Звёздное кружево: Любовь «от кутюр» - Бельфор Марион. Страница 3

Франческа поднялась, засунув руки глубоко в карманы, и небрежной походочкой направилась в сторону яхты.

— Ну, чего надо? — Ее голос звучал чуть хрипловато.

К счастью, она от рожденья обладала низким голосом, как большинство подростков этого региона. А в придачу к ее растрепанной шевелюре он как нельзя лучше подходил для того, чтобы скрыть ее девичью сущность. По крайней мере, до сих пор никто не догадался, что перед ним не разбитной сорванец. Сколько еще им с отцом удастся скрывать, что она девушка, зависело от того, как быстро она будет взрослеть. Пока что она была хрупким угловатым созданием, а долгие голодные годы задержали ее физическое развитие. В том возрасте, когда настоящие полукровки уже имели ребенка, а то и двух, груди Франчески легко скрывались под просторными рубашками, а бедра были узкими, как у мальчишки.

Когда вразвалочку она приблизилась к яхте, незнакомец подбросил в воздух и поймал крепкой загорелой рукой монетку:

— Хочешь заработать, паренек?

— И чего я должен делать?

Давно познавшая все теневые стороны этой жизни, Франческа понимала, что маскарад, к которому приучил ее отец, позволяет ей защититься от притязаний большинства, но далеко не всех мужчин. Иногда, предлагая картины отца в какой-нибудь забегаловке, она вдруг ощущала сальные прикосновения на своей спине или бедрах.

Тот, на яхте, не казался «голубым», но осторожность никогда не помешает.

— У меня нет команды, а мне надо сделать пару покупок. — Его взгляд скользнул по пирсу и далее к убогим постройкам. — Не сейчас — когда это Богом забытое место очнется ото сна. — Если пойду сам, то, вернувшись, не найду и сотой доли такелажа.

— Да уж, воров здесь пруд пруди, — снисходительно подтвердила Франческа.

— Может, ты и сам из них, — пробормотал себе под нос незнакомец по-английски. И, к своему удивлению услышал ответ на том же языке:

— Нет, сеньор, я не краду. По крайней мере пока что.

Он изумленно поднял брови:

— Что значит «пока»?

Франческа передернула плечами:

— Когда от многого возьмешь немножко, это не кража, а просто дележка. Я, наверное, тоже украл бы, если б был уж совсем голодный. А вы что, нет, сеньор?

Чужак окинул ее долгим задумчивым взглядом, и она уже пожалела, что ответила ему на его родном языке. Может, это возбудило в нем нездоровый интерес?

— Кто знает, вполне возможно, — неожиданно серьезно ответил тот, и добавил: — Ты не выглядишь так, словно каждый день ешь досыта, парень. Хочешь чего-нибудь перекусить?

— Ну, если у вас есть чего лишнее… — она перешла на испанский.

Незнакомец продолжал по-английски:

— Хочешь — поднимайся на борт, но жди здесь, на палубе. Я принесу тебе поесть.

С этими словами он повернулся и исчез в нижних отсеках. Она проследила за ним взглядом, пока была видна его мускулистая спина, такая же загорелая, как и грудь, которая лоснилась от пота. И не в первый раз позавидовала мужчинам — они спокойно могли обнажаться по пояс. С каким наслаждением она побегала бы нагишом, ну, по крайней мере, хотя бы в шортах и майке. Но отец запретил ей и это. Ее круглые коленки сразу выдали бы в ней девчонку.

А она хорошо знала, как девочки, сами едва еще вышедшие из детского возраста, рожали или попадали в бордели. Нет, у нее не было никаких иллюзий на тот счет, если бы обнаружилось, что она не мальчик…

Гринго вернулся с аппетитным сандвичем в одной руке и банкой пива в другой. Когда он протянул ей сандвич, Франческа впервые в жизни устыдилась своих грязных обломанных ногтей по сравнению с его, хоть и коротко остриженными, но ухоженными с невероятной тщательностью.

Франческа впилась зубами в свежий, с хрустящей корочкой хлеб, сдобренный куском холодной говядины и кружочками помидоров. Гринго открыл себе банку пива:

— А что ты здесь делаешь? Похоже, сам ты не отсюда.

Франческа, с набитым ртом, не сразу смогла ответить.

— He-а, мы здесь проездом.

И тут ее осенила гениальная мысль. Разве он не сказал, что у него нет команды? Может, они с Эндрю смогут подвизаться на его яхте. Ей было все равно, куда плыть — лишь бы подальше отсюда!

— Что значит «мы»? — последовал между тем вопрос.

— Мы с отцом.

— А как тебя зовут?

— Пако, сеньор, — ни секунды не промедлив, ответила Франческа. — Но мой отец англичанин. Он художник, и очень хороший, — добавила она от чистого сердца.

— А твоя мать?

— Она уже давно умерла. Я не могу даже вспомнить ее лица, сеньор.

— Может, у твоего отца и есть талант, но уж коммерческой жилки — никакой, если он не в состоянии даже одеть и накормить тебя!

— А разве многих художников признавали при жизни, сеньор? — рассудительно заметила Франческа. — И уж конечно, не в тех местах, где мой отец пишет свои картины! Ну кто, скажите, может купить здесь хотя бы пейзаж?

— Я, например. Если твой отец действительно талантлив. Как, кстати, его имя?

— Эндрю Хартли. А вас как зовут, сеньор?

— Беррингтон. Каспар Беррингтон. Я тоже из Англии.

— А нельзя ли мне… ну, я имею в виду, когда куплю все, что вам нужно, принести картины моего отца, чтобы вы посмотрели?

— Я сам зайду к вам. Где вы здесь живете?

— Вон в том отеле, — махнула рукой Франческа. — Но в нашем номере мало света, а его картины надо рассматривать при хорошем освещении.

— Ладно, скажи отцу, что я буду ждать его в шесть в баре отеля, и, если мы с ним сойдемся, я приглашу поужинать.

— И меня? — жадно спросила Франческа.

Тот рассмеялся:

— Что, все еще не наелся? Ну, хорошо, там посмотрим. Может, да, а может, нет. Ты вроде не такой уж запущенный, как кажется на первый взгляд.

С этими словами он взял Франческу за ухо и, может быть, не слишком нежно, но и не грубо подтянул к себе.

— Чистые. Странно, — констатировал он. — У большинства мальчишек в твоем возрасте в ушах хоть капусту сажай. Сколько тебе, четырнадцать? Пятнадцать?

Франческа подумала, что он дал ей так мало из-за того, что у нее не намечалось юношеского пушка над губой и были манеры мальчишек того возраста, когда у них еще не появились мускулы. Она проигнорировала его последний вопрос и гордо сказала:

— Не судите об отце по моему виду, сеньор! Он очень чистоплотный. Настоящий джентльмен, как и вы.

Каспар Беррингтон нанес ей легкий боксерский удар под ребра, от которого у нее выступили на глазах слезы.

— Не мели чепухи, парень. Ты ничего не знаешь обо мне. И говори по-английски. Читать умеешь?

Франческа молча кивнула, стараясь справиться со слезами. По крайней мере, ей стало ясно, что так просто лапши на уши ему не навешаешь. И вообще, не надо его выводить из себя, иначе из ее надежд выйдет полный пшик.

— Тогда прочитай это, — продолжал он, словно не замечая ее состояния.

Франческа без запинки пробежалась по списку покупок, который он ей протянул. Его почерк был каллиграфически красив и выдавал в нем образованного человека. Он удовлетворенно кивнул и выдал ей денег.

— Не воображай себе, что можешь попросту исчезнуть с моими деньгами. Я тебя достану хоть из-под земли и выпорю, — предостерег он, кивнув на серебряную пряжку на своем ремне.

Ее зеленые глаза полыхнули огнем. Она возмущенно огрызнулась:

— Сказал же вам, что я не вор!

— Будем надеяться. Давай, лети! — подшлепнул он ее под зад.

Прежде чем «полететь» за покупками, Франческа забежала в отель. Отец уже проснулся, но все еще боролся с ужасающим похмельем.

— Ради бога, детка, — схватился он за голову, — можно не хлопать так дверью?!

Эндрю Хартли было едва за сорок, но он производил впечатление человека, которому хорошо за шестьдесят. Франческа прекрасно понимала, что в таком его состоянии говорить с ним было совершенно бесполезно. Она растворила в воде пару таблеток аспирина, протянула ему стакан и, переждав минут десять, осторожно начала:

— Отец, послушай! Я тут переговорила с одним англичанином. И, если ты правильно поведешь дело, он купит пару твоих картин, а может, и возьмет нас с собой на яхте. В шесть ты должен встретиться с ним внизу, в баре. Эй, слышишь меня? Ну, пожалуйста, приди наконец в себя! Есть еще два часа. Слышишь, папа, это наш шанс! Может, наш последний шанс!