Хрустальный поцелуй (СИ) - "свежая_мята". Страница 22

Честно — я не хотела об этом говорить. Ответов на эти вопросы не было даже у меня самой, разве что только самый очевидный — я боялась потерять его и лишиться единственного человека, которому я была, надеюсь, дорога. Это казалось мне эгоистичным, а еще — слишком очевидно выдающим мое истинное отношение к Хансу. Поэтому я не хотела открываться — просто не была готова.

— Потому что люди меняются, а всем угодить нельзя, — сказала я, придумав достойный ответ.

— Я тебя ведь все равно не оставлю.

Я усмехнулась и отвернулась к окну, надеясь, что Ханс не увидит того, как заблестели мои глаза от слез, потому что я хотела верить, что он не оставит. Хотела и боялась одновременно.

Больше он ничего не спрашивал, продолжая по-прежнему держать меня за руку.

Вечером мы сели ужином, и я решила, что сейчас — самое подходящее время, чтобы подарить ему портсигар. Я отошла под предлогом того, что мне нужно в ванную, а вернулась — держа в руках сверток, который смущенно протянула Хансу.

— У нас в ванной раздают подарки? — рассмеялся он, принимая подарок. Я не ответила, смиренно ожидая его реакции, и он принялся аккуратно убирать бумагу.

Я замерла в ожидании. Мне так сильно хотелось, чтобы ему понравилось, что я, мне казалось, даже дышала через раз, боясь его спугнуть или отвлечь.

Наконец, он развернул портсигар и поднял на меня удивленный взгляд.

— Это подарок, — поспешила пояснить я. — Тебе. Просто ты так много для меня делаешь и сделал, я не знала, как тебя отблагодарить. И вот решила…

Я не знала, что ему сказать. Любое слово сейчас ощущалось, как глупое, никому не нужное оправдание. И я замолчала, уставившись на свои колени.

— Это очень приятно, — раздался голос Ханса. Я продолжала буравить взглядом ноги, не рискуя посмотреть на него. — Почему ты решила подарить именно портсигар?

Вопрос сбил меня с толку. И я все-таки взглянула на Ханса.

— Не знаю, — честно ответила я. — Просто подумала, что он будет тебе полезен. И, если честно, ничего другого как-то в голову не пришло.

Он улыбнулся — тепло и солнечно, так, как я любила больше всего. У меня внутри все застыло.

— Тебе не нравится? — шепотом спросила я. Голос пропал от страха. И, наверное, со стороны я смотрелась до ужаса жалко.

— С ума сошла? — рассмеялся Ханс. — Мне очень нравится. Спасибо тебе. И да, ты права. Он будет мне полезен, хотя я стараюсь курить как можно реже.

Это я заметила сама. Я редко видела, чтобы Ханс курил, очень редко, и думала, что он просто старается не делать этого при мне.

Я испытывала странные чувства по поводу его реакции. Казалось, что я ждала чего-то другого, каких-то других слов, но, наверное, дело было во мне. И найти этому причину я не могла.

— Честно, — снова сказал Ханс. — Слышишь? Я совершенно искренне говорю, что мне нравится твой подарок.

Я кивнула и постаралась улыбнуться.

Разговоры у нас в тот вечер не заладились, и я рано заснула, потому что у меня разболелась голова. Наверное, сказывалось нервное напряжение из-за того, что я так долго и так много всего таила в себе.

Но утром все стало как раньше, и я поспешила выбросить дурные мысли из головы.

========== 21. ==========

На мой шестнадцатый День рождения Ханс подарил мне то, о чем говорил еще пару лет назад, —дубленку. Я только рассмеялась, получив объемный сверток и примерив вещь. Конечно, она мне подошла. Ханс никогда не промахивался с выбором подарков для меня. Но мне действительно было смешно — неужели он все это время помнил о дубленке?

— Ты такая забавная, — сказал он, когда мы ели праздничный торт. Я удивленно переспросила, что он имеет в виду. — Не знаю. Просто ты как будто не удивлена подарку.

Я рассмеялась еще громче.

— Я не знаю, помнишь ли ты, — объяснила я, — но на первое наше Рождество ты спрашивал, можешь ли подарить мне дубленку. Я тогда отказалась. А ты все равно это сделал.

Ханс рассмеялся вместе со мной.

— Не могу придумать, что тебе на это ответить, — улыбаясь, сказал он. А потом вдруг заметно погрустнел. — Знаешь, наверное, если бы я мог, я бы подарил тебе намного больше.

Я почувствовала, что краснею.

— Ты и так делаешь для меня очень многое, Ханс. Я никогда не смогу отблагодарить тебя так, как этого заслуживаешь.

Он покачал головой, не соглашаясь с моими словами, но не спеша ничего говорить в ответ. Я молчала тоже. Ковырялась в торте, занятая своими мыслями.

Зачем он это делает? Я пыталась понять, что же он хочет, к чему, в конце концов, все должно прийти, но ответа не было. Мне очень хотелось попросить его перестать — перестать быть таким хорошим, добрым, внимательным. Перестать быть таким невозможным, потому что я умирала от того, что происходило внутри меня. Но вместе с тем — не могла ни о чем просить его, ведь я любила его именно таким. И это убивало меня. Я хотела определенности и — совершенно точно — не хотела чувствовать к нему ничего, потому что понимала, что это только усложнит все, может, даже испортит жизнь не только мне — себя мне жалко не было, — но и ему. И в последнюю очередь я хотела проблем Хансу.

Я задумчиво посмотрела на него, но он смотрел в другую сторону и не заметил моего взгляда. Я смотрела и пыталась запомнить его, будто никогда раньше не видела, разглядывала его, будто пытаясь что-то найти. И впервые обнаружила у него в волосах светлую прядь — седую прядь. Она была едва заметной, просто отблеск серебра, который можно было бы принять за игру света, но я рассмотрела внимательно. Это была седина.

Мне в голову пришла неожиданная мысль — я ведь по-прежнему ничего о Хансе не знаю. Ни о возрасте, ни о семье, ни о том, кто он вообще такой. Даже его чертов день рождения не знаю! Осознание этого меня неожиданно разозлило, но я поспешила взять себя в руки. Я могла бы расценить это как недоверие, но было ли мне действительно какое-то дело до этого? Разве мне мешало это? Ведь кем бы Ханс ни был, я всегда была ему дорога. И я это знала. Чем бы он ни занимался, мне он не причинил никакой боли и от него я всегда видела только хорошее отношение и к себе, и к окружающим его людям.

Возможно, и не было нужды открываться передо мной. Хотя это казалось нечестным — ведь обо мне он знает больше, чем все.

Это странное осознание больно кольнуло где-то внутри, но я решила отогнать его подальше и, по возможности, об этом не думать.

Укладываясь спать, я все-таки смогла нормально поблагодарить его за подарок.

— Спасибо тебе, — сказала я ему. — И за дубленку, и за сам праздник. Когда-нибудь я смогу сделать для тебя что-нибудь такое же хорошее.

Он усмехнулся.

— Просто оставайся рядом, — будто бы обреченно сказал Ханс и, не дождавшись моего ответа, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

С тех пор, как я переехала к нему, мы спали раздельно. И мне жутко не хватало его теплых, уютных объятий, но я не могла просить его о таком — выдала бы себя сразу же, не успев договорить фразу.

И поэтому я полночи провалялась без сна, ворочаясь с боку на бок, не в силах выбросить его слова из головы. Я окончательно перестала понимать, что же он пытается сказать, когда произносит что-то настолько расплывчатое. И это меня пугало, потому что терять Ханса я не хотела. Ни за что.

========== 22. ==========

Осенью в стране было особенно неспокойно. Даже на улицах чувствовалось напряжение, казалось, что вот-вот разразится буря. Воздух звенел от недосказанностей, небо выглядело слишком серым и тяжелым. И даже ветер звучал иначе, навевая тоску.

Все будто замерло в ожидании чего-то неизвестного, но пугающего. Чего-то, что точно должно было изменить все. Чего-то, о чем было страшно подумать, но о чем каждый, так или иначе, догадывался.

Но пока что было тихо. Слишком тихо. Слишком боязно.

Я боялась тоже. По стране волнами катились аресты по разным причинам, но чаще всего главным было происхождение, корни, имена, национальности. Я напрягалась каждый раз, читая в газете новую сводку новостей или слыша что-то такое по радио. Потому что мои родители приехали из России. И плевать, что фамилия была исконно немецкая, а в России у меня никого не было. Вряд ли бы этот факт остановил кого-нибудь, если бы решили меня арестовать.