Сфера Маальфаса - Долгова Елена. Страница 43

– Это была просто стычка на собрании баронов. Твоему отцу не повезло – встал не на ту сторону. Он умер быстро, в бою. Это хорошая смерть.

– Где тело отца? Я хочу увидеть его.

– Тело погребли в Эбертале. Поверь мне, все было сделано наилучшим образом.

Нора, выпрямившись, отвернулась к окну – на дворе муравьями суетились солдаты. Почему-то ей хотелось, чтобы Элеран не заметил ее слез. Она обернулась, когда ресницы уже высохли. Шарфенберг – что удивительно – сидел, терпеливо ожидая развязки дочерних переживаний. Девушка изумилась – на поясе Элерана висел меч. Оказывается, он так и вошел в ее комнату с мечом, словно она была низкорожденной служанкой. Нора, забывшись, с интересом рассматривала бледный, точеный профиль жениха. Шарфенберг неуловимо переменился – в нем сейчас было нечто от дорогой, но потертой монеты, которая прошла через множество цепких рук.

– Что еще?

– Нам нужно объясниться…

Он резко встал, почти отшвырнув в сторону кресло.

– Не будем медлить, это ни к чему. Сразу скажу – я сожалею и прошу прощения, что не смог тебя защитить. Возможно, если следовать канонам, я должен был умереть там, в холмах, со стрелой между ребрами, кровью на губах и небом в глазах – как поют в песнях.

– Я не обвиняю тебя за то, что ты не умер.

Элеран махнул рукой, отрезая прошлое.

– Оставь. Женское мнение в таких делах мало что значит. Я осудил собственную слабость и найду способ восстановить свою честь, эта война – не последняя в Церене. В сущности, я о другом… Между нами все кончено.

– Что ты хочешь сказать?

– После всего, что произошло, наш брак не может состояться.

Нора почти с жалостью посмотрела на Шарфенберга – в нем определенно что-то поблекло. Огонек тревоги мерцал в уголках красивых глаз, в углах рта залегли жесткие угловатые складки.

– Но я не гоню тебя, Элеран.

Шарфенберг остановился резко, словно запнувшись, и ошеломленно воззрился на невесту.

– Святой гром! Я вовсе не это имел в виду! Я хочу сказать, что женщина, репутация которой настолько испорчена, не может быть моей женой!

Кровь бросилась Норе в лицо – ее щеки по цвету почти сравнялись с волосами.

– Значит, я недостойна быть женой мессира Шарфенберга, который так гнал жеребца, что бросил невесту на поле боя?

Элеран заломил брови, довольно убедительно демонстрируя тоску.

– Что делать, краса земли и неба! Не я же выдуман эти условности. В конце концов, я не желаю, чтобы будущая баронесса Шарфенберг имела на чести хоть малюсенькое, совсем малюсенькое, пусть даже воображаемое пятнышко.

Нора хладнокровно отметила, что ни кричать, ни плакать ей почему-то совершенно не хочется, и…

– Ну что ж, нашу помолвку можешь считать расторгнутой по обоюдному согласию.

Элеран подавился концом фразы и уставился на наследницу Виттенштайнов с неожиданным интересом, будто впервые увидел рыжую деву.

– Я охотно проведу с тобою какое-то время, пока ты не придешь в себя после пережитого, разумеется, мы расстанемся не сегодня.

– Я в здравом уме и в твоем обществе не нуждаюсь. Я ничуть не сомневаюсь, что ты немедленно уберешь из гарнизона моего наследственного замка своих солдат, а из моих деревень – своих управляющих.

Элеран помедлил, колеблясь.

– Конечно.

Нора высокомерно кивнула и повернулась к окну, давая понять, что разговор окончен. Элеран молчал у нее за спиной, под его широкими шагами чуть потрескивали доски пола. По дыханию было слышно, как он остановился. Горячие пальцы коснулись ее руки.

– Послушай, не думай обо мне плохо. Мне больно и очень жаль.

Он помедлил и сильно сдавил сначала ее ладонь, потом – руку чуть повыше локтя. Виттенштайн вздрогнула и развернулась, вырываясь.

– Оставь.

– Я люблю тебя… Я схожу с ума при мысли, что мы расстаемся… Подожди…

Глаза Шарфенберга сделались тусклыми. Он не столько отвел, сколько оттащил девушку от окна. Уклониться от объятий Элерана помешал с одной стороны – стол, с другой – стена. Нора взвизгнула, почувствовав, как хрустнули тонкие косточки ребер.

– Не вырывайся… Постой. Тихо, тихо, не надо кричать. Тебе ведь уже все равно, так почему бы…

– Ах ты…

Последующую фразу на языке альвисов Элеран не понял, ее точно разящий смысл не добрался до затуманенного страстью разума героя. Будь по-иному, мнение Шарфенберга на предмет испорченности Норы получило бы самые веские подтверждения. Зато в следующее мгновение его ошеломила полновесная, звонкая пощечина, полученная от руки дочери Виттенштайнов.

Элеран отпрыгнул к стене, держась за полыхающую костром щеку. Нора бросилась к окну, распахнула оправленный свинцом переплет.

– Уилл! Уилл!

Старый солдат задрал покрытую шлемом голову, с удивлением разглядывая яростную гримаску хозяйки.

– Чем могу служить, госпожа?

– Поднимись ко мне, Уилл. Мессир Шарфенберг хочет с тобой побеседовать.

– Слушаюсь, миледи.

Шарфенберг уже чуть успокоился, взял со стола плащ, поправил пояс с мечом.

– Не трудись звать лакеев, Нора. Я ухожу. Прощай. Мне и в самом деле очень жаль.

Нора промолчала, хладнокровно рассматривая высокомерного Элерана. Красивый абрис лица несколько портили красные пятна от ее пальцев.

Помрачневший барон, чуть помедлив, ждал ответа. Не дождавшись, почтительно поклонился, повернулся и, задумчиво потирая щеку, вышел из комнаты.

Нора с озорством выглянула в распахнутое окно. Солдаты гарнизона пересмеивались во дворе, провожая дерзкими взглядами гордо выпрямленную спину Шарфенберга. Уилл с победным видом крутил сивый ус…

Вечер прошел спокойно, Нора поискала в своей душе печаль по разрушенному прошлому, но не находила ничего, напротив, ей было легко и спокойно. Только жаль отца. Виттенштайн взяла со специального поставца искусно переписанную книгу – любимую книгу матери, открыла случайную страницу:

Рядом, на том же поставце, блестел золотом увесистый том ученого ромея кира Бореуса «История Аморийской династии». Нора протянула руку к переплету, но так и не тронула его. Династии различны, да вот государи – все они одинаковы, с горечью подумала она.

Девушка легла спать, задернув полог кровати, но не в собственной старой комнате, а в комнате старого барона Виттенштайна, в которой испокон веков отходили ко сну грозные хозяева замка, а на стенах висели их прославленные клинки.

Под утро ее разбудил шум, топот ног по деревянным доскам коридора, крики женщин, лязг металла. Нора резко поднялась и удивилась, увидев над собой вместо привычного потолка пещеры – полог кровати, а вместо света масляной лампы – предутренний свет чуть занимавшейся весенней зари.

Она в одной рубашке подбежала к окну и выглянула во двор.

На плитах двора там и сям блестел иней позднего заморозка. Топча его, кучками и один на один, рубились солдаты. Звенели, скрещиваясь, мечи, гулко разносились хриплые выкрики. Кое-где на пятнах снега и камнях уже корчились раненые или лежали неподвижные тела, алела кровь. У части солдат на доспехах красовалась эмблема ее отца, у других – Элерана.

Алиенора видела, как Уилл, в последней, отчаянной попытке спастись, рванулся к подъемному мосту и дернул ручку – загремела освобожденная цепь. Мост опустился, но несколько длинных стрел тут же пригвоздили старого сержанта к створке полуоткрытых ворот.

Сердце Норы замерло на мгновение, а потом забилось, как пойманный зайчонок. По коридору стучали сапоги, шаги удалялись в сторону ее старой комнаты – той, в которой она не ночевала. Девушка подбежала к стене и попыталась снять один из мечей, кажется, это был клинок ее деда, меч-полуторник. Сил Алиеноры хватило на то, чтобы снять оружие со стены и, немного приподняв его двумя руками, неловко помахать. Она не умела драться, женщины Церена не должны сражаться, их удел хранить род…