По своему обычаю (Формы жизни русского народа) - Гончаренко Екатерина "Редактор". Страница 25

Такая загадочность и тайна побегов создала у нас в народе целые мифы о чародейских и волшебных побегах многих знаменитых разбойников и преступников с помощью чашки воды, нарисованной лодки и тому подобного, которые между тем объяснились просто таинственной помощью арестантской общины. Общий уговор и взаимная помощь, конечно, имели еще более значения при общих побегах. Вследствие заговора разбегались с заводов десятки каторжных по одному крику в разные стороны, так что конвою не было возможности пуститься в погоню и приходилось ограничиваться спешной и неудачной стрельбой. Точно так же разбегались целые сибирские партии.

Благодаря фатальной судьбе русского ссыльного и бродяги, многим и многим из них еще придется встретиться. Бесчисленное количество ссыльного люда с заводов и каторг, с мест водворения и поселения, погоревав на чужой стороне, под влиянием отвращения к месту ссылки, под влиянием влечения к родине, снова уйдут в бега или, под тяжестью нужды и преступления, придут к стенам того же острога, который станет их неизбежным уделом в заколдованном кругу их несчастной жизни. Часто, в глухую осеннюю ночь, посреди вьюги и снега, около сибирских острогов слышатся крики: «Караул! Караул! Спасите!» Кто же это? Это бродяги, закончившие летнее странствие, полузамерзшие, окоченелые, голодные, просят убежища в единственном приюте своем — остроге. И куда же, в самом деле, идти этому несчастному и гонимому, которого преступление лишило навсегда родины и не дало ни сил, ни всеобъемлемости сердца, чтобы привязаться к чужому отечеству? Где найти ему место, к чему прилепиться, как не к семье таких же несчастных? И вот эта община снова явилась его приютом, куда он принес свое горе, свою исповедь и раны наболевшего сердца. Эта община собратий становится ему матерью, у которой на груди он хоть на время успокоит и залечит свою буйную искалеченную голову.

Источник: Ядринцев, Н. М. «Русская община в тюрьме и ссылке», 1872.

10. Беглые и бродяги в Сибири

Как ни разнообразны причины бродяжества, вследствие индивидуальных побуждений каждой личности и разнохарактерности обстановки субъекта, но их можно все-таки формулировать. Понятно, что общая основная причина скрытной бродячей жизни есть неудовлетворительность окружающей обстановки, в которую поставлен человек, — бедность, нужда, голод, желание избежать наказания за преступления и т. п. Так как в Сибири по преимуществу бродяжничают ссыльные каторжные, ссыльные поселенцы и дезертиры, то мы и будем говорить только о них.

Более всего побуждений к бегам существует, конечно, у каторжных. Первый побег каторжных объясняется страхом наказания и желанием избавиться от долголетней каторги, наложенной за преступление, подвергшее его ссылке. Часто бегут с дороги, из острогов и едва добравшись до завода. Бегство имеет целью не постоянное бродяжество, а желание после поимки показаться поселенцем, солдатом или просто непомнящим, а не каторжным. Во время бродяжества и в острогах подыскивается случай сослаться на какое-нибудь лицо и затем совершается побег, имея в виду, что во время следующей поимки бежавший даст новые показания и переменит свою участь. Это удается и нет. Выходят ложные справки, т. е. показания не подтверждаются, клейма обнаруживаются, знаки прежнего наказания также уличают, и вот приходится отвечать за побег, как каторжному, хотя иногда и не открывшему завода или рудников, куда он был прежде сослан. Снова ищется случай бежать и вновь показаться на кого-нибудь, снова не удается, и так идет у некоторых целая жизнь по необходимости в бегах и бродяжестве. Все здесь зависит от первого побега, неудача которого затягивает в дальнейшие побеги по необходимости. Наказание, определяемое на 30, 40 лет и без срока, разумеется, не может исправить человека, которому решительно все одно, наказывают его или нет. Не видя конца своему наказанию, он ищет спасения только в побеге. Так образуются вечные бродяги.

Выходя утром на работу, каторжные, подготовив кандалы, легко снимают их; другие освобождают одну ногу и цепь берут пока в руки; раздается «ура»; человек пять отчаянных голов вылетают из-за цепи конвоя и, как бешеные, кидаются к лесу. Раздаются выстрелы. Двое-трое ранены или убиты; остальные уходят. Идущие знают наверное, что кому-либо из них суждено пасть под пулями, но здесь свобода или смерть ставятся на карту. Выбравшиеся из-под пули, они, как одурелые, мчатся несколько верст в тайгу и, как сами говорят, блуждают несколько дней в каком-то помешательстве от ужаса и боязни; часто ни не могут найти себе дороги и возвращаются на тот же прииск. Но исступление проходит: они сидят по нескольку дней в трущобах, пока пройдет погоня, с фунтом-двумя хлеба и, только истощенные, ночью прокрадываются, чтобы выпросить его на дорогу у приятелей и собратов на своем или чужом прииске. Затем тихо-тихо, по укромным тайгам, ночами, под страхом встретить бурята или мужика с винтовкой пробираются они к Байкалу.

За побег каторжному дают от 40 до 100 плетей и набавляют срок работ; второй и третий побег ставит арестанта в безнадежность выйти когда-нибудь с завода легально.

Вслед за каторжными к бродячему люду нужно отнести поселенцев. Причинами побегов ссыльных с поселения служит неестественное положение в месте ссылки, — гнетущая тоска, вторичное преступление и желание избежать наказания, наконец, бедственное экономическое положение. На поселение ссылаются или прямо из России, или выходят туда с заводов и рудников по пробытии сроков. Как те, так и другие, и по своему характеру, и по местным условиям труда, мало были склонны к нему, как и к оседлости.

После поселенцев в бродячем люде является более всего дезертиров и рекрутов; они здесь скрываются под именем «непомнящих родства». Все они стремятся обойти службу и выйти, по крайней мере «на вольное поселение», но поступают в общий ссыльный водоворот и проводят жизнь только бродягами и каторжниками.

Если мы окинем взглядом большую сибирскую дорогу от большого нерчинского завода до границы пермской губернии, то увидим целые массы народа, снующиеся по ней группами в 10, 20, а иногда и 40 человек. Растянувшись по дороге, они то обгоняют друг друга, то отстают, то группируются на мельницах, на заимках, на пашенных избушках, то разбиваются и парами расходятся по деревням, лежащим близ тракта. Это — сибирские бродяги. Они идут большим трактом, как кратчайшим путем, идут и проселками по правую и левую сторону дороги, заворачивают в сторону, кружатся по деревням и снова выходят на большую дорогу. Некоторые пробираются тайгой, где прямее, — некоторые плывут реками; но у всех у них, несмотря на запутанность пути, одно направление; они все стремятся достичь иркутской губернии, по преимуществу Забайкалья. Поток их направляется на запад, к России; по пути он увеличивается притоками новых беглецов с разных заводов и поселения. Идут бродяги массами по дороге; их никто не останавливает: идут и по деревням свободно, в отрепье, без рубах, в арестантских халатах с тузами, иногда с бритыми головами. Отдыхают по балаганам, лачугам, а чаще всего в деревенских банях. Крестьяне охотно дают приют этим странникам и смотрят на них снисходительно. В банях и разных избушках проводят бродяги зиму: это — самое трудное время для них; но прошла зима, засветило апрельское солнце, — и вылезли и потянулись по дорогам закопченные бродяги.

Сибирское бродяжество заключает в себе все элементы отдельной корпорации. Одинаковые условия жизни, одинаковые интересы, одинаковые цели и судьба создали из бродяг довольно солидарную массу, которая имеет общественную силу и свое общественное мнение. Сходство обстановки породило одинаковые нравы и воззрения, правила и законы.

Наконец, внутренняя жизнь корпорации потребовала и известных гарантий безопасности и своего уголовного кодекса. Жизненный опыт, выработанный бродяжескими поколениями, дал свои правила и доктрины, которым невольно подчиняется всякий выступивший на бродяжескую дорогу. Там, где представляется случай, бродяги всегда соединяются в одно общество: это особенно легко заметить в остроге; здесь бродяги не смешиваются с остальными арестантами, живут своей средой, имеют свою особенную администрацию, т. е. старосту и писаря, свои сходки, свою кассу и майдан. Во время бродяжества они также, при первой возможности, стараются соединиться в отдельную общину.