. Ад. Лучше б я умер…

— Вам следовало остаться там, чтобы ваше желание исполнилось, — ехидно заметила одна из фрейлин. Но королеве было не до шуток.

Подхватив юбки, она снова побежала наверх. В коридоре ей попался Ришелье. Мария бросилась к нему:

— Что делать, что делать, что делать? — истерично кричала она.

— Отступать в Ангулем, — пожал плечами епископ.

Горничные метались по комнате, увязывая вещи.

Мария, плача, трясущимися руками собирала драгоценности. Вошел де Бренн и сообщил о приезде парламентеров короля.

На дворе из кареты, кряхтя, выбирались парламентеры — старики Бельгард, Жаннен, служившие еще ее покойному мужу, и архиепископ Санский. Их почтительно проводили в парадную залу, где ожидала всхлипывающая королева. Узнав о том, что ее сын не намерен продолжать боевые действия, она несколько успокоилась и по совету Жаннена направила к королю пажа с предложением прислать для переговоров епископа Люсонского. Предложение было принято.

Десятого августа был подписан мирный договор, в котором всем мятежникам прощалась их вина, а Ришелье обещали кардинальскую шапку. Епископ также выхлопотал еще одно важное условие: чтобы Мария Медичи имела свободный доступ к сыну. В возмещение ущерба королеве подарили триста тысяч ливров.

Местом очередного семейного свидания был выбран Бриссак. На сей раз королева не заставила себя упрашивать и сразу тронулась в путь. На полдороге ее встретил Брант, брат Люиня. Мария приветствовала его, не снимая маски и не выходя из носилок. Однако чуть погодя на дороге показались еще два всадника. Вглядевшись в их очертания, Мария велела остановить носилки и спустилась на землю.

Людовик спрыгнул с коня, Гастон последовал его примеру. С минуту мать и сыновья молча смотрели друг на друга, затем Людовик мягко обнял королеву и притянул к себе.

— Ну, вот вы и в моих руках, матушка, — негромко сказал он полушутя, — уж больше я вас не выпущу!

— Вам нетрудно будет удержать меня, сударь, — глухо отвечала Мария, — ведь я уверена, что такой сын. как вы, всегда будет относиться ко мне как к матери.

Глава 8

В ЛЮБВИ И НА ВОЙНЕ

Ришелье велел опустить шторы на окнах и никому не входить. Мигрень, измучившая его за вчерашний день, как будто отступила, однако еще порой напоминала о себе, стальным обручем стискивая голову и лопаясь жаркой болью в затылке. Сейчас бы лежать в мягкой темноте и ни о чем не думать, а думать надо. Ришелье зажмурил глаза и потер пальцами переносицу.

Эту новость ему сообщил отец Жозеф — другому человеку епископ, пожалуй, и не поверил бы. Люинь предлагал брачный союз, прося для своего племянника руки мадемуазель дю Пон де Курле, племянницы Ришелье. Что он опять затеял, зачем ему это нужно? По правде говоря, Ришелье растерялся. Отец Жозеф дал ему понять, что на его месте не отверг бы такого предложения, но Ришелье все еще пребывал в нерешительности. Он долго и жарко молился, прося Господа вразумить его, дать ему знак. Люинь, конечно, с каждым днем приобретал все большее влияние в стране и при дворе, перед ним заискивали, его ненавидели и боялись, но судьба его предшественника — Кончини — еще не стерлась из памяти. Однажды Ришелье уже делал ставку на временщика, причем не заигрывая с ним открыто, — и что получилось? Теперь же ему предлагают ни много ни мало породниться с фаворитом. Как бы колесо Фортуны, повернувшись в очередной раз, не подмяло его под себя…