Сфера Маальфаса - Долгова Елена. Страница 80

…Фон Фирхоф мешал, кроме того, он стал лично противен Тассельгорну. Быть может, тем, что встал на сторону, наделившую его навязанной свыше правотой. Это так – кто спорит? Но инквизитор был человеком и как человек оставался понятен. Мастер же – воплощение демона.

Мастер брезгливо поморщился, наблюдая за инсектус-охотой барона. Если человеческих чувств у него сохранилось и немного, то отвращение, несомненно, оказалось самым живучим из них. Существо, именуемое Тассельгорном, еще может быть полезно – разумный хозяин не несет груз, он навьючивает поклажу на мула. Но когда скот изработался и стал бесполезен – место ему на живодерне.

– Не позволите ли задать вам один вопрос, мессир? – Дьяволопоклонник равнодушно кивнул.

– Варвары равно не признают Бога и Дьявола. У них собственные демоны. Или боги? Впрочем, по-видимому, они не делают особой разницы между теми и другими. Зачем вам все-таки Сарган?

«Умен, – подумал Мастер. – Умное маленькое обреченное животное».

– Мне нужен не Сарган. Мне нужен властелин Империи, душой которого мог бы овладеть высший.

– Даже так? Отчего бы вам, мессир Мастер, не овладеть душой ныне правящего императора? Что мешало овладеть этаким пикантным образом покойным Гизельгером?

– Для некоторых магических актов мало желания творящего. Порой для получения желаемого результата недостаточно даже согласия… объекта.

– Как?! Получается, что я или некто другой не может продать душу дьяволу по собственному желанию?

– Вашу душу можете оставить при себе, барон. Вам заплатят не за вашу душонку, а за ваши… услуги. Что касается иных – тот, кто отдал себя моему повелителю, сохраняет для себя рассудок. А рассудок человека несовершенен. Такой человек, получив желаемое, склонен расторгнуть сделку, воображая, что может обмануть Сатану и вымолить прощение у его… конкурента.

«Дурак ты, Мастер, – подумал Тассельгорн. – Ты сам указал мне выход. Я теперь знаю, что не обречен».

Мастер тем временем продолжал со скучающим видом:

– Конечно, такой человек обманывает лишь самого себя, однако окончательный расчет по пунктам договора откладывается до его… словом, до того момента, который вы называете смертью. Мертвые в этом мире бесполезны. Поэтому нам нужен властитель Церена, стоящий по ту сторону того, что вы, люди, называете добром и злом. Не верящий ни в Дьявола, ни в Бога. Не ведающий. В некотором роде, если хотите – невинный. Варвар. Он не защищен древним правом свободного выбора, и ничто не мешает подчинить его рассудок, которого у него, собственно, не так уж и много.

Муха, до этого старательно окунавшая хоботок в лужицу пива, перевернулась кверху зеленым брюшком. Некоторое время ниточки лап подергивались, потом застыли, скорчившись. Тассельгорн смахнул мертвое насекомое на пол.

– Все так просто?

– Да.

Барон почувствовал облегчение. По крайней мере, одной загадкой меньше. А насчет невозможности обмануть Дьявола – мы это еще посмотрим, унылый бес.

О чем подумал Мастер, не узнал никто.

Людвиг задержал дыхание, потом осторожно выдохнул. Мир рассыпался на тысячу тысяч мелких осколков, потом осколки вновь соединились в ином порядке, и он увидел у самого лица полузасохший цветок клевера. Фон Фирхоф лежал на спине, на краю поляны, окруженной ельником. У виска – завернутый в полотно предмет округлой формы, справа рядом – снятое с пояса оружие. В висках стучал пульс, бешено колотилось сердце. То, что сделал Людвиг, почти вычерпало до дна его способности. Раньше ему не доводилось так близко подбираться к их пределу. Надо же. Муха. Стать насекомым невозможно, так же как стать невидимым – это противоречит законам мира, установленным Богом. Но можно убедить людей, что они не видят тебя. Людей, но не воплощенного дьявола. Однако почему бы не убедить маленькое насекомое на время одолжить магусу зрение и слух? Людвиг осторожно встал. Тело казалось чужим – но это пройдет.

Мир качнулся, земля едва не ушла из-под ног, желудок яростно взбунтовался, волшебник постоял немного, привыкая к ощущениям собственных рук, спины, ног. Лошадь мягко ткнулась в его плечо, дружески фыркнула. Фон Фирхоф поймал повод. Куда теперь? Людвиг печально усмехнулся. Кто бы мог подумать? Тассельгорн изменил императору. По барону явно тоскуют плаха и «меч правосудия», но судебная колесница Империи неповоротлива. Десять дней пути в столицу. Столько же обратно, если, конечно, удастся мгновенно убедить Гагена в правоте своих подозрений. За это время случится многое – и Мастер получит то, чего так жаждет остатком людского честолюбия на дне своей давно нечеловеческой души.

Людвиг собрался было осторожно сесть в седло, но чуть не упал, потеряв равновесие. Под ноги попал забытый сверток, грубая ткань наполовину развернулась, открыв тяжелый угольно-черный шар величиной с детскую голову. Сфера Маальфаса, страх и вожделение Справедливого… Как это похоже на Гагена! Посылать людей на смерть, чтобы отыскать способ возродить талисман. И запретить пользоваться талисманом строго-настрого, потому что это грех перед Богом. Людвиг тихо восхитился логикой императора. А ведь самое поразительное – Тассельгорн умудрился-таки склонить к измене отряд стражи фробургской миссии и даже нескольких баронов Империи. Это страх, понял фон Фирхоф. Эти люди знают больше всех. Они узнали, что с востока грозит не обычный набег – смерть стоит на пороге Церена. Они ничего не знают про Мастера. Они ничего не знают про последнее средство – Сферу. Они просто хотят жить, жить – и сохранить свои владения.

Магус задумался на минуту. Потом поднял шар, тщательно обернул тканью, положил в седельную сумку, легко и свободно вскочил в седло. Времени на размышления не оставалось – пришла пора действовать.

Когда стрелок из охранного десятка передал Дайгалу, что у ворот вновь объявился милосердно отпущенный «денунциант», альвис, уже исчерпавший за три последних дня способность удивляться, только кивнул. Людвига провели внутрь, но не в дом – без церемоний втолкнули в караульное помещение. Дайгал сам спустился вниз по крутой лестнице. Все это время у горла незваного гостя держали острое лезвие – виной тому был запоздало разнесшийся слух о сверхъестественных способностях Фирхофа. Альвис не показался Людвигу разгневанным, скорее усталым и озабоченным.

– Что тебе нужно, ищейка? Смерти хочешь?

– Помощи.

– Ты пришел не туда.

– Больше некуда.

– Я знаю, что каждое твое слово ложь, а то, что не ложь, все равно обман. Ну ладно, выкладывай.

Дайгал, как ни странно, почти не удивился, выслушав подробный рассказ инквизитора. Он лишь нахмурился и кивнул.

– Этого можно было ожидать. Бароны охотно продают души дьяволу. Чего ты хочешь от меня, предатель?

Людвиг объяснил.

– Пустить в ход Сферу? Ты свихнулся, доблестный. Во-первых, я не колдун. Во-вторых, я тебе не доверяю. В третьих, а какое мне дело до Империи?

Людвиг почувствовал, как гулко застучало его сердце. От того, что будет сейчас сказано, зависит все. Он слишком много спорил в последние дни, слишком много доводов и слов о целесообразности, упавших мертвыми листьями на вчерашние, ныне уже бессмысленные планы. И он заговорил – не о долге и благе Империи – о задыхающемся в дыму Оводце, пылающих яблонях, о мертвой девочке, которую он, маг, вынес из огня, бросив в грязь волшебную книгу. Дайгал слушал. При упоминании об убитом ребенке у него остановился взгляд, но это длилось не более мгновения. Людвиг рассказал о своем страхе и сомнениях, о запрете Императора, который решился нарушить. Дайгал молчал. Тогда Людвиг сознался в том, что было его собственным, тайным, спрятанным в сокровенной глубине души ужасом. Использование запретной магии навсегда, бесповоротно отнимет у белого мага Фирхофа волшебный дар. Дайгал пожал плечами.

– Это все? Я знаю, ты остер на язык. Ты надеешься убедить меня этим?

– А чего хочешь ты? Получить возмещение прошлых обид?

– Не кощунствуй, «небесная собака». Ты называешь обидой смерть тысяч людей, среди которых были невинные, были просто мои друзья.