Мерцание золота - Кожедуб Александр Константинович. Страница 32
— Так, или ключ, или я прихожу с участковым.
— Бери, — достала она из заднего кармана джинсов ключ. — Уже и пошутить нельзя.
— Стукну, что ты проституток держишь, тебя саму выселят.
— Не стукнешь, — ухмыльнулась Марина. — На проституток ни у кого рука не поднимется.
Она, конечно, была стерва, но рассуждала вполне здраво.
— А что за туберкулезный на кухне шьется?
— Из заключения вышел. Куда-то ведь надо прописать, решили к нам. У нас ведь полно пустых комнат. Слушай, у тебя нет человека, чтоб пришил его? Я заплачу.
— Я этих твоих шуток не понимаю, — сказал я. — В доме напротив работаю.
— А там суд, — снова ухмыльнулась Марина. — Они убийц каждый день на заседания привозят. Можно договориться с любым из них.
— У нас напротив сначала издательство, а потом уже суд. Как это тебя до сих пор не посадили…
— Не дождешься! — расхохоталась Марина. — Ладно, некогда мне с тобой лясы точить. Жалко, что ты не хочешь договариваться.
С такими, как Марина, я действительно договариваться не хотел и не умел.
Но и посвящать Белугина в свои квартирные передряги тоже не имело смысла.
— Особняк построил? — спросил я.
— Какой особняк? — покосился на меня Белугин.
— Ну, какой… Как у Балбесова, например.
— Сейчас не до особняков, — тяжело вздохнул Владимир Ильич. — Вон сколько народу перемёрло: Славка, Сашка, Серега… И все, заметь, молодые.
— Так ведь бизнесмены, — тоже вздохнул я. — Сам говорил: удел избранных. Но ты лично не пропадешь. Медальеры во все времена хорошо жили.
Владимир Ильич испытующе посмотрел на меня. Он не мог понять, насколько глубоко я погружен в тему.
— Ладно, — сказал он. — Что слышно во Внукове?
— А что Внуково, — пожал я плечами. — живем. Провели газ, пристройки соорудили. У Бочаренко она намного больше, чем у меня.
— У него Маринка богатая, — сказал Белугин. — Слушай, твою коммуналку еще не расселяют?
Я поразился его проницательности. Все-таки не зря он стал бизнесменом.
— Началось, — кивнул я. — Какие-то маклеры с брокерами появились.
— Так ведь центр города, — назидательно поднял вверх указательный палец Белугин. — Смотри не продешеви.
Вокруг нашей одиннадцатикомнатной коммуналки действительно началась суета. Соседки ничего мне не говорили, но шила в мешке не утаишь. И в конце концов маклерша сама вышла на меня.
— Что вы хотите за свою комнату? — спросила она.
— Квартиру, — сказал я.
— Какую? Где? — терпеливо допытывалась она.
— Ну, какую… Трехкомнатную все равно не дадите. Район — метро «Юго-западная».
— Дорогой район, — вздохнула она. — И мы не даем, а покупаем. Вы здесь один прописан, значит, и квартира однокомнатная. Ладно, будем искать.
На какое-то время она пропала. А соседки определенно нервничали. Во-первых, они перестали со мной разговаривать, а во-вторых, переругались между собой.
— Хальт! — как-то заступил я дорогу Алевтине, пытавшейся прошмыгнуть на кухню.
— Ничего не знаю… — попятилась она в свою комнату.
Я вынужден был схватить ее за руку.
— Что происходит? — спросил я, глядя на Алевтину в упор.
— Трехкомнатную хочет! — округлила глаза Алевтина. — а у самой девятнадцать метров и один сын прописан.
— У тебя тоже одна дочка.
— Я хочу двухкомнатную.
— А район?
— Где-нибудь в Строгине…
— Туберкулезный тоже в Строгине?
— Он в больнице. Может, и не дождется квартиры.
— Понятно, у нас выживает сильнейший. А кто нашу квартиру покупает?
— Не знаю, — пожала плечами Алевтина.
Похоже, ей и в самом деле было плевать, кто позарился на эту добитую коммуналку. А мне — нет, поскольку я въехал в комнату последнего из Званских. Именно ему, председателю Российского музыкального общества, принадлежала когда-то эта красота из одиннадцати комнат.
— А его расстреляли, — сказала Алевтина.
— Откуда ты знаешь? — удивился я.
— Да уж знаю, — показала мне язык Алевтина. — И пьяницу, вместо которого ты въехал, тоже знаю.
— А про то, какой конец ждет тех, кто слишком много знает, тебе известно?
— У меня чайник на кухне! — попыталась отодвинуть меня бедром Алевтина.
Была она крупная и мягкая, а такие дамочки мне никогда не нравились.
— Иди, — пропустил я ее. — Но запомни — у них длинные руки.
— У кого? — остановилась Алевтина.
— У новых русских. Отберут комнату, а саму по башке и в канализационный колодец.
Между прочим, про канализационный колодец я не выдумал. У нас во Внукове из одного такого колодца достали старичка, квартира которого была приватизирована бандюганами из Солнцева. Теперь мимо этого колодца я проходил не то чтобы с опаской, но с неприятным чувством.
— Наша Татьяна нормальная, — сказала Алевтина.
— Маклерша? — усмехнулся я. — С виду они все нормальные. А что за квартиры нам всучат, никто не знает.
— Думаешь, обманут? — запахнула на груди халат соседка. Ей вдруг стало зябко.
— Ты откуда в Москву приехала?
— Из-под Рязани.
— Ну и сидела бы там.
— Так ведь у нас ни мужиков, ни работы.
Она стремительно повернулась и исчезла в темноте коридора.
В Москве, конечно, с мужиками и работой было проще. Но у Алевтины не было мужика, а у Марины работы. Обе, правда, не сильно горевали об этом.
— У Маринки мужики приходящие, — донеслось из темноты.
— У тебя и таких нету, — сказал я.
— А нам и не надо.
В принципе мне было все равно, есть у моих соседок мужики или нет. А вот квартирный вопрос волновал.
— Так кто все-таки покупает нашу квартиру? — спросил я маклершу при следующей встрече.
— Не знаю, — спрятала она глаза.
«Врет», — понял я.
— Все равно ведь узнаю.
Татьяна зыркнула по сторонам, вздохнула, притянула меня к себе и жарко дохнула в ухо:
— Березовский.
Вот это было похоже на правду. Никто другой одиннадцатикомнатную квартиру с дырами в потолке потянуть не мог, только секретарь Совета безопасности.
— Пусть берет, — сказал я, — богачам тоже жить надо. А у нас и суд, и казино, и Кремль рядом. Хорошее место.
— Вам бы только смеяться, — осуждающе взглянула на меня Татьяна, — а я уже с ног сбилась. Поедем завтра квартиру на Волгина смотреть.
Вот так, потихоньку-полегоньку, я и отправился из центра на запад столицы. Но это был типичный маршрут для большинства москвичей. Страна медленно, но верно переваливалась на рельсы капитализма. Советские рельсы уперлись в тупик, теперь надо было как следует потрястись на капиталистических ухабах.
— Паркет забирать будешь? — спросил Белугин, когда я сказал ему о переезде.
— Какой паркет? — опешил я.
— У тебя же квартира старая, значит, и паркет наборный, — растолковал Владимир Ильич. — Если забирать не хочешь, продай. У нас же рынок.
Я понял, что медальеры все же сильно отличаются от писателей.
— А что, и возьму, — сказал Васильев, когда я ему заикнулся о паркете. — Бесплатно, конечно.
— Бери, — махнул я рукой.
Я знал, что бизнесмен из меня не получится ни при каких обстоятельствах, поэтому легко мирился с материальными потерями.
Впрочем, в России действовали законы, отличные от западных. В ней, например, везло дуракам, и в строгом соответствии с этим постулатом нам на голову упала машина.
По какому-то немыслимому бартеру Алене на работе выделили автомобиль.
— Как лучшему редактору? — уточнил я.
— Наверное, — пожала она плечами.
Я в бартерах ничего не понимал и не сильно удивился, что за пару вагонов с книгами издательство получило от ВАЗа несколько машин.
— Когда едем получать? — спросил я.
— Завтра, — сказала жена.
— Куда?
— В Яхрому.
Ну что ж, в Яхрому так в Яхрому. Хорошо уже, что не в Набережные Челны.
В Яхрому мы поехали на машине Леонида, брата Алены. Перед тем как в нее сесть, я положил в сумку Книгу рекордов Гиннесса, только что вышедшую в издательстве Алены.